Путь кинжалов

Джордан Роберт

– Аша’ман, – сурово продолжал Ранд, – это оружие, нацеливаю которое я. Нечего устраивать переполох, как в курятнике, всякий раз, когда Таим испугается парочки Айз Седай, остановившихся на ближнем постоялом дворе. Если надо, я могу вернуться в Башню и растолковать вам, что к чему.

– В этом нет никакой надобности! – торопливо заверил Торвал. Наконец что-то согнало с его губ неизменную усмешку. Словно извиняясь, он растерянно развел руками и зачастил: – М’Хаэль просто хотел уведомить вас. Ваши приказы громко зачитываются на каждом утреннем построении, сразу после Символа Веры. – В напряженном взоре Аша’мана явно угадывался испуг.

– Вот и хорошо, – холодно произнес Ранд,

стараясь не позволить ярости отразиться на лице. Этот малый боялся своего драгоценного М’Хаэля, а не Возрожденного Дракона. Боялся, что, если сказанное им навлечет гнев Ранда на Таимову голову, Таим будет им недоволен. – Хорошо, поскольку я убью любого, кто приблизится к тем женщинам в Муранди. Вы наносите удары туда, куда указываю я!

– Как будет угодно Лорду Дракону, – пробормотал Тор-вал, скованно поклонившись и ощерившись в попытке изобразить улыбку, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Дашива снова хмыкнул, Хопвил слегка улыбнулся.

А вот Наришма не выказал по поводу замешательства Торвала ни малейшего удовольствия, кажется, он вовсе не заметил этого, ибо не мигая смотрел на Ранда, словно видел нечто глубинное, недоступное прочим. Большинство женщин и немало мужчин считали Наришму просто очень красивым мальчиком, но в этих чересчур больших глазах порой проглядывало древнее знание.

Ранд убрал ладонь с Драконова Скипетра и развернул письмо. Рука перестала дрожать. Торвал кисло улыбнулся. Наришма, стоя у стенки шатра, пошевелился с явным облегчением.

В этот момент возглавляемая Бореан процессия иллианских, тайренских и кайриэнских слуг в различных ливреях внесла на серебряных подносах кувшины с винами и пуншами, серебряные чаши и тонкие дутые кубки. Розовощекий малый в желто-зеленом держал поднос для розлива напитков, а в качестве виночерпия присутствовала смуглая женщина в черном с золотом платье. Сыры и орехи, оливки и засахаренные фрукты – каждый вид угощения несли на отдельном подносе. Под началом Бореан слуги стали исполнять церемонный танец поклонов и реверансов, предлагая свои яства.

Приняв кубок подогретого, с пряностями вина, Ранд уселся на край стола, поставил рядом нетронутую чашу и занялся письмом. Там не было ни обращения, ни приветствия, ни чего-то еще в этом роде. Таим терпеть не мог титуловать Ранда как бы то ни было, хотя и пытался это скрыть.

Имею честь доложить, что в списки Черной Башни внесены двадцать пять Аша’манов, девяносто семь Посвященных и триста двадцать два солдата. К сожалению, нашлась горстка дезертиров, чьи имена уже вычеркнуты из списков, но потери при обучении остаются приемлемыми.

Группы вербовщиков – их у меня целых пять десятков – работают постоянно и в результате почти каждый день к списку добавляется три-четыре имени. Как я и говорил, через несколько месяцев Черная Башня сравняется в численности с Белой. Через год Тар Валон будет трепетать перед нами.

Я сам взрастил этот куст черной смородины. Небольшой куст и колючий, но с удивительным для его размеров урожаем ягод.

Мазрим Таим

М’Хаэль

Ранд поморщился, выбрасывая из головы этот... куст черной смородины... Что надлежит сделать, должно быть сделано. Весь мир платит свою цену за его существование. Он умрет за это, но платит весь мир.

