Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников
Шрифт:
Весьма замечателен и интересен разговор, который вел авва Иосиф со своими иноками по вопросу о полнейшем бесстрастии, которое истинный монах должен испытывать безразлично ко всем людям.
Как-то два инока пришли к нему с просьбой объяснить им, лучше ли им принимать с радостью посещающих их братьев или не выражать этой радости. Они не успели еще открыть рта, чтобы изложить ему свое затруднение, как он предупредил их вопрос, дав им такую притчу...
Он посадил их одного слева, а другого справа, затем вошел в свою келью, покрылся старым рубищем и прошелся между ними в таком одеянии, не говоря ни слова.
Затем он снял с себя это рубище,
Монахи смотрели на него с удивлением, не понимая ничего из того, что он представил. Тогда он им сказал: — Хорошо ли заметили вы, что я сделал? — Да, — ответили они.
— Но, — прибавил Иосиф, — заметили ли вы, чтобы перемена в платье изменила что-нибудь и во мне? Стал ли я хуже, надев рубище? Стал ли лучше, надев лучшую одежду? — Конечно, нет! — Поймите же, по сравнению с этим, что все созданное, даже и люди, не должно ничего изменять своим появлением в нашем внутреннем мире. Принимайте с радостью и невинностью и с христианской любовью братьев, которые вас посетят. А если никто не придет к вам, храните себя в сосредоточии духа.
Такова должна быть, конечно, весьма труднодостижимая бесстрастность человека, который поставил все свое счастье в одном Боге. Он до такой степени освободился из-под влияния людей, так равнодушен к приятным или к резким их речам, что ни один человек уже не может доставить ему горе или радость.
Истинный инок, достигший высоты бесстрастия и выработавший в себе истинную любовь к христианству, все готов сделать для человека, относясь ко всем с одинаковым чувством доброжелательства, но никого не предпочитая, ко всем равный, никем не волнуемый. Нет близких, нет любимых, нет ненавидимых, все дорогие братья, с совершенно равными правами на его привязанность из-за общего их Отца Бога, из-за высокого звания чад Божиих.
Те, кому приходилось знать великих иноков, испытали на себе тепло этой всех одинаково греющей и всегда готовой согреть любви, которая «не ищет своих си», все дает, ничего не требуя и не ожидая, всех принимает, никому предпочтительно не радуется, все терпит, ничем не огорчается.
Вот такого-то расположения духа — благоволения ко всем людям, без отличения кого бы то ни было, этого спокойствия и, если можно так выразиться, святого равнодушия к людям, при горячности и стремлении к одному только Богу, — и требовал от иноков авва Иосиф.
Иноки, которые приходили к нему за советом, были, несомненно, на должной высоте, чтобы понять слова аввы. Они ушли домой, вполне уяснив себе тот вопрос, за разрешением которого приходили.
Передают также следующую глубокую мысль, высказанную этим аввой.
Есть три состояния души, угодные Богу. Первое — это состояние больного, испытывающего к тому же искушения, и тем не менее благодарящего Бога. Второе — это когда во всех своих поступках действуешь с такой чистотой намерений, что к этому не примешивается ничего людского. Третье — это положение монаха, который живет под руководством духовного отца и отрекается во всем от своей воли.
Один монах пришел спросить его, как ему спасаться, потому что он не мог ничего выносить, не мог работать, не имел чем подавать милостыню.
Авва Иосиф ответил ему: «Если ты не можешь исполнить ничего такого, старайся, по крайней мере, не делать ничего нарушающего любовь к ближнему, и я верую, что Господь смилуется над тобой».
Стараясь передать
Первый из них помогал ему как переводчик, переводя его посетителям на греческий язык то, что преподобный Антоний говорил им на своем родном, египетском языке.
Интересен рассказ преподобного Илариона Великого о посещении им горы преподобного Антония после его кончины.
Два инока, Исаакий и Пелузий, показывали ему узкую келью великого Антония, убогое его ложе, сады, которые он насадил и взрастил. Преподобный Иларион просил их также показать ему место погребения преподобного. Но нужно думать, что они не могли исполнить этой просьбы: во-первых, преподобный запретил показывать кому бы то ни было свою могилу, главным же образом потому, что они и не могли знать ее места, и тайна, которой так много было в жизни Великого Антония, осенила навсегда и тот клочок земли, который принял его изможденное подвигами и трудами тело.
VI. Преподобный Павел Препростой, ученик преп. Антония в Нижней Фиваиде
Преп. Павел, названный Препростым, потому что он был совершенно лишен всякой хитрости и отличался по природе великой простотой, был одним из знаменитейших учеников преп. Антония. Он поздно начал монашествующую жизнь, так как жил в браке до шестидесятилетнего возраста в одной деревне Фиваиды, где занимался хлебопашеством.
Дурное поведение его жены послужило для него поводом, чтобы с ней расстаться и удалиться в уединение. Она уже давно вела без ведома мужа преступную жизнь. Однажды Павел, вернувшись раньше, чем она думала, неожиданно вошел в дом и застал ее на месте греха. Он не стал выражать бурными выходками своего гнева. Но, посмотрев на жену и обидчика с горькой улыбкой, в которой проглядывало негодование, он сказал: «Как это хорошо! Меня мало интересует подобная супруга. И я свидетельствую именем Иисуса Христа, Который видит мою обиду, что она мне больше не жена. Я ухожу и становлюсь монахом».
Ни слова не говоря больше, он вышел из своего дома и, удрученный горестью, углубился в пустыню, в которой скитался около недели, пока не пришел к месту, где жил преп. Антоний. Он постучался у двери кельи и рассказал преподобному сложившееся в нем намерение. Антоний, находя, что он слишком стар для того, чтобы в этом возрасте подражать его жизни, посоветовал ему пойти лучше в какую-нибудь деревню и трудом зарабатывать себе пропитание. Если же он окончательно решил покинуть мир, то преподобный советовал ему вступить в общину, где жизнь менее сурова, чем отшельническая, и где он найдет успокоение в своей старости. Преподав такой совет, великий отшельник заперся в своей келье.
Но Павел не сдался. Он остался на том же месте в ожидании, чтобы отшельник снова открыл дверь и ради его упорства согласился на то, в чем он ему сначала отказал. Он провел так три дня и три ночи, в смиренном терпении ожидая отшельника. Когда на четвертый день преп. Антоний вышел из своей кельи, он снова подошел к нему, стал его уговаривать и объявил, что желает умереть на этом месте. Преподобный, видя, что с ним не было никакой провизии, побоялся, что он умрет. Поэтому он его принял, но лишь для того, чтобы потом принудить его удалиться. Для этого преподобный хотел подвергнуть его тяжелым испытаниям и тем отбить у него охоту к отшельничеству, так как трудно было предполагать, чтобы этот человек в таком преклонном возрасте мог вынести труд пустынножительства.