Путь Черной молнии
Шрифт:
Рыжков состроил удивленную физиономию и отпарировал:
– А ты думал, как здесь пацанву проверяют. Может он колонется (Сознается) в чем-нибудь. Так что учись пехота, как ходить по полю без пыли.
Пархатый ехидно заулыбался, обнажив фиксу на верхнем зубе.
– Ты бы его лучше делу подучил, чем капканы ставить,- продолжал заступаться за Сергея Сашка.
– В школе надо было учиться,- с издевкой отвечал Пархатый.
– Воробей, а чё ты в натуре за молодняка впрягаешься, пусть сам за себя отвечает,- встрял в разговор Ворон.
– О-о! Я чувствую, как здесь нарастает эскалация напряженности, - Сашка поднялся и сел на нары,- Пархатый, и ты Ворон, предупреждаю, я пацана в обиду не дам, не завяжете...
– А то что?- прервал его Рыжков.
– Жека, ты меня хорошо знаешь, не дергай тигра за усы.
Да, Рыжков знал силу Воробьевского удара, его и Ворона он в два счета размажет по стенке. Но уступать свое лидерство в этой хате он не собирался.
– Слушай, Воробей, бери на себя столько, сколько можешь унести. Я своих пацанов только так и проверяю, а если ты на братву из-за какого - то чухана будешь накаты делать...
– он сделал щелчок пальцами. Сашка подметил, что Пархатый просто провоцирует его, но решил все-таки спустить разговор на тормозах.
– Ладно, Жека, давай договоримся так, ты подбирай себе в семью кого хочешь, я же - не лезу в твои дела. Пацана не трож, на том и разбежимся. Лады!
– Ладушки земляк, по рукам,- улыбался Жека.
– Я серьезно, Пархатый, за Серегу с тебя Крот спросит.
– Я уже три года эту зону топтал, когда Крот сюда припахал, так что, кое- кому здесь еще долго рогом упираться, чтобы достичь моего положения.
Сашка, видя, что добром дело не кончится, все-таки решил поговорить начистоту с Пархатым.
– Жека, ты любишь всех подчинять. Я смотрю, ты привык, что все пляшут под твою дудку, потому вокруг тебя и вьются не пацаны, а одни шестерки.
– А у тебя, какие методы?
– Я привык договариваться.
– С кем? С этим быдлом, с пехотой, которая с автоматом в карауле стояла.
– По-твоему они нелюди?! Не греби всех под одну гребенку, мало что ли в зоне пацанов путных,- отстаивал свою правоту Сашка, вспоминая о Зеле, Сергее Ирощенко и Каленом.
– Да не о пацанах речь, а о быках, да чертях. Тебя послушать, так ты готов всех этих пехотинцев, брать под свое крыло.
– Ты это о ком сейчас?
– спросил Сашка.
– Да хотя бы о Зеле, он же автоматчик, в армии служил, а ты его пригрел. Он у Равиля на побегушках был, и ты думаешь, он мне диктовать условия будет, башку сразу ему отшибу,- злился Пархатый.
– А ты себя вспомни, как в зону пришел, по- началу тоже на посыльных у Колдуна был. Сибирский мне рассказывал, с чего ты начинал.
Пархатый навострил уши, и прищурившись зашипел:
– Ну-ка договаривай, раз начал.
Воробей был не из тех, кто молчал. Раз Пархатый хочет знать о себе правду - пусть получает.
– Как обычно: "из грязи, да в князи", это я образного говорю , ведь ты же поначалу был на побегушках у блатных зоны, а за четыре года ты поднялся до уровня пахана.
– И это все, что ты мне можешь предъявить?
– Ты хочешь, чтобы я при всех рассказал о кое - каких вещах?- интригующе спросил Воробей.
Пархатый засомневался. "А вдруг и в правду его подноготная окажется убийственной". Тогда он решил без огласки узнать от Сашки, что же он скрывает от него. Они уединились на соседних нарах, и Сашка начал негромко говорить, чтобы сокамерники не расслышали его слов.
– Все начинают с малого: одни уходят, другие встают на их место. Вспомни, два с половиной года назад пришел в зону наш земляк - Грек.
Жека напрягся.
– Ты встретил его по- земляцки, - продолжал Сашка,- одел, обул, поддержку ему кинул, якшался с ним, пайкой хлеба делился.
Воробей заметил, как Пархатому стало не по себе, но останавливать Сашку он не пытался, а продолжал слушать.
– Потом Грека перевели на больничку, и через некоторое время ты узнал, что в тюрьме он был опущенным. Ты тогда промолчал и скрыл от братвы этот косяк, ведь такое признание для тебя - петля.
– Кто тебе это сказал?
– Мне буквально вчера дали расклад про Грека, а кое-кто даже подтвердил, что ты его встречал с тюрьмы и жил с ним в одной семье.
Пархатый занервничал, закурил и немного подумав, спросил:
– Кое-кто - это из нашей зоны?
– На твое несчастье - да.
– Скажи кто, мне нужно знать.
– А зачем? Меньше знаешь - лучше спишь,- пошутил Сашка,- имей ввиду Пархатый, я буду вынужден вынести твой косяк на обсуждение, а если тебе так не терпится узнать, то малява пришла от Лехи Сибирского.
– Выходит, если все откроется, мне не поздоровится. Почему вчера предъяву не сделал? Ведь пострадаешь за сокрытие.
Пархатый решил ухватиться за спасительную соломинку.
– Не меньше твоего пострадаю. Жека, по зоновским законам я обязан тебя выломить из хаты и предать огласке твое общение с Греком.
– Ну, Воробей, ты и ушлый! Где так прогнить успел. Вроде молодой еще.
– А ты знаешь Жека - вот такие учителя, как ты, и учат меня, просто я стараюсь думать перед тем, как что-то предпринять и держу рот на замке. Поверь, штука полезная.
Теперь Рыжков понял, что Воробьев посадил его окончательно в лужу, имея главный козырь в рукаве Воробьев даст ход этому делу.
Жека уже не чувствовал себя главным в камере, эта новость прибила его амбиции и дала пищу для размышления. Он изменился в лице, и поднявшись с нар, пошел на свое место.
Сашка смотрел на Пархатого и Ворона и про себя рассуждал:
"Да, чуден тюремный мир, вот так резко у человека меняется мнение и отношение к другим людям. Стоит только занести небольшие коррективы и жизнь круто поворачивается спиной. Равиль понес свою голову на заклание к оперу. Пархатый, боясь, что его самого опустят за беспредел, прячется в изоляторе. Ворон, чувствуя за собой грешки, притухает и становится овца - овцой. А сколько таких по всем тюрьмам и лагерям? Несметное множество! Потеряли люди свое достоинство, растратили в борьбе за лакомный кусок, за теплое место под "зоновским солнцем", как однажды выразился Пархатый. Смотрю теперь на него: жалкого, приопущенного... И где все его амбиции? Ведь он хотел видеть себя во главе зоны! В качестве кого? А я так себе мыслю: магерама, беспредельщика, и властолюбивого насильника. Так что не нужно его жалеть. Поделом тебе Пархатый!"