Путь к перевалу
Шрифт:
— Чувствую, предстоит серьезный разговор.
— Да, вы угадали, — Греков снова достал портсигар, вопросительно глянув на ректора.
— Курите, курите! — пододвинул тот ящик с папиросами.
— Угадали, Семен Тихонович, — повторил Греков, закуривая. — Речь пойдет о судьбах нашей науки.
— Вот как!
— Да, но мне хотелось бы сразу передать слово коллеге Воронову. У него все это, как говорится, больше выстрадано. А впрочем, все мы достаточно много передумали, прежде чем пришли сюда.
Воронов постарался собраться с мыслями:
— Видите ли, Семен Тихонович, по нашему глубокому убеждению, геологическая наука времен Архангельского, Милановского, Павлова, то есть то, что называют «классической» геологией, постепенно изживает себя. Судите сами… Единственные два пути, оставшиеся перед ней, это — либо расширение объекта исследования, либо дальнейшая детализация такого объекта.
Ректор
— Но всякому должно быть ясно, — продолжал Воронов, — что расширение исследуемой территории не может продолжаться до бесконечности, не говоря уже о том, что это дело не столько научных, сколько производственных организаций. Точно так же должна иметь разумный предел и детализация исследуемого объекта в любой области геологии, будь то минералогия и петрография, где уже сейчас насчитывается не одна тысяча разновидностей пород и минералов, будь то палеонтология, где количество видов и подвидов ископаемых организмов также возрастает с катастрофической быстротой, будь то стратиграфия, где расчленение отдельных толщ на ярусы и подъярусы, горизонты и подгоризонты заходит подчас, так далеко, что теряется всякий смысл, не говоря уже о практической целесообразности. Где же выход?
Ректор всем корпусом повернулся к Воронову. Тот помолчал немного и решительно заключил:
— Выход, на наш взгляд, во внедрении к геологию новых методов исследования, в математизации нашей науки, в переходе к разработке крупных теоретических проблем, которые в конечном счете вылились бы в установление единой теории всех геологических явлений, вплоть до формирования складчатых поясов и процессов рудообразования. Только таким образов геология сможет встать в один ряд с точными науками, а все виды геологических работ будут поставлены на строго научную основу.
Ректор откинулся на спинку стула, не спеша закурил:
— Но мне кажется, что это настолько очевидно…
— Что не к чему и копья ломать? — усмехнулся Греков. — Да, что-то на этот раз Юрий Дмитриевич действительно изложил все слишком кратко, прямо-таки в конспективном виде. Решил, очевидно, максимально сэкономить ваше время. В беседах со мной он говорил в значительно более эмоциональной форме. Но в общем-то дело обстоит именно так. Вы считаете, что все это слишком очевидно? Верно! И, тем не менее, против этих азбучных истин выступает еще значительная часть наших коллег-геологов. В том числе у нас на факультете. И чем, вы думаете, они предпочитают заниматься? Вот, полюбуйтесь! — Греков раскрыл сводный план научно-исследовательской работы факультета и положил перед ректором. — Почти весь штат двух ведущих профилирующих кафедр, кафедры общей геологии и кафедоы региональной геологии, вот уже многие годы занят работой по составлению геологических карт отдельных районов Союза. И вам небезызвестно, наверное, что на всех заседаниях и совещаниях руководители этих кафедр, бия себя в грудь, доказывают, что это как раз и является наиболее важным и нужным в научной работе факультета.
Ректор чуть заметно улыбнулся. Греков, скомкав погасшую папиросу, бросил ее в пепельницу.
— И вы полагаете, я буду возражать против этого? Ничего подобного! Я тоже скажу: это важно и нужно. Но, — он сделал паузу и круто повернулся к ректору, — не слишком ли большая роскошь — привлекать целые коллективы научных работников высшей квалификации, докторов и кандидатов наук, к делу, с которым успешно справляются соответствующие отделы территориальных геологических управлений? Не слишком ли мелка для университетской науки такая, с позволения сказать, проблематика? А ведь не лучше обстоит дело и на других кафедрах, в том числе и на моей. Вот взгляните. Повсюду разрабатывается масса мелких, сугубо частных вопросов. Усилия большого коллектива ученых дробятся на выполнение незначительных узко практических хоздоговорных тем. И опять-таки я не хочу сказать, что такие темы не нужны. Нет, нужны. И разрабатываются нашими людьми на высоком научном уровне. Но, к сожалению, они отвлекают нас от решения тех больших, действительно важных задач, которые только что сформулировал коллега Воронов. А послушали бы вы, о чем мы говорим на наших научных конференциях! Многие часы, даже дни, тратим на бесплодные споры о перенесении отдельных пачек слоев из одного горизонта в другой, о разделении одного вида на две или три разновидности, о замене одной стратиграфической схемы на другую. Где уж тут вспомнить о больших проблемах! Времени не хватает! А между тем геология действительно требует коренного пересмотра всей методологии научных исследований. Я абсолютно согласен с Юрием Дмитриевичем, — давно пора переходить к решению таких проблем, которые охватывали бы всю совокупность геологических явлений. А это невозможно без тесной кооперации с физикой, математикой и целым рядом других наук. Именно так, на стыке ряда наук, может родиться та новая методология, которая, возможно, приведет к выработке и единой теории геологических процессов, за что ратует Юрий Дмитриевич. Мы отлично понимаем, Семен Тихонович, что вопрос этот чрезвычайно труден, и разработка его потребует очень длительного времени. Однако приступать к его решению нужно уже сегодня, хотя бы это и отвлекло наши основные кадры от рассмотрения некоторых частных вопросов, сколь важными не казались бы они сейчас, на данном отрезке времени.