В любом случае, имелись и другие причины поморщиться. Три-четыре человека в день? Таим настроен оптимистично. При таких темпах пополнения через несколько месяцев мужчин, способных направлять Силу, и вправду станет больше, чем Айз Седай, но ведь у каждой, даже только что получившей шаль сестры за плечами годы учения. И некоторых из них специально готовят иметь дело с мужчинами, способными

направлять Силу. Ранду даже думать не хотелось о возможной встрече Аша’манов с Айз Седай, знающими, кому они противостоят. Горе и кровь станут ее неизбежным итогом. Аша’маны не были оружием, нацеленным против Белой Башни, что бы там ни воображал Таим. Ладно, пусть считают так – это принесет пользу и заставит Тар Валон действовать осторожнее. Аша’манам нужно только одно умение – убивать. Если их будет достаточно, чтобы выполнять это в нужное время и в нужном месте, если они проживут достаточно долго для этого, ничего другого от них не требуется. Для того они и сотворены.

– Сколько дезертиров, Торвал? – тихо спросил Ранд, подняв чашу и отпив глоток, словно ответ не имел значения. Вино должно было согревать, но имбирь и мускат оставляли на языке привкус горечи. – И каковы потери при обучении?

Торвал выбирал напитки и яства, изгибая брови, потирая руки и всячески стараясь выказать себя знатоком изысканных вин и кушаний. Дашива взял с подноса что подвернулось под руку, и стоял, уставясь на бокал с витой ножкой, словно туда налили помоев. Указав на один из подносов, Торвал задумчиво покачал головой, но ответил незамедлительно, с готовностью:

– Дезертиров всего девятнадцать. М’Хаэль приказал убивать каждого, кого поймают, и доставлять их головы в Башню, в назидание. – Взяв с подноса кусочек глазированной груши, Торвал отправил его в рот и широко улыбнулся. – В настоящий момент три головы уже висят, как плоды, на Древе Изменников.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Ранд. Силой возвращать дезертиров на службу не имело смысла: сбежав раз, они могут сбежать снова, причем в тот момент, когда от их стойкости будут зависеть многие жизни. Нельзя и оставлять их на свободе: люди, скрывавшиеся в холмах, сумей они ускользнуть, представляли бы собой куда меньшую опасность, чем мужчины, обученные в Черной Башне. Древо Изменников? Таим любил придумывать звучные названия. В конце концов, эти маленькие ловушки – названия, символы, мундиры, знаки различия и прочее – необходимы, чтобы удерживать людей вместе. Пока им не придет время умереть. – К своему следующему посещению Черной Башни я желаю видеть головы всех дезертиров.

Второй кусок засахаренной груши выпал из пальцев Тор-вала на полпути ко рту, запачкав мундир.

– Это может помешать набору новобранцев, – медленно произнес он. – Беглецы, они же не кричат о себе на каждом углу.

Ранд смотрел Торвалу в глаза, пока тот не отвел взгляд, а потом требовательно спросил:

– Каковы потери при обучении?

Остроносый Аша’ман замялся, и Ранд повторил:

– Каковы потери? Сколь велики?

Наришма подался вперед, пристально глядя на Торвала. То же самое сделал и Хопвил. Слуги продолжали свой слаженный, безмолвный танец, предлагая подносы людям, больше не обращавшим на них внимания. Бореан воспользовалась представившейся возможностью, чтобы основательно разбавить пряное вино в чаше Наришмы горячей водой. Торвал невольно поежился.

– Пятьдесят один человек, – неохотно ответил он. – Тринадцать себя выжгли, двадцать восемь умерли на месте. Остальные... М’Хаэль добавляет им что-то в вино, они засыпают и не просыпаются. – Неожиданно он заговорил со злобой. – Это может случиться внезапно, в любой миг. Один человек стал кричать, что у него под кожей скребутся пауки, уже на второй день. – Он мрачно усмехнулся, переводя взгляд с Наришмы на Хопвила. – Видите? Не стоит бояться впасть в безумие. Вы не повредите себе, своим душам. Вы просто заснете... навеки. Это милосерднее, чем укрощение, даже если бы мы умели укрощать. Милосерднее, чем остаться безумным и отрезанным от Источника, а?