Пусть эта музыка стихнет
Шрифт:
Доктор Сачи прикрыла глаза, словно кивнула.
– В неё стреляли, – это был не вопрос, а утверждение.
– Так точно, доктор Сачи.
– Передай капитану: ни один планаэр не должен получить разрешение на вылет, пока ученица Кара не пройдёт посвящение. Причина – угроза представителю линии крови Пай. Я обращусь к начальнику службы безопасности, чтобы он назначил ей охрану.
Архивист поклонился в третий раз и побежал выполнять поручение.
Доктор Сачи подошла к краю Верхнего сада и оперлась ладонями на планширь, смотря на золотистые перья облаков у горизонта. Она чувствовала себя уставшей. Напряжение копилось
Она была внучкой доктора Сачи. Внучкой и наследницей ковчега Скуа.
Парящий на севере холодный и неприветливый ковчег процветал под властью семьи Сачи уже три века. Ещё первый из них доктор ввёл практику приглашать лучших представителей всех линий крови. Убеждал, манипулировал, соблазнял деньгами и возможностями – предлагал многое, но и требовал немало: ответственности, профессионализма, дисциплины и беспрекословного следования законам ковчега.
За восемьдесят лет правления предок собрал на Скуа лучших специалистов в самых различных областях и помог переехать их семьям. Он же составил и особый свод правил для иммигрантов, позволяя каждому доказать свою полезность ковчегу и остаться на нём.
Его политика во многом определила будущее Скуа.
К сожалению, предшественник нынешнего доктора Сачи был не столь дальновидным, как прародитель. Слабый, безвольный… Проблемы начались, едва он принял пост. На ковчеге быстро стали сомневаться в Пай как в доминирующей линии крови, и оппозиция, долго державшаяся в тени, заявила о себе. На жилых палубах отгремели биобомбы. Инфекция распространилась за считаные часы, и Медицинская Коллегия немедленно закрыла отсеки на карантин.
От правителя хотели решений – разумных, эффективных, быстрых. Однако он отказался принять ответственность и, осознавая, что обесчестил себя, совершил ритуальное самоубийство.
В тот же день пост заняла доктор Кант Сачи.
Переосмысливая шаги предшественника, она не могла не признать, что её семья, так или иначе, всё равно столкнулась бы с терроризмом. История развивалась по спирали: первое восстание вспыхнуло на ковчеге, едва он воспарил к небесам, и ещё долгое время его называли «мятежным», «неблагополучным». Всегда находились те, кто считал правила ограничением личной свободы и не понимал, что тщательное распределение ресурсов – ключ к выживанию.
Доктор Сачи подпёрла кулаком подбородок и задумалась.
Перед экзаменом Каре запрещалось покидать отсек верхней палубы, где готовили учеников Пай, и она не нарушила бы запрет. Доступ туда имели немногие. Капитан, два преданных механика, тщательно проверенный обслуживающий персонал и охрана. Никто из них не поднял бы руку против Пай – все осознавали, что хранителей и хранительниц ничтожно мало.
Доктор Сачи посмотрела вглубь себя – туда, где кровь Пай берегла воспоминания жителей ковчега. Перед глазами всплыли карточки с именами тех, кому разрешалось посещать отсек. Она просмотрела досье, более тщательно углубившись лишь в несколько, и оставила одно.
Доктор Сачи включила коммуникатор. Переговорив с начальником службы безопасности об охране для Кары, она тщательно обдумала своё решение и связалась с секретарём:
– Бакалавр Инер, перенесите следующее совещание на утро. Сейчас пусть ко мне подойдёт ученик Мелик.
– Но вы
– Я желаю оценить его способности сегодня.
– Как скажете, доктор Сачи.
– Благодарю, – она отключилась.
Доктор Сачи снова посмотрела на облака и вернулась к супербуку на маленьком столе под одним из гигантских деревьев. Немного поработала и тщательно обдумала предстоявший разговор.
Когда ученик Мелик поднялся в Верхний сад, она встретила его у входа и кивком пригласила войти.
– Добрый вечер, доктор Сачи, – молодой человек растерялся от подобного внимания и нерешительно застыл; заметив неодобрение в глазах хозяйки сада, он поспешно поклонился.
Из-за своей родословной Мелик ощущал себя неуверенно в обществе жителей верхних палуб: в нём сплелись низкая и высокая линии крови. Полгода назад молодому человеку исполнилось пятнадцать – скоро совершеннолетие. В чертах загорелого лица ещё было больше от ребёнка, чем от взрослого; на макушке торчал хвост жёстких русых волос, серые глаза смотрели настороженно, а расширившиеся зрачки выдавали страх. Перед встречей он не успел переодеться и смущался испачканного смазкой халата.
– Я не ожидал. Мне пять минут назад сообщили. Я работал с инженерами.
– Иди за мной, – доктор Сачи поманила его к центру сада.
Озираясь, Мелик пошёл за ней. Он не поднимался сюда прежде и никогда не видел таких огромных деревьев.
– Право стать частью Верхнего сада предоставляется лишь лучшим, избранным садовникам, – сказала доктор Сачи, обведя рукой исполины. – Многие предпочитают уйти на покой на нижних палубах, но эти мастера решили расти тут. Старейшим – более тысячи лет; их корни оплетают ковчег, оберегая его от разрушения.
– А ещё эти деревья дают жёлуди и целебную кору, – припомнил Мелик.
Доктор Сачи подняла с земли золотистую каплю жёлудя, держа его большим и указательным пальцами.
– Верно, – поднесла к глазам. – Однако мы не позволяем им разрастаться. Иначе тяжесть стволов станет неподъёмной, а корни вместо того, чтобы укреплять ковчег, разрушат его.
Доктор Сачи вернула жёлудь точно туда же, откуда взяла, и улыбнулась. Мелик закусил нижнюю губу.
– Каждая из семнадцати линий крови имеет значение. Умерев, все мы становимся чем-то, – она направилась к маленькому пруду. – Айр, например, превращаются в металл. Его могут переплавить на новые детали для ковчега или, скажем, на оружие. Гай взращивают из себя множество самых удивительных растений, но про деревья я только что говорила… Иными словами, каждый даёт ресурс, который затем идёт в дело.
– Даже Пай?
– Тебе кажется, что представители моей линии крови уходят без следа?
Мелик неуютно повёл плечами и не ответил.
– Мне объясняли, что вам нет равных при жизни в организации работы ковчега. Ещё вы можете чувствовать чужие эмоции, лечить душевные болезни и заглядывать в прошлое вещей.
Доктор Сачи медленно опустилась на край пруда. Поросшие мхом серые камни огораживали неровный круг. В воде отражались первые вечерние звёзды и хромированные рёбра с энергетическими элементами, питавшими защитный купол. От батарей металл нагревался, на нём скапливался конденсат – жемчужины капель срывались в воздух. Летели вниз, переливаясь, и с едва различимым всплеском падали: по воде расходилась рябь.