Ректор задумчиво провел рукой по лбу:
— Но, позвольте, я до сих пор считал, что на стыке геологии и физики уже выделилась новая отрасль знаний— геофизика. Ей, казалось бы, и карты в руки…
— Геофизика? — Греков усмехнулся. — Если рассматривать это слово с точки зрения этимологии, то вроде бы и так. А если говорить по существу, то наши геофизики — и не геологи, и не физики.
— Не понимаю…
— Видите ли, Семен Тихонович, — вступил в разговор Воронов, — когда говоришь о геофизике, то естественно представить науку, которая включала бы в сферу своего изучения физическую сущность всех процессов, совершающихся в земном шаре, в том числе и всех без исключения геологических явлений. А на деле геофизика в том виде, в каком она существует у геологов, по крайней мере у нас на факультете, это чрезвычайно узкая дисциплина, изучающая лишь физические поля, создаваемые теми или иными геологическими объектами.
— И дальше этих полей они знать ничего не хотят, — поддержал Греков. — Послушали бы вы их выступления на конференциях! Развесят свои кривые и «леопардовые шкуры» и начинают толковать об аномалиях силы тяжести, магнитных аномалиях, электрических аномалиях. А спроси о конкретной геологической обстановке, процессах, которые привели к образованию того или иного геологического объекта, о причинах тех же аномалий — ни слова, кроме общих рассуждений!
— Как, неужели не обосновывают даже возникновения аномалий? — удивился ректор.
— Нет, обосновывают, конечно, — сказал Воронов. — Тут Леонид Иванович немного сгустил краски. Во всем, что касается полей и аномалий, они разбираются, безусловно, хорошо, и в последнее время их изыскания оказываются серьезным подспорьем в общем комплексе геологических исследований. Но то, что все они ограничиваются изучением полей и превратили свою науку в узко практический метод, это — неоспоримый факт. А нам нужно не это. Мы хотим подвести физико-математическую базу под все геологические процессы.
— Ясно. Только за чем же, собственно, дело стало? Если по крайней мере трое ведущих работников факультета пришли к единому мнению о пересмотре научной тематики, и если они, по-видимому, не без основания, убеждены в правоте своих взглядов, это уже такая сила, которая сможет увлечь за собой весь коллектив. Тем более, у вас есть опыт. Создание на факультете единой лабораторной базы явилось примером для всего университета…
— Все это не так просто, Семен Тихонович, — заметил молчавший до сих пор Стенин. — Речь идет не только о пересмотре научной тематики. Речь идет о коренных переменах в самой основе научной работы факультета. А перемены эти потребуют иного комплекса знаний, основанных на солидной физико-математической подготовке. И это сулит немалые трудности для многих ведущих ученых факультета: не так-то просто изменить привычный уклад работы и начать переучиваться, по сути дела, заново. Поэтому главные надежды мы возлагаем все-таки на молодежь. Однако для того, чтобы направить ее по новому пути, чтобы объединить ее вокруг новой проблематики, нужно, чтобы на факультете появилась, если можно так выразиться, новая «точка роста». Такая «точка роста», постепенно разрастаясь, будет внедряться во все области геологической науки, охватывать все более и более широкий круг исследователей и станет наконец ведущей силой факультета, направляющей и определяющей весь ход дальнейшего развития нашей науки,
— Любопытно… Что же за «точку роста» вы имеете в виду? — спросил ректор.
— Имеется в виду, — снова заговорил Воронов, — создание новой кафедры, кафедры теоретической геологии, и введение новой специализации — «геологов-теоретиков». Само собой разумеется, что студенты, которые пойдут по этой специальности, должны будут получить наряду с геологической достаточную математическую, физическую, химическую и, может быть, биологическую подготовку, с тем, чтобы быть готовыми решать весь комплекс вопросов, связанных с разработкой крупных теоретических исследований. Только так, по нашему мнению, можно добиться коренного перелома в геологической науке. Это, как видите, политика дальнего прицела. Но пора начать проводить ее в жизнь уже сейчас.