Пустой Трон

Корнуэлл Бернард

– Каменные кельи, - обратился к нам Гербрухт, - где жили монахи.

– Я даже собаку не заставлю жить в одной из них, - заворчал я.

– Ты любишь собак, - заметил Финан, - конечно, не заставишь. Но вот монаха ты туда поселишь. Иисусе! Что это было?
– он испугался, потому что из западных дверей церкви только что вылетел кусок обугленного бревна.
– Иисусе, - сказал Финан, - там кто-то есть.

– Пойте, - сказал мой сын.

– Петь?
– уставился я на него.

– Мы паломники, значит, должны петь, - ответил он.

–

Он прав, - проворчал Финан.

– Псалом, - произнес сын.

– Что ж, запевайте, - прохрипел я. И они запели, хотя это вряд ли производило впечатление, только Гербрухт немного знал слова. Моего сына вроде бы воспитывали монахи, но он бормотал всякую чушь, пока мы пробирались среди выжженных дотла хижин. Везде пахло гарью.

Вереница каменных ступеней вела в лощину, и как только мы достигли лестницы, у дверей церкви появился монах. На одно испуганное мгновение он уставился на нас, и затем, выбросив обугленные бревна, исчез обратно в тени. Ритм псалма слегка запнулся, пока мы спускались вниз по склону, а потом я очутился у дверей церкви и вошел внутрь.

Передо мной стояли три монаха. Один, отважный глупец, держал в руке наполовину обугленное бревно как палицу. У него было белокожее лицо, напряженное и решительное, и он не опустил палицу, даже когда в дверь вошли мои люди. За ним находились почерневшие остатки алтаря, над которыми висело расписанное деревянное распятие, которое пламя лишь слегка лизнуло. Ноги пригвожденного бога обуглились, и краску на его обнаженном теле покрыли темно-серые пятна, но распятие уцелело в огне. Монах, державший в руке обугленный сук, заговорил с нами, но на своем языке, которого никто из нас не понимал.

– Мы пилигримы, - сказал я, чувствуя себя глупо.

Монах опять заговорил, всё еще сжимая длинную палку, но затем самый младший из монахов, бледнолицый юнец с жидкой бородкой заговорил с нами на нашем родном языке.

– Кто вы?

– Я же сказал, пилигримы. А кто вы?

– Вы пришли причинить нам вред?
– спросил он.

– Если бы я желал причинить тебе вред, - заметил я, - то ты уже был бы мертв. Мы пришли с миром. Так кто вы?

Юный монах перекрестился и осторожно опустил вниз палицу своего товарища, заговорив с ним на валлийском. Я уловил слово "сеасон", что на их языке значит "саксы", и заметил облегчение на лицах, когда они осознали, что мы пришли не для того, чтобы их убить. Старейший из монахов, седобородый мужчина, упал на колени и зарыдал.

– Так кто же вы?
– задал я тот же вопрос юному монаху.

– Мое имя брат Эдвин, - сказал юный монах.

– Сакс?

– Из Ширбурнана.

– Из Ширбурнана, господин, - резко поправил я его.

– Да, господин, из Ширбурнана.

– Ты пришел сюда с епископом Ассером?
– спросил я. Это казалось единственным очевидным объяснением, почему монах-сакс оказался в этом пропахшем дымом углу Уэльса.

– Да, господин.

– Зачем?

Он нахмурился, очевидно, озадаченный моим вопросом.

– Чтобы учиться у него, господин. Он был святым человеком и прекрасным учителем. Он попросил меня сопровождать его, записывать его слова, господин.

– А здесь что случилось? Кто сжег это место?

Случились норвежцы. Где-то к северу от Тюддеви находилось устье реки, брат Эдвин назвал ее Абергвон, хотя это имя ничего для меня не значило, и тут поселились норвежцы из Ирландии.

– Они получили на то разрешение, господин, - добавил Эдвин.

– Разрешение?

– Короля, господин, и они пообещали платить ему дань.

Меня это рассмешило. Другие короли Британии предлагали норманнам селиться на их землях и верили их миролюбивым заверениям и обещаниям выплаты ренты, и постепенно прибывало все больше кораблей, военные отряды поселенцев накапливали силы, и внезапно король обнаруживал, что вместо мирных жителей заполучил разбойничью шайку свирепых воинов, кукушек с когтями, желавших его полей, его женщин, богатств и трона.

– Кто предводитель этих норвежцев?
– спросил я.

– Его имя Рёгнвальд, господин.

Я глянул на Финана, который пожал плечами, дав понять, что это имя ни о чем ему не говорит.

– Он прибыл из Ирландии?
– спросил я монаха.

– Множество норвежцев покинуло Ирландию за последние годы, господин.

– Хотелось бы знать, почему, - довольно ухмыльнулся Финан.

– А скольких людей ведет за собой Рёгнвальд?

– По меньшей мере сотню, господин, но мы знали о его прибытии! Мы наблюдали с холмов и получили предупреждение, так что у нас было время убежать. Но сокровища...
– его голос замер, и он в отчаянии окинул взглядом мрачную церковь.

– Сокровища?

– Мы припрятали небольшие реликвии и принадлежности алтаря, но остальное? Большой золотой ларец Святого Дэви и серебряное распятие, они были слишком тяжелы, и у нас не осталось времени спасти их, господин. У нас были считанные мгновения. Они прибыли верхом, господин.

– Они забрали святого?

– Мы спасли мощи святого, господин, но не его раку. Не было времени унести ее.

– Когда это произошло?

– Два дня тому назад, господин. Мы трое вернулись лишь вчера, - он смешался. Монах, державший в руке здоровенную деревянную балку, торопливо что-то говорил, и брат Эдвин выглядел взволнованным. Он собрался с духом и повернулся к нам.
– А вы, господин? Могу я спросить откуда вы?

– Мы прибыли от короля Эдуарда, - ответил я. Было благоразумней утверждать, что прибыли мы из Уэссекса, а не из Мерсии. Уэссекс находился подальше, и его воины редко сражались с валлийцами, в то время как Мерсия находилась по соседству и то и дело отражала набеги воинов с холмов.

– От короля Эдуарда! Слава Господу, - произнес Эдвин, - он добрый христианин.

– Как и все мы, - набожно добавил я.

– И вас прислал король, господин?

– Посетить могилу епископа Ассера, - сказал я.