Пусть поднимется ветер
Шрифт:
– Нет, ты сохнешь по мальчику.
Моя рука напрягается на ветрорезе, но я закрываю глаза, отказываясь позволять ей травить меня.
Она похожа на москита... если ты не можешь прихлопнуть ее, единственный выбор состоит в том, чтобы позволить ей насытиться кровью и улететь.
– На случай, если ты беспокоишься, - шепчет она, - я не злюсь на тебя за то, что ты сделала мне больно.
– Я не беспокоюсь.
Я слышу ее вздох:
– Так вот как теперь? Мы даже не можем поговорить друг с другом?
– А мы когда-нибудь разговаривали?
Все, что я помню, это годы, когда она позволяла мне нести вину за смерть моего отца... годы, когда я потела в пустыне под солнцем, живя в полуразрушенной лачуге, потому что мне были не рады в ее доме.
Она снова вздыхает:
– Я никогда не понимала, что быть матерью так трудно.
– Да, должно быть для тебя так ужасно думать о ком-то помимо себя. И теперь ты сидишь и ждешь сочувствия...
– Я не жду сочувствия, - прерывает она.
– Я надеюсь на понимание. Знаю, я не была хорошей матерью...
Мне приходится рассмеяться над этим.
– ... но это не значит, что какой-то моей части не жаль, что я таковой не была, - заканчивает она.
– Я действительно время от времени пробовала, хотя хорошо знаю о своих недостатках. Неужели нельзя признаться, что я не была готова?
– Да, - отвечает Вейн, и каждый нерв моего тела трепещет.
Я могу сказать, что он стоит надо мной, но когда я вынуждаю себя поднять голову, все, что я вижу, ореол слепящих светлых волн, стоящих рядом с его тенью.
– Я не пытаюсь защититься, - говорит моя мать.
– Я пытаюсь извиниться.
– Ну, отстойно получается, - говорит ей Вейн.
Я чувствую, что улыбаюсь. Но улыбка вянет, когда я собираюсь и поворачиваюсь к матери. Веснушки украшают ее лицо, и я понимаю, что это засохшая кровь.
Я пытаюсь почувствовать себя виноватой... но все, что я ощущаю, это усталость.
– Ничто, что ты говоришь, никогда не изменит тот факт, что Гас мертв из-за капкана, который ты на нас поставила.
– Я стряхиваю траву с ног и поднимаюсь, чтобы уйти.
– Тогда как насчет объяснений?
– кричит мать мне вслед.
Я не могу представить никакое объяснение, которое могло бы заставить меня понять ее.
Но я останавливаюсь.
– Сделай это быстро, - говорит ей Вейн.
– К нам со всех сторон идут войска. И я не уверен, что кто-нибудь из них на нашей стороне. Силы Бури были не очень рады, когда мы уходили.
Моя мать кивает и протягивает не пострадавшую руку, позволяя бризу послать мурашки по ее коже:
– Я пыталась защитить твоего отца... или то малое, что от него осталось. Буреносец Райдена уничтожил его форму и украл его последнее дыхание. Но его песни живы. Конечно, ты заметила. Они посещают тебя, намного чаще, чем когда-либо посещали меня.
Ледяной холод накрывает меня:
– Восточный?
Моя мать кивает и смотрит на небо, где среди облаков плывет стая птиц:
– Я не знаю, как это объяснить. Но я чувствую, что это он... какое-то крошечное мерцание его прежней сущности. И Райден угрожал разрушить его. Одной спутанной командой он мог превратить последний шепот твоего отца в один из его бессмысленных рабов. Я не могла даже это представить. Таким образом, я согласился позвать тебя. Я знала, что ты сильная и могла справиться с ним. И я наполовину ожидала, чтобы ты меня проигнорируешь. Если честно, надеялась на это.
Вейн двигается, вероятно, вспоминая, что это он убедил меня идти туда.
Но Гас тоже поддержал его идею.
– Что ты ожидаешь от меня услышать?
– спрашиваю я.
– Что все вдруг прощено?
– Нет, - говорит мать.
– Но я надеюсь, что, по крайней мере, извлечешь из этого уроки. Райден - мастер невозможных выборов. И прежде чем все это закончится, я не сомневаюсь, что ты будешь вынуждена сделать один такой. Это всегда была его стратегия, так что даже его потери можно назвать победами.
Я думаю о том, что произошло с Гасом и о цене моего спасения.
На самом деле это не был сознательный выбор, но я все еще платила за него цену.
Это всегда больше, чем просто битва с Райденом.
Это игра умов.
– Так, какие у него слабые места?
– спрашиваю я ее.
– Ты?
Ее улыбка печальна:
– Даже мое тщеславие не позволяет мне думать, что он все еще беспокоиться обо мне.
– Но так было однажды, верно?
– давит Вейн.
– Об этом говорила Одри, называя тебя его королевой?
– Да. Хотя я едва знала, что у него были такие великие стремления. Когда мы с Райденом были вместе, он был просто очаровательным опекуном, поднимающимся по карьерной лестнице в Силах Бурь, а я была печально известной красавицей, флиртующей всю свою жизнь, пытаясь найти наилучший вариант. Было что-то притягивающее в нем, и какое-то время я думала... возможно?
– Так почему ты отвергла его?
– спрашивает Солана.
– Ты поняла, что у него была темная сторона?
– Хотела бы я обладать такой мудростью и предвидением. Но мои мотивы были гораздо более эгоистичными.
Вейн фыркает:
– Большой сюрприз.
– Что это означает?
– спрашиваю ее я.
– Это означает... я поняла, что Райдену я была нужна так же, как и он мне. Он был сломан... и не спрашивай меня о конкретике. Он никогда не говорил об этом, и я никогда не интересовалась. Я хотела, чтобы меня кто-нибудь приютил, чтобы кто-нибудь подставил мне плечо. А не кого-то, кого нужно было исправлять. Так что я оставалась с ним, пока не нашла более выгодное предложение, и оставила его ради твоего отца. Я знала, что выбрала лучшего мужа, но не поняла бардак, от которого бегала несколько лет спустя.