Пустой Трон
Шрифт:
– Я тебя вылечу.
Я посмотрел на Ледяную Злобу. Я так жаждал ее заполучить, добрался до самого края Британии, чтобы найти ее, но не имел представления, каким образом обладание ей может мне помочь. Я подумал, что меч нужно приложить к ране, но это было лишь мое воображение. Я не знал, как поступить, страдал от боли, устал ощущать слабость, устал от близости смерти, и потому я развернул клинок и протянул рукоять Эдит.
Она слегка улыбнулась. Мои воины наблюдали за нами. Берг прекратил искать собственный меч и уставился на нас, гадая, что за чудеса
– Прислонись к кораблю, - велела Эдит, и я подчинился. Я встал спиной к носу корабля Рёгнвальда, облокотившись на древесину.
– А теперь покажи мне рану, - сказала Эдит.
Я расстегнул ремень и поднял тунику. Мой сын поморщился, увидев, что рана снова покрылась коркой кровавого гноя. Я чуял его запах, несмотря на дым, море, кровь и освежающий ветерок.
Эдит закрыла глаза.
– Этот меч чуть не убил тебя, - медленно и нараспев произнесла она, - и ныне этот клинок тебя исцелит.
Она открыла глаза, и внезапно ее лицо исказила гримаса ненависти, и прежде чем Финан или кто-либо еще смог ее остановить, она воткнула в меня клинок.
Глава десятая
Боль была как вспышка молнии: неожиданной, яркой, всепоглощающей и острой. Задыхаясь, я откинулся на нос корабля и увидел, как Финан двинулся, чтобы схватить Эдит за руку, но она уже вынула меч. Теперь она с ужасом уставилась на мою рану.
Когда меч вышел из меня, в воздухе разлилось зловоние. Мерзкое зловоние, и я почувствовал, как из-под ребра потекла жидкость.
– Это зло выходит из него, - произнесла Эдит.
Финан держал ее за руку, но смотрел на меня.
– Иисусе, - пробормотал он. Я нагнулся вперед, когда она пронзила меня мечом, и увидел кровь вперемешку с гноем, толчками выходящую из свежей раны, так много крови и гноя. Она пузырилась, накапливалась, вытекала из меня тонкой струйкой, и я почувствовал, что как только вытекла эта мерзость, боль утихла. Я недоверчиво взглянул на Эдит, ведь боль вытекала из меня, она исчезала.
– Нам понадобится мед и паутина, - сказала она. Она хмуро смотрела на меч, словно не зная, что с ним делать.
– Берг, - произнес я, - забери меч.
– Ее меч, господин?
– Тебе нужен меч, а этот хорош, насколько я знаю, - я выпрямился, и боль не пришла, я нагнулся, и опять боль не проявила себя.
– Паутина и мед?
– Мне следовало подумать и принести их с собой, - сокрушалась Эдит.
В моем боку еще оставалась тупая боль, но ничего более. Я надавил на ребро над самой раной и, о чудо, никакой боли.
– Что ты сделала?
Она слегка нахмурилась, словно не была уверена в ответе.
– Внутри тебя засело зло, господин, - медленно произнесла она, - его следовало выпустить наружу.
– Тогда почему мы не могли использовать любой другой меч?
– Потому что зло исходило от этого меча, - она глянула на Ледяную Злобу.
– Моя мать хотела найти клинок, ранивший моего отца, но не сумела, - она пожала плечами и передала меч Бергу.
На борту корабля Рёгнвальда был мед. Он хранился вместе с едой - соленой рыбой, хлебом, элем, сыром и бочонками с кониной. Он даже зарезал своих лошадей, не желая бросать их. Там были и два кувшина с медом. Паутину оказалось разыскать сложнее, но мой сын посмотрел на одинокую вытащенную на берег рыбацкую лодку в конце пляжа.
– Она выглядит заброшенной, - сказал он, - возможно, в ней кишат пауки.
Он отправился осмотреть ее, пока Гербрухт и Фолкбальд пошли осматривать уцелевшие от пожара дома.
– Принесите вдосталь, - окликнула их Эдит, - мне нужна целая пригоршня паутины!
– Ненавижу пауков, - заворчал Гербрухт.
– Неприятны на вкус?
Он покачал головой.
– Жесткие и горькие на вкус, господин.
Я рассмеялся и не почувствовал боли. Я топнул ногой, и боли не было. Я потянулся, и опять никакой боли, лишь тупо ныло в боку и исходил запах. Я ухмыльнулся Финану.
– Случилось чудо. Нет боли.
Он улыбался.
– Молюсь, что бы так всё и оставалось, господин.
– Она ушла!
– воскликнул я и, выхватив Вздох Змея, сделал широкий замах, с силой вогнав клинок в корпус корабля. Опять никакой боли. Я сделал очередной замах, и вновь никакого приступа боли. Я вложил меч в ножны и отвязал тесемку, крепившую кошель к поясу. Все содержимое кошеля я отдал Эдит.
– Это твое, - сказал я.
– Господин!
– она уставилась на золото в тяжелом кошеле.
– Нет, господин...
– Оставь его себе, - сказал я.
– Я делала это не ради...
– Оставь себе!
Я ухмыльнулся моего сыну, спешившему назад с заброшенной лодки.
– Нашел паутину?
– Нет, но я нашел вот это, - сказал он, протянув распятие. Оно было потертым, крест с принесенным в жертву божеством был вырезан из бука, и так пострадал от погоды и времени, что тело было гладко отполировано, а краска сошла. Недоставало одной перекладины креста, и рука Христа замерла в воздухе. В кресте зияло два заржавленных отверстия для гвоздей, по одному с каждого конца.
– Оно было прибито к мачте, - сказал мой сын, - а лодка не заброшена. Или не была брошена. В последние дни ей пользовались.
Христианская лодка на языческом побережье. Я бросил распятие моему сыну.
– Значит, люди Рёгнвальда захватили рыбацкую лодку валлийцев?
– С именем Проповедник?
– спросил он, кивнув головой в сторону небольшой лодки.
– Вырезано на носу, отец. Проповедник.
Проповедник - священник, читающий проповедь. Привычное название для христианской лодки.
– Может, валлийцы называют священников так же.
– Возможно, - неуверенно протянул он.
Проповедник. Непохоже на то, что валлийцы будут использовать саксонское слово, а значит лодка принадлежала саксу, и я вспомнил, что Эрдвульф украл рыбацкую лодку на Сэферне. Я взглянул на Эдит.