Путь Черной молнии

Теущаков Александр Александрович

Я вот наблюдал одну картину, когда сидел в ШИЗО на пятнадцати сутках: менты наводили шмон напротив в камере ПКТ и прямо сапогами топтали постельное белье арестантов.

– А почему сами зэки молчали: спросил Сашка.

– Так их в коридор выгнали, а мы в щель наблюдали. Прапора - идиоты разрывали матрацы и подушки, ища запрещенные предметы. Отмели все рукописи, заставляя тем самым подчиняться требованиям внутреннего распорядка: ведение дневников - запрещено.

– У этих быков метода такая: к ногтю всех нас,- зло произнес Сибирский.

– Я так думаю,- продолжал Ирощенко,- гораздо проще заключенного убедить и перенаправить его мысли

в нужное русло, чем репрессировать и постоянно закручивать гайки. Когда-нибудь, как не затягивай, а резьба сорвется. Так и в нашем существовании, всякому терпению приходит предел.

Вот посмотрите на этого пацана,- Ирощенко указал на Сергея,- что он может сделать, окунувшись в эту всепожирающую клоаку. Здесь все зиждется на коварстве, зле, подавлении в человеке свободомыслия. Как можно выживать в нечеловеческих условиях и сохранить в себе любовь ко всему, что некогда его вскармливало и растило, годами закаляло его дух, неподдающийся унижению и оскорблениям?

– Попробую ответить спокойно на твой вопрос,- сказал Сашка,- не пришло еще общество к взаимному пониманию и согласию, где одни люди делятся на других. Незримый барьер выстроило государство, чтобы оградить основную массу народа от оступившихся,- Сашка, вспомнив своего деда и родню, как им приходилось трудно жить среди террора Советов в предвоенные годы, горячо продолжил,- зачастую, отодвигая общественные интересы людей, государство выдумало сотни, тысячи законов, чтобы особо не обременять себя заботой о споткнувшемся об уголовный кодекс человеке. Проще найти ему подходящее место, а вернее - "стойло", где бы содержать его в покорности и бесправии. А найти это место несложно, и за одно тех, кто посетит эти места. Помните народную поговорку, она гласит: "Была бы шея, а хомут найдется".

– Согласен с тобой Саш,- поддержал его Ирощенко,- сколько бы нам не говорили, что Советский суд - самый гуманный в мире, но на практике дело обстоит иначе. Система, владея несовершенными методами перевоспитания старается внушить нам: нарушил - она поправит твои сдвиги, определив в "отстойник". Не хочешь подчиниться общим требованиям, для этого есть и негласные методы переубеждения - жесткие меры воздействия на твою непокорность. Суд определил и постановил, а остальное доделает репрессивная методика нашей внутренней системы.

Вот мы и пытаемся бороться за свое существование в "государственных отстойниках". И заметьте, каждый выплывает по- своему. Но кто разберется в наших характерах, кто даст объективную оценку нашим убеждениям и поступкам? Кто индивидуально найдет подход к внутреннему миру, каждого из нас? Такие, как Сашка видят мир в справедливом подходе решения всех вопросов и задач. А такие, как Леха Дронов убеждены, что вся масса заключенных должна перевернуть свое сознание и жить по понятиям, то есть, по воровским законам...

– Ты что-то имеешь против воров?- перебил его Сибирский.

– Если они будут такими, как Дрон, то к ним вопросов пока у меня нет.

– Подожди, не перебивай его,- попросил Сибирского Сашка.

– А основной массе зэков вообще до лампочки, лишь бы его не трогали, - продолжил Ирощенко, - им по фиг каких законов и понятий придерживаться, одним словом: куда кривая выведет. Каким выйдет человек с такого "отстойника", многим людям за забором честно говоря - наплевать. Близким он нужен, как родной человек. А чужим? Общество от таких отворачивается, никто не хочет влезть в шкуру бывшего уголовника и понять, почему ему не хочется жить, как

всем нормальным людям. Потому, и выходят из мест заключения: колючие, недоверчивые, обманутые своей Родиной, которая делала попытку исправить их мышление, а на порядок сломало и растоптало все хорошее, что было заложено в человеке до того, как он оказался в этом "отстойнике".

– Да, Серега, не зря вам мозги промывали в военном доме, я тебя прямо не узнаю, говоришь, как настоящий правозащитник,- заметил Сибирский.

– В каком-каком доме?
– поинтересовался Сашка.

– Он же офицером в армии служил,- ответил за Ирощенко Леха Сибирский.

– Ты офицером?!
– удивился Сашка, - а как ты сюда попал, для вас же свои зоны есть?

– Длинная история Санек, будет время - расскажу. Так вот, в окончание нашего разговора добавлю, что есть еще несколько поговорок: "Моя хата скраю", и касается она очень многих людей. Зачем конфликтовать с государством, зная заранее, что "плетью обуха не перешибешь". Вот это и определяет основную массу населения нашей необъятной Родины. Но какая по счету окажется ваша хата, когда придет беда? Понятное дело: самая первая. Теперь вы в разработке у государства, и живущий рядом с вами сосед, окажется "скраю". И так до бесконечности. Вот и выходит, что не нужно забывать и такую народную мудрость: "От тюрьмы и от суммы - не зарекайся". В своей сущности - все люди ленивые и ждут когда за них кто-то, что-то сделает, им даже лишний раз не хочется напомнить власти, что все законы издаются для всех, а не для какой-то части общества.

– А что можно в таком случае сделать в зоне?
– спросил Сашка.

– Постоянно напоминать ментам, что мы тоже люди, а не тухлые отбросы общества,- поддержал полемику Сибирский, - чем они лучше нас, когда вопрос стоит о воровстве: они еще больше крадут со складов, тянут с зоны все, что плохо лежит. Просто они прикрываются законами, а нам - зэкам доказывают, что они такие правильные и законопослушные. Фу, мрази! Даже говорить о них не хочется.

Удар ключами по двери прекратил обсуждение, заключенные даже не заметили, как по изолятору объявили отбой.

Между тем Алексей Дронов потихоньку разворачивал в зоне противодействие администрации. Времени у него было не много, потому вор рвался на выездной объект, где можно надежно связаться с вольной братвой и передать на словах кое какую информацию для Аркана, насаждавшего своими людьми и делами город Новосибирск уже два года.

Не только в изоляторе шли дискуссии. Теперь, находясь с рядом с Симутой, Дрон заглядывал вместе с ним к Макару в санчасть, а заодно взглянуть на Инну. Она никогда не видела его хмурым или сосредоточенным, при встрече с врачом на его губах всегда играла улыбка. В очередной раз Инны не оказалось в санчасти, дневальный сказал, что она уехала за медикаментами. Одев больничные халаты, Дрон и Симута вошли в палату.

– Их бим больной!- пошутил Симута,- здорово бродяга. Не надоело тебе валяться тут?

– Ты не поверишь - надоело. Я тут думаю, может мне лучше в трюм вернуться?

– Отдыхай, с твоим здоровьем только на киче и париться,- Дрон поздоровался и сел напротив.

– Гляжу, не просто так пожаловали, - хитро прищурил глаза Макар, - что, уже началось?

– Сегодня начнем. Пацаны акцию готовят провести в столовой, я подстрахую их, чтобы "трупов" не наделали.

– Да, будь сейчас в зоне Ефремов, все полетело бы в "Тартарары", - сказал Симута.