Путь Дракона
Шрифт:
"Никак не могу поверить в это," — повторил начальник каравана в сто первый раз. "Они мне ничего не сказали."
"Они не думали, что из тебя выйдет контрабандист," — ответил Маркус.
— Считали, что я идиот.
— Как и я, — сказал Маркус. — И тут же в ответ на негодующий взгляд Тимзанайца, пояснил, — Нет, они и меня считали идиотом. А не я тоже думал, будто вы идиот.
Начальник каравана погрузился в угрюмое молчание. Утесы Беллина постепенно исчезали из вида позади них. Когда они остановились на ночлег, ставя палатки в быстро сгущающихся сумерках, Маркус вместе с Ярдемом прошел по лагерю. Разговоры прекращались, когда они подходили ближе. Улыбки становились фальшивыми и неубедительными. Недовольство пропитало караван, словно масло на фитиле. Он должен был проследить, чтобы не произошло ничего, что разожгло бы его. Было не хуже, чем он ожидал. Когда он подошел к своей палатке, она ожидала его.
Тэг возчик сгинул, исчез с лица земли будто его и не было. Актеры помогли ей отмыть большую часть краски с волос, и без напоминающих мох усиков ее лицо казалось почти неестественно чистым. Молодость и кровь Синнай придавали ей детскую игривость, но через несколько лет она расцветет в женщину.
— Капитан Вестер, — сказала она, и нервно сглотнула. — Я вам так и не сказала насколько я ценю то, что вы сделали.
— Это моя работа, — сказал Маркус.
— И все-таки, это больше, чем я могла бы попросить, и… Спасибо.
— Ты еще не в безопасности, — сказал Маркус более резко. чем намеревался. — До тех пор прибереги свою благодарность.
Девочка покраснела, ее щеки были словно лепестки розы на снегу. Она сделала полупоклон, повернулась и пошла прочь, снег хрустел под ее шагами. Маркус посмотрел как она уходит, покачал головой и сплюнул. Ярдем, по-прежнему стоящий рядом, откашлялся.
— Эта девочка не моя дочь, — сказал Маркус.
— Нет, сэр.
— Она не заслуживает моей защиты больше, чем любой другой мужчина или женщина из этого каравана.
— Не заслуживает, сэр.
Маркус взглянул в облака.
— Теперь у меня проблемы, — сказал он.
Да, сэр, — сказал Ярдем. — Действительно.
Доусон
Всадники пробирались через густо выпавший снег, звуки горнов становились все слабее и звучали зловеще в надвигающихся сумерках. Доусон Каллиам наклонился вперед к взмыленной шее своей лошади, чувствуя как могучее животное пытается выбраться из снега. Внизу он видел неясные очертания ледяной канавы, а затем все пропало и вновь ощущение твердой почвы под ногами сменилось стремительной погоней. Позади него послышались полдюжины голосов, но короля среди них не было. Доусон не обратил на них внимания. Слева от него из снега возник всадник на сером коне с красным кожаным бардом. Фелдин Маас. Остальные ехали недалеко позади, не более чем тени. Доусон сильнее прижался к лошади, подгоняя ее ударами шпор.
Олень бежал изо всех сил, дважды ему практически удалось провести охотников и их собак. Но Доусон, еще мальчишкой, объездил все холмы Остелинских падей, в любую погоду и знал все тропы наизусть. Олень свернул в глухой каньон и оттуда он уже не вернется. Он падет, конечно, от руки короля Симеона. Но погоня будет первой кто настигнет свою жертву.
По нижним ветвям сосны, поразительно зеленым на фоне общей пустоты, можно было определить где прошел олень. Доусон свернул, чувствуя как Фелдин Маас и остальные движутся толпою позади него. Кто-то кричал. Вой и лай собак становились все громче. Он стиснул зубы, заставляя себя двигаться вперед.
