Пушкарь Собинка
Шрифт:
Никифор выругался крепко:
— Вот она, княжеская повадка! Чуть чего — в кусты. А с Ордой кому драться? Мужику!
— Не все князья так, — возразил Собинка.
— Верно, не все — многие.
Вскорости, однако, великий князь Иван Васильевич вернулся к войску.
Иные говорили: ездил мириться с братьями. Другие: встретили, мол, его москвичи так, что хочешь не хочешь пришлось обратно поворачивать оглобли.
Собинка усмехнулся про себя. Вспомнил деда Михея. Должно, не обошлось без него и его друзей.
А
Переплыл холодную речку ордынский воин. Надеясь на богатую награду, сообщил великому князю Ивану Ивановичу и воеводам его:
— Завтра хан Ахмат с войском будет здесь…
Одарили воина щедро. Но до времени приставили крепкую стражу. Хотели убедиться: не обманул ли, не был ли ложным перебежчиком, а в самом деле вражеским лазутчиком?
Но нет, добро послужил великому князю. Утром, как и доносил, подошёл к реке Угре хан Большой Орды Ахмат со всем своим многочисленным свирепым и хищным воинством.
Место выбрал с толком и умом.
Перед ним не широкая Ока — Угра узкая. И броды, которыми предстояло перейти, мелкие. Рядом земли Ахматова друга и союзника, великого князя литовского и короля польского Казимира, войска коего ждал себе в помощь хан Большой Орды.
Случилось то месяца октября в восьмой день года одна тысяча четыреста восьмидесятого.
Ночь накануне плохо спали русские ратники. Впереди бой. Кому ведомо, чем кончится? И думал каждый: может, придётся сложить голову в том бою, тогда останется жена горькой вдовой, а ребятишки — сиротами…
Собинка тоже бодрствовал почти всю ночь. С разрешения дядьки Савелия и Евдокима остался подле Никифора-пушкаря и его двух помощников. Стерёг вместе с ними грозную пушку Вепря и боевые припасы, сложенные на двух телегах.
Того утра вовек не забыть Собинке.
Едва стало светать, солнышко ещё не выглянуло из-за тёмного леса, на правом берегу — всадники. Не один, не дюжина. Число бессчётное разом. Ровно тараканы в избе худой хозяйки. Куда ни глянь — повсюду кишмя кишат. Шлемы-шапки острые. В блестящих или кожаных доспехах, в стёганой одежде. У иных кривая сабля или копьё. У большинства же приторочены к сёдлам луки и по два колчана со стрелами.
— Началось… — перекрестился Никифор троекратно. Приказал: — Заряжай, ребята!
Помощники его, Гришка с Порфишкой, без суеты и спешки подали пороховой заряд и остальное, что надобно. Собинку разбирает нетерпение. Кажется ему, уж больно всё делается медленно. Поторопил невольно:
— Скорее!
— Поспешишь — людей насмешишь… — огрызнулся Гришка.
— А сам иной раз наплачешься вдосталь… — добавил Никифор.
Ордынские воины тем временем на всём скаку — в реку.
— Ала-ла! Ала-ла! — донёсся дикий, леденящий душу крик.
Зазвенели
Только ведь и там не дремали. Когда показались на правом берегу Угры всадники, запели громко на левом боевые трубы. Изготовились ратники к битве.
И во время единое с ордынскими полетели русские стрелы. Захрапели, шарахнулись татарские кони. Многие нападающие полетели в воду.
Первая волна словно натолкнулась на невидимую преграду.
— Так их! — возликовал Собинка. — Будут знать, как ходить разбоем на нашу землю!
Однако длилось замешательство короткое мгновение.
Воины, что скакали за первым, вырвались вперёд. Рой тяжёлых стрел стал гуще.
Молодой весёлый парень, по имени Глебка, — хорошо знал его Собинка — вдруг словно замер в изумлении. Толстая, оперённая стрела воткнулась ему в грудь. Не охнув даже, повалился Глебка навзничь. Кинулся к нему Собинка. Тот мёртвыми, невидящими глазами уставился в небо.
Самую малость мешкал Собинка.
— У, ироды! — процедил с ненавистью.
Высвободил из Глебкиной руки лук. Достал новую стрелу. Со тщанием прицелился во всадника, что убил Глебку. Приметен был — в блестящих, отливающих золотом доспехах и шлеме с алыми перьями. Натянувши прежде до отказа, спустил тетиву лука. Рванулась из рук стрела. Словно тоже торопилась отомстить за Глебку. И — отчётливо увидел Собинка — качнулся злодей в седле. Выпустил круто изогнутый лук.
— Получил?! — с торжеством воскликнул Собинка.
И поторопился.
Метким получился выстрел. Да бессильной оказалась Глебкина стрела против железных доспехов.
На лету подхватил всадник лук. Выпрямился в седле. Рванул стрелу из колчана. И ту стрелу нацелил, как показалось Собинке, точнёхонько ему промеж глаз. Вот она, смерть неминучая! И куда от неё денешься?!
Однако нашёл спасение, а может, отсрочку Собинка.
Брякнулся животом оземь.
Свистнула над самой головой стрела. Волосы пошевелила. Впилась злобно в дерево, что стояло позади.
— Живой! — обрадовался Собинка.
И тоже прежде времени.
Поднял голову. Всадник в блестящих доспехах ещё ближе. Метит новой стрелой.
Оборвалось всё внутри у Собинки.
«Теперь конец», — подумал со страхом.
Распластался на песчаном берегу, словно лягушка. Только, не в пример ей, не может никуда прыгнуть. Для того прежде надо встать на ноги. А времени-сроку, даже самого малого, нету. Втянул голову в плечи. Сжался комочком. Крепко зажмурил глаза. Ждал: сейчас ударит, вонзится ордынская стрела, и закричит он от боли, встречая свой смертный час в бою на Угре-реке. Повалится на сырой песок, как Глебка.