Путь Дракона
Шрифт:
Басрахип наблюдал за ней с небольшого расстояния, его лицо было бесстрастным, как будто он сосредоточился на слышимом только ему. Он покачал головой. Нет.
— Тем не менее они поссорились, не так ли? Уверен, что слышал о чем то подобном, — сказал Гедер притворяясь, будто что-то знает, чего на самом деле не было. Лицо женщины застыло, только ее взгляд перебегал от Гедера к госпоже Каллиам, и обратно. Страх читался в уголках ее рта, и в том, как она держала руки. Гедер почувствовал, как в его груди медленно разливается приятное тепло. Пора приниматься за дело. Мамаша Джори поглядывала на него с интересом.
—
Нет.
— Я всегда симпатизировал сэру Клину, — сказал Гедер из простого удовольствия солгать женщине, которая не могла отплатить ему тем же. — Ужасно себя почувствовал, когда услышал, что он обвинен в массовых беспорядках. Надеюсь, ваш муж не пострадал при этом?
— Нет, нет, благодарю вас. Нам очень повезло.
Да.
— Сэр Паллиако, — сказала госпожа Каллиам, — чему мы обязаны иметь удовольствие лицезреть вас сегодня?
Гедер посмотрел на Джори, потом на госпожу Каллиам. Он было хотел задать несколько невинных вопросов, насколько позволила бы интуиция сорвать покров тайны с того, с чего можно сорвать. Он думал продвигаться осторожно. А все возраставшая скованность женщины, слабая ее улыбка и запах страха, который исходил от нее словно аромат от роз, убеждали поступить наоборот. Не он довел ее до такого состояния, но он мог напугать ее еще сильнее. Он улыбнулся госпоже Каллиам.
— Ну, по правде говоря, я надеялся, что меня здесь представят баронессе Эббинбау. У меня к ней несколько вопросов. И я не провел все это время путешествуя, — сказал он весело. — Я расследовал мятеж. Исследовал его корни. И последствия.
Краска сошла с лица Фелии Маас. Дыхание стало быстрым и поверхностным, она была готова умереть от страха, словно пойманный воробей
— Не представляю, что тут исследовать, — сказала она, голос ее был слабым и тусклым.
Гедер обнаружил, что улыбаться любезно легче, когда и не думаешь быть таковым. С улицы доносилось пение фурина, сотканное из случайной, идиотской перкуссии. Джори и его мать оставались абсолютно неподвижными. Гедер пальцами выбивал дробь по колену.
— Мне все известно, госпожа Маас, — сказал он. — Принц. Мятеж. Ванайская кампания. Женщина.
— Что за женщина? — выдохнула она.
У него не было никакого представления, что за женщина, но несомненно, что какая-то женщина где-то в чем-то замешена. Проехали.
— Расскажите мне о чем нибудь, — сказал он. — Выберите любую мелочь. Даже то, о чем кроме вас никто и представления не имеет, а я скажу вам, правда ли это.
— Фелдин ни в чем не замешен, — сказала она. Гедеру даже не нужно было смотреть на Басрахипа.
— Это неправда, госпожа Маас. Я знаю, вы напуганы, но я здесь для того, чтобы помочь и вам, и вашей семье. Мне это по силам. Но мне нужно знать, могу ли я вам доверять. Понимаете? Поведайте мне все как есть. Это все пустяки, так как я и без вас уже обо всем осведомлен. Расскажите мне, с чего все началось. И только.
— Это был посол из Астерилхолда, — сказала она. — Он пришел к Фелдину год назад.
Нет.
— Вы лжете, баронесса, — сказал Гедер очень мягко. — Попробуйте еще раз.
Фелия Маас вздрогнула. Она казалась сделанной из сахарной ваты, слишком нежной, чтобы удерживать собственный вес. Она открыла рот, закрыла, сглотнула.
— Был человек. Он хотел войти в совет фермеров.
Да.
— Да. Я знаю о ком вы. Можете назвать его имя?
— Актер Аннинбау.
Нет.
— Это не его имя. Можете сказать, как его зовут?
— Эллис Ньюпорт.
Нет.
— Я могу помочь вам, баронесса. Возможно, в Кэмниполе я единственный, кто может. Назовите его имя.
Ее безжизненный взгляд встретился с его.
— Торсен. Торсен Эстилмонт.
Да.
— Ну вот, — сказал Гедер. — Это ведь было не трудно, не так ли? Теперь вы видите, что ни у вас, ни у вашего мужа от меня нет никаких секретов?
Женщина кивнула. Подбородок ее задрожал, щеки вспыхнули, а миг спустя она уже рыдала как ребенок. Мать Джори кинулась к ней, обняла. Гедер сел, наблюдая за сценой. Сердце его билось сильно, но поза была свободной и расслабленной. Когда он кинул Алана Клина с казной Ванаи, он чувствовал возбуждение. Когда он пришел к решению сжечь Ванаи, он чувствовал праведный гнев. Возможно, даже, удовлетворение. Но он не был уверен, что хоть раз в жизни, вплоть до сего момента, чувства его были столь интенсивны.
Он встал и подошел к Джори. Глаза того были широко раскрыты. Он почти отказывался верить происходящему. Гедер развел руками. Вот видишь?
— Как это тебе удалось? — прошептал Джори. — Как ты узнал? — В его голосе слышалось благоговение.
Басрахип находился менее, чем в трех шагах. Его бычья голова все еще была склоненной. Толстые пальцы переплетены, руки сложены. Рыдание Фелии Маас было как штормовое море, а мягкий шепот утешения госпожи Каллиам, едва ли был тем маслом, что могло упокоить бурные воды. Гедер наклонился, едва не касаясь губами уха великана.
— Клянусь, я построю все храмы, какие только пожелаешь.
Басрахип улыбнулся.
Клара
С одной стороны, они серьезно ошиблись в оценке того, кем и чем был Гедер Паллиако. Но, с другой стороны, он с ними. По крайней мере пока.
И, несмотря на это, сердце Клары разрывалось от сочувствия Фелии.
Спальня погрузилась в полумрак, дневной свет скрылся за тяжелыми занавесями. Фелия лежала на спине, соленые следы высохших слез оставались в уголках ее глаз. Клара сидела рядом, поглаживая ее плечи и руки, как это делал бы врач для человека, получившего удар в голову или огорошенного неожиданным известием. Когда Фелия заговорила, ее паника прошла. Уже не оставалось возможности притворяться, что все закончится хорошо, и Клара услышала в голосе женщины облегчение от потери этой надежды.
— Он правда не даст причинить вред Фелдину? — спросила Фелия. — Если я отдам ему письма, проследит ли Паллиако за тем, чтоб Симеон его не убил?
— Именно это он пообещал, — сказала Клара.
— Ты веришь ему?
— Я едва знаю его, дорогая.
Снова воцарилось молчание.
— Если король уже все-равно все знает, — сказала Фелия, — Если он только хочет выяснить, кто из придворных Астерихолда замешан… Я хочу сказать, что при том, что Паллиако знал все эти вещи, Астеру никогда не угрожала настоящая опасность. Никогда.