Пустой мир. Кровь и честь
Шрифт:
Дома поддерживали развитие оранжерей и кислородных фабрик, заводов по очистке воды и производству пищи, формированию целых городов, закрытых куполами или врытых в землю. Огромные промышленные комплексы под их контролем перерабатывали руды из богатых залежей на поверхности, огромной и бескрайней земли, раскинувшейся внизу. Со стапелей верфей сходили большие торговые и военные корабли, подготовленные для перелетов по открытому пространству, пустоте между такими же островами, порой расположенными на расстоянии в несколько парсеков друг от друга.
Центром всего этого мира, столицей Рейнсвальда, был город Кенингхорм, внешне похожий на пирамиду, сложенную из огромных, достигающих в диаметре нескольких десятков километров, шаров, переходящих друг в друга и накрывающих один другой. Там, на самом
Такие же пылевые бури, с одинаковой бестактностью засыпающие полушария маленьких рабочих поселков и внешние стены столицы, бессильно разбивались о ветрорезы высоких внешних стены из полиметаллов, необычайно крепких и прочных, но удивительно легких материалов, еще одного подарка Катаклизмов.
Катаклизмы… Безумные штормы энергии и разрушенной материи, порой накрывающие целые области, были кошмаром этого мира, порой стирая сотни квадратных километров из этой реальности, либо же преобразуя их в совершенно новые, были так же и последней надеждой на выживание. Энергия Катаклизмов, закручиваясь в самом эпицентре в гигантские вихри, разрушала обычные структуры веществ, изредка образуя новые, порой более надежные соединения, такой же природы, как и аномалии, но столь же необходимые человеку, как воздух и вода. Из подобных материалов, ни с чем несравнимых по крепости и надежности, строились все мощные укрепления городов и замков Рейнсвальда.
Этот остров был прекрасен в своей жестокости и суровых условиях жизни, где правили балом сила и стойкость, а люди с рождения понимали свое место в этом мире, готовые служить и работать в обмен на безопасность и благополучие, свое и своих родных. И все же, он был домом для миллиардов граждан, а за закрытыми куполами кроме заводов по производству оружия и колонизационной техники развивались искусство и творчество, дружба и любовь… люди не могли жить без этого…
Если идти на север от ворот столицы, то, через несколько месяцев пешего пути, придерживаясь проложенных мелимитоловых трасс, порой единственного ориентира в этих пустынных землях, покрытых вечной тьмой, путник войдет в земли Тристанского бароната, одного из древнейших и сильнейших на острове, расположенного в обширных нагорьях северной части Рейнсвальда, где часты пылевые бури, закручивающиеся в глубоких ущельях в настоящие вихри. Однако стоит завываниям ветра и поднятым тучам пыли снова сойти на спад, так и не сломив сопротивление стен, как перед путником откроется громада Тристанского Замка, столицы Тристанского баротана и семейного дома Эдварда. Все здания и постройки этого военного комплекса, защищенного высокими стенами, и даже огромный док для кораблей, были вырезаны на самом обрыве анклава, в одной из скал, нависавших над безмерной пропастью. Эта крепость, вырезанная из единого куска скалы, была родным домом для барона, куда он возвращался после походов.
***
Над летающим островом, как всегда, раскинулась вечная ночь. Темнота, покрывшая эти земли, никогда не рассеивалась, поскольку в вечно черном небе над ними никогда не было источника света, способного осветить почти мертвый мир.
Казалось, что порой тьма, словно стремясь поглотить даже те маленькие огоньки, что здесь загорались, становится еще темнее, чем обычно. И искусственные источники освещения словно сжимаются, не в силах прорвать слабыми лучами света этот бесконечный мрак, толстым пуховым одеялом окутывающий все вокруг. Даже мощные прожектора верфей и ремонтных доков, где работа не останавливается ни на минуту, располагавшихся в нескольких десятках километров отсюда, с такого расстояния похожие лишь на размытые светлые пятна, и то становятся слабее, отступая перед тьмой, исконно пребывавшей здесь и столь бессовестно подвинутой людьми.
