Пушки и колокола
Шрифт:
– Иисус говаривал: коли в правую щеку ударили тебя, так и левую подставь. Ему я готовился вверить Великого княжества Литовского земли, на волю Господа да патриарха уповая. А еще – породниться предлагал, дочь мою в жены отдав. Ягайле то все не по душе пришлось… Судьей ему Бог и будет. И если он от клятвы своей отказался, волю Божью поправ, то я грех на душу этот не возьму. Своею волею я обещал свою кровь с кровью потомка великого Гедимина связать, да земли наши объединив, единого наследника поставить. Обещание то назад уже не возьму, кары Господни страшася.
– Если ты не забыл, то я – тоже потомок Гедимина, –
– Твоя правда, – чуть заметно кивнул Дмитрий Донской.
– И ты сдержишь свое слово, если заключишь союз со мной!
– Союз? А какую цену я заплачу за него?
– Ты не заплатишь ничего! Напротив: получишь Великое княжество Литовское и мою верность!
– Если бы сейчас передо мной был Ягайло, я бы поступил так, как учит моя вера: простил и подставил вторую щеку. Да вот незадача, с тобою мы впервые с глазу на глаз.
– И что?!
– Спасителя нашего веру, вон, тоже испытывали, посулы предлагая. Так то – Божий Сын. А как мне, грешнику окаянному, понять, что искус диавольский, а что – дар божий.
– Ты мне не доверяешь?! – напрягся Витовт.
– Тебе? – в ответ поразился Дмитрий Иванович. – Не в чем мне тебя винить, нет на тебя обиды.
– Так в чем же дело?! Чем тебе не люб союз с потомком Гедимина?!
– Перед Диаволом страх, тебя искушающего, и меня страшит. Силен Ангел Падший; смертному едва ли устоять.
– Я уже принял покаяние, – поняв, на что намекает его собеседник, насупился Витовт.
– Авраам тоже был праведником, но и его Бог сына себе в жертву попросил отдать, – спокойно парировал Донской. Упершись костяшками пальцев в столешницу, Витовт замолчал, словно переваривая услышанное. Горница погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрипом половиц. То князь Гродненский, обдумывая услышанное, покачивался, перекатывал вес с носка на пятку.
– У тебя есть сын, – подняв, наконец, голову и в упор глядя на Великого князя Московского, проговорил Гедиминович. – У меня – дочь. Наши дети создадут новый род, который и будет править объединенными землями. Землями, название которым – Русь Великая! – решительно закончил он. – Слово князя Гродненского. А чтобы у моего родственника не было сомнений, я по прибытии в родные земли отправлю дочь со всем двором в Москву, пока не уляжется наша с Ягайло урядица. С женитьбой тянуть не будем: как наступит по пятнадцать лет, так и быть союзу нашему.
– Святой долг великого правителя – за благополучие надела своего печься, – негромко отвечал Дмитрий Иванович. Затем, прикрыв глаза, продолжил: – Земли наши – что души родственные, раздроблены на княжества да войнами истерзаны. Души православные слезами обливаются, видя, как князья в крови захлебываются на радость ворогу.
– Ты не веришь, что князь Гродненский будет добрым правителем?!
– Прости, но я не вижу перед собой того, о ком говоришь ты, – покачал головой Донской. – Сейчас перед собой я вижу Великого князя Литовского, – совсем тихо закончил Дмитрий Иванович. – Может, я ошибаюсь, так ты поправь.
– Ты столь же хитер, как и мудр, – помолчав, отвечал Витовт. – Твои проповедники в Великом княжестве Литовском говорят за Великую Русь с единым князем да митрополитом единым. Как понимать слова твоих людей?
– Видит Бог, что ни тебе, ни мне не зваться Великим князем
– Царьград слишком горд, чтобы отдать свою славу иному.
– Даже солнце скрывается за землями, оставляя холод и ночь. Время Царьграда уходит. Погрязнув в мирских суетах, императоры утратили истинную веру и, предавшись распутству, погубили свои земли. Но это не значит, – резко подавшись вперед, жарко продолжал Великий князь Московский, – что вера великая падет! Москве быть Третьим Римом!
– Твои слова слишком хороши, чтобы быть правдой.
– Почему? Киприан – в Царьграде. По зиме прибудет люд ученый, да с помощью Божьей университет поставим, наукам великим обучать.
– Как ты поможешь мне в усобице с братом?
– Про Ягайло – не ново то, что ты сказал. Ведомо уже давно. Вон от патриарха уже и весть, – словно фокусник, князь извлек из сумы свиток и, бросив торжествующий взгляд на Булыцкого, положил его на стол. – Видение Киприану было, что Ягайло с братьями греху клятвоотступничества предадутся. С тем и направился в Царьград да перед Патриархом Вселенским речь держал. Ты прочти, – усмехнувшись, продолжал Великий князь Московский. Витовт погрузился в сосредоточенное изучение документа. – Ежели клятву крестоцелования нарушит да по лету с латинянами унию заключит, так анафеме предать и не признавать правителем ни его, ни Свидригайло, ни Корибута. Ибо не можно Иуде правителем зваться, как не может посреди ночи день наступить, – негромко, но с нажимом проговорил Донской. – Такие видения зазря не приходят. Как в воду глядел митрополит Литовский. Тревогою охваченный да любовью к душам православным движимый, делает он все, чтобы латинянства не допустить на земле твоей великой. Людину возможно обмануть, Бога – нет; сам видишь, – подавшись чуть вперед, негромко проронил князь, – еще и помысла такого не было, а Господь уже знак дал. Велик Творец, да наперед ему все ведомо.
– И что мне делать с твоим письмом? – оторвавшись от чтения, неуверенно поинтересовался визитер.
– А ничего, – просто отвечал Дмитрий Иванович. – Войско собирай да к замятне готовься. Воля Патриарха Вселенского, – кивнув на свиток, продолжал правитель, – пастырям Великого княжества Литовского донесена. А раз так, то и смуте быть, которую тебе, да мне, да владыке усмирять.
– Но скажи истину: ты же предлагаешь не помощь? – чуть подумав, отвечал Витовт. – Ты втягиваешь меня в усобицу.
– Я предлагаю Ягайле польскую корону, тебе – титул Великого князя Литовского, а нашим внукам – предлагаю зваться правителями Великой Руси.
– Если я не соглашусь? – бросил в ответ Витовт.
– От Ягайло или тех, кто с ним, я бы не удивился услышать такой ответ. Но ты – слишком мудрый правитель, чтобы не увидать всех благ. Ягайло – король Польский. Это его выбор, и нам уважать его должно. Беда лишь в том остается: каков выбор твой? – Донской в упор уставился на Витовта. – Великий князь Литовский или?.. – усмехнувшись, тот скинул со стола свиток.