Кто-то вдруг возник справа от него. Белый конь без барда. На его всаднике не было шлема или шляпы, и его длинные золотисто-рыжие волосы сверкали как знамя, оповещая всех что их владелец никто иной как Кёртин Иссандриан. Доусон вновь пришпорил коня и тот помчался вперед. Слишком быстро. Он почувствовал как четкий ритм галопа вдруг сбился и животное попыталось устоять на ногах. Всадник на белом коне промчался вперед, а секунду спустя с ним поровнялся Фелдин Маас.
Если бы олень пробежал еще тысячу ярдов, Доусон мог бы снова стать первым, но обреченный загнанный зверь остановился слишком близко. У его ног лежали два мертвых пса и охотники подзывали назад остальных голосом и короткими хлыстами. Рога оленя были обломлены, весь бок в крови. На его левой задней ноге тоже была кровь, в том месте где слишком нетерпеливая гончая содрала ему кожу возле копыта. Его пятнистый зимний мех напоминал шубу бродяги после долгого путешествия. Он повернулся к ним, тяжело дыша, в тот момент когда Кёртин Иссандриан первым остановил коня, Доусон и Фелдин Маас сразу за ним.
"Молодец, Иссадриан", — с горечью сказал Доусон.
"Он прекрасен, не правда ли?", — проигнорировав его, заметил победитель. Доусон вынужден был признать, что олень действительно выглядел очень благородно. Обессиленный, израненный, на волосок от смерти, тем не менее в нем не чувствовалось страха. Смирение, возможно. Ненависть, несомненно. Иссандриан вытащил меч и поприветствовал зверя, и тот, как будто в ответ, наклонил голову. Тем временем на поляну ворвалась вторая группа всадников, всего шесть человек, каждый с сигиллом своего дома. Собаки прыгали и лаяли, охотники кричали и ругались.
А затем появился король.
Король Симеон въехал на поляну на огромном черном боевом коне, поводья из черной кожи украшены пурпуром и золотом. Принц Астер ехал на пони рядом с отцом, горделивый вид, прямая спина, вот только доспехи все еще немного велики. Позади него ехал его личный наставник, огромный Джасуру в золотисто-зеленых доспехах по стать его чешуе. Сам король был одет в темную кожу, украшенную серебром и черный шлем, защищающий скулы и его скошенный нос.
Доусон ездил с ним на охоту еще с тех пор как они оба были мальчишками, моложе чем Маас и Иссандриан, и он мог разглядеть усталость в спине короля, даже если никто другой этого не замечал. Все остальные участники охоты ехали за ним, все те, кого больше интересовали сплетни и конные прогулки на свежем воздухе, чем азарт самой охоты. Видны были флаги всех самых благородных домов, весь двор Кэмнипола собрался на поляне в Остерлингских падях.
Охотник Джасуру поднял копье и передал его королю Симеону. В руках короля оно казалось длиннее. Джасуру крикнул и собаки рванулись вперед, набрасываясь на оленя. Отвлекая его. Король Симеон поднял копье, размахнулся и бросил. В то же мгновение олень отшатнулся, копье попало ему прямо в шею. Когда он упал, Доусон почувствовал, что зверь был больше удивлен, чем напуган. Смерть, очевидно неминуемая, все равно наступила неожиданно. Рука короля Симеона была тверда как прежде, а взгляд такой же острый. Олень умер мгновенно и поэтому не пришлось полагаться на милость стелы, чтобы прекратить его мучения. Когда охотники отозвали собак и подняли кулаки в знак того, что зверь был мертв, вся знать разразилась приветственными криками, и голос Доусона звучал в их числе.
"Итак, кому же достались почести?", — спросил король Симеон, пока его охотники разделывали тушу. "Иссандриан? Или может это был ты, Каллиам?"
"Мы ехали наравне", — сказал Иссандриан, — "Можно сказать, что барон и я оба были первыми."
Фелдин Маас с ухмылкой соскочил с коня и пошел осматривать убитых псов.
"Это не правда," — сказал Доусон. "Иссандриан прискакал гораздо раньше меня. Вся честь достается ему."
И я не останусь в долгу перед тобой, даже в такой мелочи, подумал он, но не сказал этого вслух.