Путь к перевалу
Шрифт:
— Постараюсь.
— Пожалуйста, поговори… А вот и мой троллейбус. Всего доброго!
Только пробыв целый день на морозе и пробежав десятка три километров по лесу на лыжах, можно оценить всю прелесть обогреваемого львовского автобуса, будто специально предназначенного для дальних туристских маршрутов. А если к тому же у тебя слипаются глаза, и рядом с тобой — самый близкий, самый дорогой человек, то кажется, все радости жизни воплотились в эти счастливые минуты, и ничего уже не может быть лучше.
Все кругом плывет, качается, как в полусне.
— Ты спишь, Танюша?
«Да нет же, нет! Просто сижу и слушаю, как сердце бьется…»
— А рука моя не мешает?
Смешной! Она берет его руку и прижимает к себе… И снова рядом: тук-тук, тук-тук… А ехать еще далеко. И долго еще можно будет сидеть вот так, прижавшись: друг к другу, ни о чем не думая.
Но сквозь дрему опять прорывается голос Андрея:
— Вчера мне попало, Танюша.
И сразу сон долой.
— От кого?
— Юрий Дмитриевич. и Стенин пропесочили…
— За что же?
— Защищать диссертацию, говорят, надо.
— Диссертацию… А ведь верно они говорят. Вон Петр Ильич, такой сухарь, а защитил. Кандидат теперь. А ты такой добрый, такой хороший.
Андрей смеется:
— Думаешь, этого достаточно, чтобы стать кандидатом наук?
— Так разве только это! Вот я письмо получила из колхоза. Иван Сергеевич прислал. Помнишь его? Председатель. Разыщи, пишет, нашего Андрея Семеновича и передай от всего колхоза большое спасибо за его ум и доброту. Так прямо и написал.
— Ну, а как там у них дела?
— Идут, Андрюша. «Комбинат» наш работает вовсю. Даже зимой. Иван Сергеевич пишет: удобрений наготовили — на все поля хватит. Так что не должен ты бросать диссертацию. Сколько еще людей тебе такое же спасибо скажут.
— Значит, хочешь, чтобы я стал кандидатом?
— Хочу.
— Ну, что же, придется, видно, подавать работу. Юрий Дмитриевич со Стениным меня тоже, можно сказать, к стенке прижали.
Он крепче обнимает ее за плечи. Таня закрывает глаза и с удовольствием отдается дремоте.
— А знаешь, что еще они сказали, — голос Андрея переходит в шепот. — Сказали, что к Новому году мне дадут отдельную комнату…
— Совсем-совсем отдельную?
— Совсем-совсем отдельную. И тогда… Я давно уже хотел сказать тебе, Танюша… Ты слышишь?
— Да-да, — отвечает она одними губами.
— Так вот, я хотел сказать тебе… — голос Андрея прерывается от волнения.
— А ты не говори… Ничего не говори… Я все слышу.
22. С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ!
Пригородный поезд подошел к небольшой, засыпанной снегом платформе. Из обоих тамбуров последнего вагона посыпали ребята. С лыжами в руках и рюкзаками на спинах, они прыгали прямо в снег, громко разговаривая, толкаясь, торопливо застегивая куртки.
Люся прыгнула за Таней и зажмурилась от яркой белизны нехоженого снега. Рядом, за крохотной платформой, барахталась Вика:
— Ой, девочки, я провалилась!
Ей поспешили на помощь.
— Быстрее, быстрее! — торопил Костя. — Поезд уходит.
— Все ли сошли? — крикнул Иван.
Из тамбура выглянул смеющийся Колька Краев:
— Последний из могикан! — бросив лыжи на платформу, он соскользнул вдоль поручней вагона и вытянулся перед Иваном.
— Не можешь без фокусов! — нахмурился тот. — Лыжи подбери… Да подальше от вагонов! — крикнул он, обращаясь ко всем.
Ребята столпились у станционной будки. Паровоз дернул, и вагоны, взвизгнув колесами, поплыли мимо.
Люся огляделась. Темная стена леса подступала к самой платформе и тянулась дальше вдоль полотна железной дороги, прерываясь лишь узким просветом квартальной просеки. Мороз не чувствовался. Яркое, не по-зимнему щедрое солнце слепило глаза, — и казалось, это не конец декабря, а звонкий март пришел на землю, рассыпав по снегу сверкающие блестки.
Люся присмотрелась внимательнее: что-то очень уж знакомое напоминала ей высокая стена елей с острыми, точно вонзающимися в небо вершинами, прямая, как стрела, просека, по которой тянулись две синие ниточки лыжни, будка путевого обходчика, будто прилепившаяся к опушке леса…
Ну, конечно, все это она уже видела. Они были здесь с отцом летом. Только тогда тут вилась тропинка, еле заметная в густой высокой траве, и белые глазки ромашек подмигивали на каждом шагу. А если идти по просеке до конца, ели расступятся, и по сторонам тропинки побегут березы. До самого низу, где лежит большое светлое озеро, его так и называют — Светлое.
Так вот куда они приехали!
— Костя! Эта просека на Светлое?
— Да… Ты была здесь?
— Летом. И все мне так понравилось. И озеро, и лесной ключ…
— Он и зимой не замерзает.
— Ну, тронулись! — крикнул Иван. — Давай, Славин, веди!
Пристегнув лыжи, Люся поправила рюкзак и сильно оттолкнулась палками.
Вскоре вся группа вытянулась на лыжне. Голоса постепенно смолкли. Торжественная тишина леса не располагала к разговорам. Тем более, что шли последние часы года, когда невольно хочется вспомнить пережитое, помечтать.
У Люси этот год был особенным. Начался он в школе, на шумном балу. Каждому была там вручена половина разорванной открытки. Другую половинку нужно было найти у кого-нибудь из мальчишек. Люсе досталась «ветка сирени» с надписью чернилами: «В человеке должно быть все прекрасно…» Продолжение известного изречения Чехова можно было прочесть на второй половине открытки. Однако не только за этим нужно было искать вторую половину. Обладатель ее должен стать партнером на весь вечер. И Люся загадала: если вторая половина у Коли Старкина, то наступающий год будет счастливым.