Путь Дракона

Абрахам Дэниел

Но этим могут заняться и другие, кем бы они ни были. Ситрин отхлебнула кофе. Все же, это хорошая идея, и хорошо продуманная. В год, когда она получит остатки инвестиций своих родителей в банк, она подумает над урезанной версией этого плана. Будет нелегко, подумала она, из магистры Ситрин бел Саркур снова на год превратиться в подопечную банка. Но как только пройдет день поименования, и она сможет вести свой собственный бизнес…

Кожа на руках покрылась гусиной кожей, волоски встали дыбом. Шею закололо. Будто холодный огонь разлился по спине. Она закрыла книги со

своими записями, отодвинула их в сторону, и вернулась к более старым, исписанным другим, теперь уже мертвыми руками.

Капитан Вестер был прав.

Вот оно.

Доусон

— Я и слышать этого не хочу, — сказал король Симеон. Прошедшие месяцы не были к нему добры. Кожа еще больше посерела, а губы отливали нездоровой синюшностью. На лбу бисеринки пота, хотя в комнате не так уж и жарко. — Господи, Доусон, да ты сам себя послушай. Ты вернулся из ссылки день назад, день! а уже влез в это с головой.

— Если Клара права, и Маас плетет заговор, угрожающий жизни Астера…

Симеон хлопнул ладонью по столу. Зал заседаний отозвался эхом, и вновь тишина нарушалась лишь пением зябликов и журчанием фонтана за окнами. Охранники у дальней стены как всегда оставались невозмутимыми, латы цветов города — черном и золотом, на поясе мечи. Доусону стало интересно, что они могли сказать, если бы их спросили. Кто-то ведь должен быть способен разумно говорить с Симеогом, если он сам явно не в состоянии.

— Если бы я слушал ваши советы, — сказал король, — Иссандриан прямо сейчас возглавлял бы народное восстание. Вместо этого он был здесь вчера, преклонив колени молил меня о прощении и жизнью клялся, что бунт наемников не его рук дело.

— Если не его, то чьих-то еще, — сказал Доусон.

— Я ваш король, барон Остерлинг. И я вполне способен сохранить это королевство в целости.

— Симеон, ты мой друг, — тихо сказал Доусон. — Я знаю, как звучит твой голос, когда ты напуган до смерти. Ты можешь отложить это до будущего года?

— Отложить что?

— Отдавать своего сына на воспитание. Назвать его опекуна. Двор разъедется через три недели. Только скажи, что события этого года отвлекли тебя от решения этого вопроса. Не торопись.

Симеон встал. У него была походка старика. За окном листья все еще оставались зелеными, но уже не такими, как раньше. Лето умирало, и однажды, очень скоро, зелень исчезнет, поля оденутся в красное и золотое. Красивые цвета, и тем не менее, означающие смерть.

— У Мааса нет никаких оснований желать зла Астеру, — сказал Симеон.

— У него связи в Астерилхолде. Он с ними заодно…

— А ты был заодно с Массией в вопросе усиления Ванаи. Господин Даскеллин плясал под дудку Северного Взморья. Господин Тремонтар тайно встречается с послом Борхи, а господин Арминнин в прошлом году жил больше в Холлскаре, чем в Антее. Я что, должен убить каждого дворянина за его связи за пределами королевства? Ты бы не выжил. — Дыхание Симеона было быстрым и поверхностным. Он облокотился о подоконник, чтобы не упасть. — Мой отец умер, когда был на год моложе, чем я сейчас.

—

Я помню.

— У Мааса союзники. Когда уехали Иссандриан и Клин, все кто любил их пришли к нему.

— А мои к Даскеллину.

— У тебя нет союзников, Доусон. Только враги и обожатели. Ты даже не смог удержать возле себя мальчика Паллиако, когда он был героем дня. Лерер на край света его отправил, чтоб только не пустить на еще одну твою пирушку. Враги и обожатели.

— А вас к кому отнести, ваше величество?

— К обоим. С тех пор, как ты на турнире увел у меня девчонку-синнаи, когда нам было двенадцать.

Доусон хмыкнул. Улыбка короля была почти смущенной, а после он тоже рассмеялся. Симеон вернулся и рухнул в кресло.

— Я знаю, ты не одобряешь моих действий, — сказал он. — Но поверь, я делаю все, от меня зависящее. Столько всего нужно учитывать, а я так устал. Я невыносимо устал.

— По крайней мере не отдавай Астера Маасу. Меня не волнует, что он сейчас самая влиятельная личность при дворе. Найди кого нибудь другого.

— Спасибо за совет, дружище.

— Симеон…

— Нет. Спасибо. Только это.

В передней слуги вернули ему меч и кинжал. Прошли, казалось, годы, с тех пор, как Симеон настоял на соблюдении старого обычая приходить на личную аудиенцию безоружным. Это показывало, как низко они пали. Доусн все еще возился с пряжкой, когда выходил. Воздух прогрелся, солнце стояло высоко, но ветер продувал. Снова смена сезона. Доусон отказался от помощи лакея и взобрался в свой экипаж.

— Мой господин? — спросил кучер.

— В Большую Медведицу, — сказал Доусон.

Щелкнул кнут, и экипаж покатил, оставляя позади башни и ворота Королевского Шпиля. Он позволил себе откинуться на сидение, толчки и удары отдавались в его спине уколами боли. Возвращение из Остерлингских Падей, а после пол-дня в ожидании, пока его величество не примет его, измотали его больше, чем когда либо.

Когда он был молод, то скакал верхом от Остерлингских Падей до Кэмнипола, останавливаясь только, чтобы сменить лошадей, успевал на королевский бал, и танцевал до упаду весь вечер. В основном с Кларой. Это могло бы показаться историей, рассказанной ему кем-то другим, если бы он все еще не видел платье, в котором она была и не слышал духи, которыми пах ее затылок. Он закончил воспоминания, пока молодая инкарнация его жены не привела его в возбуждение. Когда они подъехали к клубу, ему хотелось идти прямо, ведь пока он стар, он не мертв.

Перед ним возвышалось Братство Большой Медведицы, золотые листья на черном камне фасада — цвета Вечного Города. Кареты и экипажи запрудили улицу, кучера протискивались в поисках места, от которого их привередливым хозяевам оставалось пройти до двери лишь несколько шагов. В воздухе стояла вонь свежего лошадиного навоза, размазанного по земле сотнями копыт. Доусон хотел было выйти и пройтись до входа, но положение обязывало, и он выбранил кучера за медлительность и некомпетентность. К тому времени, как лакеи клуба выбежали, чтобы поставить ему приступок, он уже чувствовал себя почти что хорошо.