Путь Черной молнии
Шрифт:
– Вспомни: четыре с лишним года назад, ДК "Железнодорожников", как у тебя с одним пацаном драка произошла и ты, отбиваясь, порезал ему ножом руку и ногу.
У Пархатого от удивления брови поползли на лоб. Он даже на миг забыл, что сидит в камере. Что - то перебрав у себя в уме, он воскликнул:
– Так это был ты?!
Он так громко спросил, что все присутствовавшие в камере повернули головы в его сторону.
– Ни чё братва, я кентуху по воле встретил,- успокоил он сокамерников.
– Вот так встреча!- не переставал удивляться Пархатый.
–
– Да ладно, Санек, чё ты в натуре, это было давно и неправда, здесь эти вещи не канают. Так ты говоришь, два раза видел меня, а второй раз где?
– Восемь лет назад на стадионе Спартак, вспомни, как ты пытался из моих карманов мелочь вытрясти, потом вы всей шоблой накинулись и отметелили меня. Тебе тогда тоже досталось, я успел пару раз об лавочку твой нос припечатать.
– Е-мое, Воробей! Да мы с тобой оказывается крещеные, ну конечно-конечно я помню, по-моему, ты там чем-то занимался.
– Классической борьбой.
– Во, точно вспомнил, борьбой. Слушай, а я ведь тебя вспоминал, все думал, пацан-то не конявый попался. Ни фига себе, Воробей, вот значит, как было судьбе угодно нас с тобой перехлестнуть в жизни. Ну, ты не держи обиды-то, ведь все в прошлом, всякое случалось. За нож тоже не обижайся, меня если бы поймали, то сразу срок накрутили.
– Я тебя искал, да не мог найти, хотел до конца с тобой разобраться.
– Мы с тобой квиты,- Пархатый ощупал свой нос и хищно улыбнулся.
– Это ты за другое получил. Ладно, Жека, замнем для ясности, я зла долго не помню,- и он поднял ладонь к верху. Пархатый ударил его по руке, и от звука шлепка зэки снова повернули головы.
– Вы что там, в ладушки играете?- пошутил кто-то.
– Ага, детство вспомнили,- шутя, ответил Жека.
В рабочке все собравшиеся расселись на столах, благо их было в избытке. Тусклая лампочка еле-еле освещала большую камеру. Кто-то из догадливых уже сварил чифир и пронес с собой кружку. Поприветствовав друг друга, пацаны закрепили встречу чаем, гоняя кружку по кругу.
Дрон, оглядев собравшихся, уверенно начал:
– Пацаны, все вы прекрасно понимаете, по какой причине нас сюда упрятали. Идут мусорские разборы по поводу смерти, не побоюсь сказать о покойном, затесавшегося в наши ряды - предателе! В свое время он был чьим-то корешом, но сучьим поступком перечеркнул все нормальные отношения к себе, за что и поплатился жизнью. Может кто-то забыл, что во все времена делали с отступниками и предателями?
– Кололи, как свиней,- раздался чей-то голос
– На перья сучар сажали,- вторил ему другой.
– Туда им и дорога псам кумовским,- раздавались возгласы, то здесь-то там.
– Значит, никому объяснять не нужно, что справедливая рука свершила возмездие.
– Все путем! Все по справедливости!- снова поддержали Дрона голоса пацанов.
– Пусть каждый запомнит, какой бы он не был "воровитый" или "экстра" блатной, за подобное предательство ни один не уйдет от жесткого приговора. Надо воздать тем людям должное, которые помогли ему скопытиться. Тот, кто знает - пусть молчит, а кто догадывается, то пусть забудет.
Вор много говорил: о наведении порядка, о поднятии духа у блатных, о бесчинстве ментов, которые, что ни год устраивают новые ломки для бродяг.
– А теперь я буду конкретно говорить, и делать предъявы, и пусть тот, кого коснется, отвечает за базар, и за свои косяки.
В камере стало тихо, все догадывались, что сейчас будет жарко.
– Ворон, слушай сюда и будешь отвечать,- обратился Дрон к пахану третьего отряда,- ты кем себя считаешь?
– Пацаном, главным среди своей братвы,- ответил Ворон.
– А мне сдается, что ты забыл свои прямые обязанности и уже пашешь бугром. Да-да! Бригадиром всей своей братии. От ваших нарядов, которые вы "стряпаете" вместе с буграми двойной нормой несет. У вас мужики в отряде волками воют от невыполнения норм, их постоянно менты прессуют за это: то ларьком накажут, то свиданок лишают. Вам сколько шнифтари зоновские на грев отпускают с общаковой казны? Что молчишь? Вы - блатные отряда за эти бабки должны своих пацанов в изоляторе и в БУРе греть по-человечески. Мне уже сказали, что вы такую зажимуху им устроили,- голос Дрона набирал силу,- я что-то не понимаю, куда филки уходят?
– Да у нас все путем, по факту все получается, никто в обиде не остается, на киче тоже,- оправдывался Ворон.
– Слушай ты, что ты мне эту слюнтявку впариваешь или ты хочешь контрольной ломки. Вы когда будете сами рогом шевелить?! Вы что - Мамаевские сборщики? Так дань уже давно отменили. Ведь ты своим архаровцам цэу дал, чтобы в отряде был чуть ли не стопроцентный сбор с мужиков и даже с петухов.
– Дрон, так положено,- уже не так бойко оправдывался Ворон.
– Это вами положено, а нами на то заложено! С ларьков, чуть ли не половину дерете, общаком прикрываетесь, посылки и передачи половините, по нарядам тоже вдвое мужиков обдираете. Кто установил такие поборы? Я еще раз спрашиваю, куда общаковые филки уходят? Вы что здесь, после Колдуна прибурели в корень?! Одернуть вас некому. Я что не вижу: как в десятом, во втором, в одиннадцатом идут дела, - и Дрон еще перечислил несколько отрядов, которые по его проверке боле менее справляются со своими рулежками.
– А шестнадцатый?!
– вор со злостью взглянул на Пархатого,- ладно сейчас и до тебя дойду. Короче Ворон, вас в отряде две пацанские семьи, почти двадцать человек, если каждый с пользой для дела будет рогом шевелить, останетесь на коне. Я сказал, что щемить пока никого не буду. Но ты Ворон - умывай руки, вместо тебя будет Генка Орел, ставлю его править в отряде, а ты иди к мужикам, они тебя давно дожидаются,- с издевкой произнес Дрон.
– Дрон, братва, ну бля буду, простите. Я все исправлю, все будет правильно,- заегозил Ворон.