Пустота
Шрифт:
Риг Гейнс, испытав неожиданное беспокойство по поводу этих событий и, не в последнюю очередь, своей роли в них, метнулся на «Шестом маршруте» к месту археологических раскопок Алиссии Финьяль. Он надеялся убедить ее убраться с планеты вместе с ним, пока дела своеобычно не повернули к самому скверному сценарию. Он, правда, не думал, что она согласится.
Там было жарко, а в ее доме – пусто. В монастыре его ждала записка: «Риг, когда начнется дождь, тут случится кое-что очень красивое». Дождем и не пахло. Камни так раскалились, что жгли руку. Жар этот исходил не от дневного солнца, а словно бы из-под поверхности восьми риолитовых колонн вокруг фонтана, устремляясь вертикально вверх из центра группы. Гейнс весь день до вечера просидел там, ожидая появления Алиссии и глядя, как дрейфует тепловая рябь над гладкими овальными булыжниками. В четыре часа небо затянула облачность. Сверкнуло несколько зарниц, но ничего особенного вроде бы не намечалось. Однако в пять полил дождь.
– Господи, Алиссия… – вздохнул Гейнс. Пошел ее искать и тут же промок до нитки.
На центральной площади было пусто, если не считать детей, которые забегали перед Гейнсом, смеясь и вопя: «Ла Кава! Ла Кава!» Он последовал за ними на крытый рынок. Там тоже было пусто. По всему гало люди продавали друг другу обычные вещи, от пустых бутылок до кожаных поясов. Здесь же с лотков торговали обувью да десятидюймовыми голограммами очень толстых детей в кружевных воротничках. Дальше лежали буханки хлеба, словно крупные гладкие камни на пляже. Потом мясо. Толстые и тонкие куски. Длинные тонкие куски мяса висели над лотками подобно полупрозрачным шторам, распространяя кисло-металлический запах.
– Эй, ребята? – позвал Гейнс, на миг потеряв их из виду.
– Ла Кава! – воскликнули они.
Рынок был похож на темный лабиринт. В забегаловке для рабочих предлагали sesos rebosadas [80] , мозги в соте, мозги всех видов; посетители ели стоя. Ноздри Гейнса заинтересованно раздулись, но мальчишки звали его дальше, на освещенную противоположную сторону рынка, откуда исходил иной запах. Через щели в крыше текли струи дождя. Ребята поманили его. Гейнс подошел, остановился, приглядываясь, что там, и вдруг понял, что не в состоянии ни пошевелиться, ни как-то описать смысл происходящего на второй площади, поменьше.
80
Мозги в кляре (искаж. исп.).
Площадь была в воде на два-три фута в глубину. Канализация забилась. Люди собрались туда потанцевать в сточной воде, среди мусора и дерьма всех сортов – от обычных испражнений до смятых упаковок. Мокрая вонючая одежда липла к их телам. Они танцевали и пели группами, высоко поднимая ноги и плюхая ступни в грязную воду, словно в набегающий предвечерний прибой, так что повсюду разлетались брызги дерьма. Некоторые утопали в дерьме по колено. Некоторые не танцевали и не стояли на коленях, но, прислонясь друг к другу, сплетались, явно трахаясь. Гейнс много чего в мире постиг, но не понимал, что тут творится. Он заметил Алиссию: та смеялась и звала его к себе. Дети заулыбались и вцепились в него. Гейнс рванулся изо всех сил и высвободился. Убегая с рынка, он заслышал низкий грохот где-то внизу, глубоко под ногами.
Дождь лил еще восемь часов. Гейнсу не хотелось спать. Он всю ночь провел в монастыре, подключившись к сети через сверхсветовой маршрутизатор, оставленный на орбите, а когда прекратился дождь и выглянуло солнце, сел у фонтана и оставался там, пока утреннее тепло не высушило его одежду. Вскоре после десяти вернулась Алиссия Финьяль. Усталая, но чистая и довольная. Полная энергии.
– Риг, ты тут поджаришься, – рассмеялась она и взяла его за руку. – Пойдем позавтракаем. Я на рынке хлеба купила.
Гейнс покачал головой.
– В чем дело?
Когда он не ответил, Алиссия отпустила его руку и сказала:
– Так и знала. Так и знала! Риг, ну это они так празднуют контракт с миром.
Она наклонилась вперед, глядя на него, но он по-прежнему ничего не понимал. Город как очередной «спиритуалистический двигатель». Как это объяснить? О, под рынком простирается цепь известняковых пещер. Типичный карст. Когда идет дождь, система пещер переполняется примерно через час, но стоит воде подняться до определенного уровня, как выскакивает воздушная пробка.
– Система опорожняется так же быстро, как наполнилась. Стоки уходят. Дождь очищает всё, а потом в городе начинается праздник, с фейерверками и пирушками, очень красивый. Все чистые и свежие, в лучшей одежде. Они были грязные, а стали чистые. Риг, ты разве не понял?
Она схватила его за руку, но он не шевельнулся.
– Ну как, отличается это от ритуалов исходных обитателей там, на вершине холма, когда они проводились – сто тысяч лет назад? Отличается это от вашей гребаной войны? Ну давай, Риг, признай: отличается ведь?
Гейнс уставился на нее. Полтора года назад она писала ему: «Крики птиц все страньше и страньше. Я сижу и пересчитываю колонны вокруг фонтана, а туристические ракеты взлетают вокруг меня в небеса, как чемоданчики с дешевыми сувенирами. Мне это так нравится! О, Риг, прилетай!»
– Мне просто нужно уладить этот вопрос, – сказал он.
Алиссия одарила его ядовитым взглядом, а он ее – рассеянной улыбкой.
– Между нами и вправду имеются различия, – сказал он. – Вижу, ты разочарована.
Вдруг все его внимание переключилось на входящий вызов.
– Что? Что вы имеете в виду – снова изменился?
Как только он закончил разговор, о чем бы там ни шла речь, в пятидесяти футах над домом безмолвно появился спикировавший с орбиты на термоядерных движках «Шестой маршрут», который прежде, с момента прибытия, шнырял вокруг второй точки Лагранжа. Алиссия неодобрительно посмотрела на корабль, потом на Гейнса.
– Убери это чучело отсюда, – велела она. – Не хочу я, чтоб оно рядом крутилось. Только не сегодня.
Она ушла в дом.
Гейнс хранил голограмму четырнадцатилетней Алиссии в форме какой-то молодежной организации ЗВК: всегда улыбчивой, неизменно дружелюбной и контактной. Через двадцать часов после ее отказа покинуть Панамакс IV он прибыл в Старую Рубку Лабиринта Перлант и с ощущением потери остановился там. В отсутствие Гейнса лаборанты Кейса, отчаявшись сладить с физикой Лабиринта, свернули системы удержания и окружили центр палаты синими галогенными лампами; за кругом света задумчиво шлялись стайки ученых, глядя на занимавшую его фигуру.