Эдвард отпил из своего бокала и глубоко вздохнул. Он не любил темноту. Именно так представлялась ему настоящая смерть, в своей неудержимой и бесконечной жадности поглотить все живое. Бесконечная тьма, в которой
Эдвард усмехнулся. Даже здесь, на балконе его родного дома, темнота вольготно расположилась всего за несколькими метрами от перил. Настенные плазменные факелы, с пляшущими огоньками ярко-голубого пламени, поставленные здесь еще по прихоти его деда, не могли развеять ее полностью, только отгоняли дальше от замка, где она и выжидает, когда придет подходящее время. Ведь она первооснова, ей не нужна подпитка и не нужно топливо. Любой огонь когда-нибудь погаснет, в то время как тьма бесконечна. Единственная вечность, созданная природой.
Поставив бокал на столик рядом, Эдвард облокотился на перила, чувствуя холодный камень и слушая, как медленно двигаются его собственные мысли.
Если упасть отсюда, падать будешь очень долго. Настолько долго, что успеешь даже устать, а чувство страха пройдет само собой, оставив только ожидание неминуемой смерти, ведь с такой высоты не спасешься, не помогут ни парашюты, ни реактивные ранцы. К тому же, темнота на окраинах никогда не пустует, а охрана внешних линий рассказывает истории о самых причудливых существах, забредающих под наводку автоматических пушек. Здесь стоять, кстати, тоже было не совсем безопасно. Системы защиты, конечно, уничтожали практически любых тварей, видимых и невидимых, у каких лишь хватало смелости подбираться сюда, но бывало, какой-то процент все-таки проникал сквозь оборону, в каком-то полуобморочном безумии кидаясь на любые живые существа, вне зависимости от их размеров и защищенности.
Говорят, именно так погиб барон Старфорда, хотя злые языки добавляют, что здесь не обошлось без его старшего сына, уставшего от старика и буквально мечтавшего о том недалеком дне, когда отец, наконец, испустит дух и оставит ему все наследство.
При мысли о молодом бароне у Эдварда опять упало настроение. Несмотря на свое дворянское звание, этот человек был просто выдающейся скотиной, не желавшей мирится ни с чем, кроме собственных желаний. Старфорд, прежде богатый баронат, заметно обеднел из-за его постоянных кутежей и любовниц, которых сам барон осыпал подарками почем зря. И кажется, ему все было мало, поскольку тот постоянно приставал к любым девушкам, вне зависимости от их положения. На одном из балов у него даже хватило наглости пристать к его двоюродной сестре. Тогда он вызвал Старфорда на дуэль, но до настоящей схватки, правда, не дошло из-за вмешательства третейского судьи, в роли которого выступил король, по чьему решению наглец приносил публичные извинения, что, впрочем, все равно не повлияло на его дурной нрав.
И все же без него сейчас не обойтись. Старфорд занимает стратегически важное положение на острове, а тот факт, что при всем своем непробиваемом самолюбии у барона хватает ума содержать гарнизон на Фолькле, важном перевалочном пункте, где ежедневно останавливают торговые корабли, делает его пусть и невыносимым, но необходимым союзником.
Эдвард повернулся к темноте спиной и глубоко вздохнул. Как ему все это надоело. Постодворяне бароны, кажется, совсем обнаглели. Король Иинан Третий теперь уже бесповоротно слег, через несколько дней после того, как ему исполнилось двести восемьдесят лет. Почтенный возраст, особенно при его положении, когда всегда приходится оглядываться за спину и помнить о врагах, в любом случае появляющихся в тени престола. Иинан был хорошим королем, честным и справедливым, когда надо даже жестоким, но ровно до тех пор, где кончается необходимость, не рискуя и не заходя дальше. Всего лишь месяц болезни - и от него осталась только собственная тень, бледное отражение прежде великого человека.