Путь к себе. Отчим.
Шрифт:
Кажется, со всего света привозят на этот рынок добро: янтарный кубанский мед, налитые соком груши Армении, азовскую бледную сулу, пухляковский виноград, отливающие изумрудом астраханские арбузы в полосатых пижамах.
Вкрадчиво зудит точильное колесо, женский голос зазывно выкрикивает: «Ванэль, ванэль». Остро пахнет укропом, нежно — антоновкой, тянет сыростью от вяленой рыбы.
…Когда пришли домой и мама начала готовить обед, Сережа зашел к ней на кухню:
— Помочь?
— Обойдусь!
Сережа выскочил на балкон.
Внизу проплыл, дружелюбно сигналя, белоснежный трехпалубный теплоход.
Сережа запел на мотив «Рябины»: «Ой, мамина кудрявая, что взгрустнула ты!»
«Выдумщик», — ласково думает Раиса Ивановна, но тут же в сердце ее закрадывается и тревога. Мальчишка растет, а организованности, послушания в нем почти не прибавляется. Появилась новая тактика: внешне со всем соглашается, а сам делает по-своему. «Сережа, читать в темноте вредно». — «Не спорю, вредно», — механически повторяет он, продолжая читать. «Сережа, надень свитер». — «Ладно, ладно, ладно» (как «отстань, отстань, отстань»). И не надевает. «Сережа, некрасиво вытирать нос пальцем». — «Правда, некрасиво», — но платок не достает. Конечно, влияние Виталия уже сказалось — мальчик стал сдержаннее, добрее, напористее. Но, боже, мой, как это все медленно к нему приходит. Гораздо медленнее, чем хотелось бы…
Вот вчера ни с того ни с сего взъерепенился:.. «Ты уже упрекала меня, что я не поздоровался с соседкой, так зачем напоминать снова?» — «Но ты с одного раза не запоминаешь». — «Не бойся, запомню!» Ох, надо взяться за этого кавалера как следует!
— Теплоход «Александр Невский» из Ленинграда! — снова появляясь в кухне, объявляет Сережа.
— Слушай, дружок, ну а в школе ты числишься в активе? — спрашивает Раиса Ивановна.
— В каком смысле?
— В общественном.
— Да вроде бы…
— А точнее?.. Я, например, в седьмом классе была делегаткой областного слета пионеров.
— До делегата мне далеко, — с сожалением говорит Сережа, — но грамоту за сбор макулатуры честно заработал.
— Не густо. Почему же не показал грамоту?
Не люблю задаваться. Знаешь английскую поговорку: «Кто добр поистине — добро творит в молчании»?
Раиса Ивановна смотрит с удивлением.
— И еще получил благодарность по школе за оборудование физического кабинета.
«Нет, общественная струнка в нем, пожалуй, есть».
— Ты думаешь, я нетрудолюбивый?
— Почему же? Я так не думаю… Только выборочно трудолюбивый… А скажи, кто эта девочка… с которой ты дружишь?
Он на мгновение смущается, но выпаливает:
— Девочка как девочка! — И снова выскакивает из кухни.
Ну, положим, не девочка как девочка, а самая лучшая у них в школе, а может быть, и в городе.
Умная, веселая, с ней всегда интересно. Какая у нее внешность? Он бы не смог ответить на этот вопрос. Она ему нравилась, как он сам определил, миловидием… На нее хотелось все время смотреть. И слушать. Голос у нее… Такими голосами, наверно, в больнице людей излечивают: очень спокойный и теплый.
А с чего все началось? Варя появилась у них в классе недавно. Потом он случайно встретил ее в кондитерской «Красная шапочка». Зашел просто так, поглазеть на прилавки, а она грильяж покупала.
— И ты здесь? — приветливо сказала Варя, как старому знакомому. — Хочешь?
Она поглядела бесхитростно, протянула кулек. Но Сережа, конечно, отказался. Они вместе вышли из магазина. Девочка увлеченно покусывала грильяж.
Сережа шел рядом независимо, подбивая коленкой свой портфель.
— Ты в Ростове давно живешь?
— Я родился здесь.
— А я из Свердловска приехала. Тоже хороший город.
«Ага, „тоже“», — с удовольствием отметил про себя Сережа.
Они свернули вниз, к Дону, миновали просмоленные плоскодонки возле маленьких домов, прилепившихся к спуску, и зашагали вдоль набережной.
Небо было какое-то замкнутое, словно ожидало перемен.
— Угадай, в каком ухе звенит? — приостановившись, неожиданно спросила Варя.
Ветерок растрепал ее волосы, и веселый синий глаз выглядывал из-под золотистой копны.
— В левом.
— Как ты узнал? — удивилась Варя.
— Обычно звенит в том ухе, которое ближе к стене. А у тебя левое ухо ближе к киоску, — рассудительно объяснил Сережа.
— Вот не знала! — с ноткой почтительности в голосе сказала Варя. — Ты литературу любишь?
— Предмет? — настороженно спросил Сережа, незаметно шмурыгнув носом. Платок он, конечно, опять забыл.
— Нет, читать…
— Смотря что, — дипломатично ответил он. Но, вспомнив, что дома ждет «Тайна замка Горсорп-Грейндж» Конан Дойля, уже увереннее воскликнул: — Да еще как!
— А я люблю слушать город, — мечтательно произнесла Варя.
— Как это?
— Ну слушать, что вокруг. Вот давай…
Она оперлась локтем о тумбу набережной, положила щеку на ладонь и прислушалась.
Издали, от ремонтных верфей, доносились звон железа и рокот лебедки. У самого берега безбоязненно встряхивались утки. Вспорол речную гладь глиссер. Голос диктора, усиленный рекой, объявил: «Началась посадка на „Ракету-88“ до станицы Багаевской».
— Пойдем посмотрим новый кинотеатр! — предложил Сережа.
…Еще издали Сережа и Варя увидели голубовато-зеленые огни. Театр весело поглядывал через дорогу на университет, на поток машин.
«Сказать Варе, что этот театр мама строила? Нет, пожалуй, не надо. Может подумать, что хвастаюсь».
Варя вдруг спохватилась:
— Ой, загулялись! Мама волнуется! Смотри, уже «Вечерку» продают.
Действительно, к газетному киоску выстроилась цепочкой очередь за «Вечерним Ростовом». Значит, было больше четырех.