Путь Черной молнии
Шрифт:
А что касается смерти Равиля... Леха, тобою нарушено основное наставление, завещанное людям самим Господом Богом: - Не убий! Так выходит на деле твои и ментовские методы одинаковы и выхода для отступника нет. Перешел блатной на другую "сторону" - отвечай по - полной. Либо к опущенным, либо на ножи. Что в одном, что в другом случае - не жизнь. Наверно не скоро еще воровские законы смягчат свои методы ведения борьбы с предателями.
– Вася, с ними должен быть один разговор - в преисподнюю!
– Алексей, все это философские рассуждения, как говорится если бы, да кабы. Но человека не вернешь, будь он хоть трижды "сука". Убивать друг друга людям не гоже.
– И, что мне прикажешь делать? Раз я поднял знамя, нужно нести его до конца.
– По - своему, может ты и прав, но мое мнение такое: не одна из двух сторон, пока этого не понимает. Не научились еще люди договариваться. Видимо пройдет не один десяток лет, пока начальники и заключенные начнут понимать, что они - простые смертные, и граждане одной страны и как это не высоко будет сказано - сыновья своей Родины. Но каждый из них видит в своем свете и трактует законы так, как они ему лучше смотрятся. Леша, а результат один: осталась одна-одинешенька мать-старушка, которая видела в своем сыне родное дитя, пусть и повзрослевшее. Для нее была одна радость: возвращение сына, живого и невредимого. Что ей до "междоусобных разборок" лагерного начальства и группой воровских авторитетов. Она и слухом то, не слышала о каких-либо понятиях.
Мать, Лешка, есть у каждого человека, будь он вор или госслужащий. У каждой матери болит сердце за собственное дитя. Нужно осознавать, что мы вероломно вторглись в судьбу Равиля, и не чувствуем боль в сердце его матери.
– У меня нет матери, потому я остаюсь глух к твоим словам.
– Умерла?
– Жива, но ее для меня не существует.
– Как так!! Это же мать!
– Не хочу об этом, потом, как-нибудь расскажу.
– Ладно, Дрон, говори напрямую, что хотел от меня, зачем с ШИЗО вытащил?
– Совет твой нужен.
– А послушаешь?
– Мне твое мнение важно. Макар, я хочу взорвать зону.
– Уже догадался. Как ты себе это представляешь?
– Поднимем бунт. Требования ментам выдвину.
– Будут жертвы. Я тебе серьезно говорю, упыри кремлевские ни перед чем не остановятся: возникнет угроза безопасности людей на воле, рассшмаляют всех за милую душу.
– До этого не дойдет дело, стрелять не станут.
– Дрон, не тешь себя иллюзиями - твоими требованиями менты зад свой подотрут, а зэка пострадают. Ты в курсе, как после войны с фронтовиками - зэками поступали, когда они бунт в зонах поднимали?
– Что-то слышал.
– А я видел. Скашивали пулеметами, как траву на сенокосе, и не подавились их смертями. Ты хочешь, чтобы и здесь подобное произошло?
– Макар, так время уже другое.
– А метода старая, задавят нас в зародыше.
– Пусть попробуют.
– Ох! Леха-Леха, назвал бы я тебя упрямым пацаном, да вижу без толку, все равно сделаешь свое. Тогда хоть совет прими от старого каторжанина: заручись поддержкой с воли, одному тебе такую махину не провернуть.
– Уже заручился. Макар, ты же тоже Советы не уважаешь, так что не жалей их.
– Кучка властителей - коммуняк - это еще не весь народ, но если судить о нашем обществе, то лучше не взывать к нему о совести. Бунтарей на Руси никто не любил, даже Александр Сергеевич назвал русский бунт жестоким, бессмысленным и беспощадным.
– У нас есть смысл.
– Я прожил жизнь длинную, а жил - то по-настоящему всего двадцать лет, пока семья под боком была. А теперь смысл жизни для меня потерян. Это я перед пацанами и мужиками ширмой завесился: хожу дурачка валяю, а в сердце Леха пустота, хочется волком выть. Если доживу до звонка, найду семью и повинюсь. А коли будет по-твоему, в стороне не останусь, рядом стоять будем. Может, глядишь, и найду ее безглазую с косой.
– Вась, ты чё заупокойную завел?
– Ладно Дрон, молчу. Давай-ка лучше чайку сварганим.
На следующий день, когда все сотрудники администрации вечером потянулись на КПП, им навстречу, чуть ли не бегом, спешила Инна. Не раздеваясь, она заскочила в палату и, увидев только одного Макарова, в нерешительности остановилась.
– О! Хозяюшка наша пожаловала,- весело произнес Макар и поднялся с постели.
Инна обвела комнату глазами и заметно сникла. Она повернулась для того, чтобы уйти.
– Инесса Петровна, Вы случайно не потеряли кого-то?
– Нет-нет,- ответила она, направляясь в свой кабинет.
– Не уходите никуда, он скоро придет,- успокоил ее Макаров.
Она резко повернула голову и без слов поняла: кого она должна подождать.
Через пятнадцать минут в санчасть вошел Дронов и на входе в двухэтажное здание на лавочке оставил человека, чтобы он следил за обстановкой.
– Петровна, рад видеть тебя в хорошем настроении. Можешь не рассказывать подробности, я уже знаю, что сына отпустили.
– Дронов...
– Врач на мгновение смолкла,- Алексей, я даже не представляю, как мне отблагодарить тебя. Никита даже не догадывается, кто помог ему избежать тюрьмы.
– Он отдал следователю трубку с гильзой?
– Да-да, конечно, интересная выдумка получилась, следователь понюхал трубку и сказал, что дымом пахнет. Получается, Никитка баловался с трубой и заряженным патроном. Но самое главное, потерпевший забрал свое заявление и претензий к моему сыну не имеет. Алексей - это ты все сделал?
– Инесса, да я ничего такого не делал,- улыбнулся Дронов,- ты главное мужу своему пистонов наставляй, чтобы где - попало ружье не бросал.
– Я одна воспитываю Никиту.
– Тогда пардон! Сама следи за пацаном, если не хочешь, чтобы он здесь оказался.
– Теперь буду стараться изо всех сил. Упустила я момент, связался он с дурной компанией ребят, теперь не знаю, как его отвадить от них.
– У тебя родители есть?
– Да-да, конечно, но они далеко, я ведь в 1963 году в Новосибирск из Прибалтики приехала.