Путь летчика
Шрифт:
– Скоро и мы…-говорит он, пожимая мне руку.
Я его понимаю.
Солнце светит попрежнему ярко. Только далеко-далеко на горизонте плывут прозрачные облака. Вырастут ли они в мрачные тяжелые тучи, прежде чем наша быстрокрылая птица домчится до своей цели?..
Надо торопиться. Я сажусь за штурвал. Прощай, Рудольф! Прощайте, дорогие друзья! До скорого радостного свидания!
Винты с силой рассекают воздух. Какой-то миг… и ревущие на полных оборотах моторы тянут машину вперед.
Самолет набирает скорость. Скачок, второй, третий… На двадцать четвертой секунде мы отрываемся от земли.
Около домика стоят провожающие. Они восторженно машут руками, кидают в воздух шапки.
Зимовка остается далеко позади.
Сначала мы шли над бесконечными нагромождениями айсбергов, торосов, над ледяными долями, густо изрезанными трещинами. Но чем дальше мы продвигались на север, тем ровнее становился ледяной покров.
Мысль, что я веду самолет на полюс, вызывала во мне такие бурные приливы радости, что мне стоило большого труда сдерживать волнение и спокойно вести машину по заданному курсу.
Мы постепенно набираем высоту. Вот уже тысяча метров. Мороз двадцать три градуса. Дует ровный встречный ветер. Путевая скорость незначительна. Самолет идет спокойно; отсутствует качка, опасная для нашей перегруженной машины.
Ярко сияет солнце, горизонт чист. Мне хорошо виден солнечный зайчик, который мы не должны выпускать из центра объектива солнечного компаса. В ушах непрерывно, с одинаковой слышимостью, звучат сигналы радиомаяка. Мы идем в зоне.
Через двадцать минут полета впереди показались какие-то темные пятна.
Бабушкин посмотрел в бинокль, затем наклонился ко мне и крикнул:
– Кажется, туман!
«Не страшно. Лишь бы полюс был открыт», – подумал я.
Скоро мы уже ясно различали клочья тумана. Дальше, к северу, они сгущались. Постепенно поверхность океана скрылась за сплошной дымкой. Над нами появились высокие перистые облака.
Самолет шел на высоте тысячи пятисот метров. Погода заметно портилась. Мы летели уже в прослойке облаков.
Ко мне подошел Отто Юльевич.
– Ну, как?-спросил он, показывая на облака.
– Лететь еще можно, - ответил я.
Мы решили итти вперед и только в том случае повернуть обратно, если верхние и нижние облака сомкнутся и начнется обледенение.
Прислушиваясь к ровному гулу моторов, я размечтался и мысленно уже вел на посадку свой крылатый корабль. Я и не подозревал, что в это время бортмеханики переживали очень тяжелые минуты. Морозов заметил подозрительный пар, поднимавшийся от левого среднего мотора. Он позвал Бассейна, и они вдвоем принялись осматривать мотор.
Предполагая, что в появлении пара виновна дренажная трубка, Бассейн закрыл ее конец рукой. Но пар продолжал итти.
Еще и еще раз осмотрев мотор, Морозов обнаружил, что пар просачивается снизу, из крыла. Он приложил руку к нижнему шву крыла. Рука стала влажной, и механики сразу поняли, что из радиатора вытекает незамерзающая жидкость – антифриз.
Бассейн подошел к Отто Юльевичу и, наклонившись, чтобы никто не слышал, сказал:
– Разрешите доложить, товарищ начальник. Через час, а может быть и раньше, один из моторов выйдет из строя. Повреждена магистраль – из мотора вытекает антифриз. Предстоит вынужденная посадка.
– Как посадка?
За окном сплошные облака. Как же садиться?..
Помолчав минуту, Шмидт спросил:
– А Водопьянову вы доложили?
– Нет еще, но я заранее знаю, что командир скажет: «Полетим на трех моторах».
– Я тоже думаю, что лучше лететь вперед. Если уж придется садиться, то по крайней мере как можно ближе к полюсу… Вы все-таки доложите командиру.
Бассейн подошел ко мне:
– Товарищ командир, через час, а может быть и раньше, один из моторов выйдет из строя.
Эти слова не сразу дошли до сознания, хотя Бассейн с предельной ясностью и четкостью рассказал о создавшемся положении. Мои мысли были далеко, там – на полюсе.
– Какой мотор? Почему?
– Левый средний, - ответил Бассейн.-Мотор где-то под крылом теряет антифриз. Вероятно, в радиаторе течь.
– Ты кому-нибудь говорил об этом?
– Только Отто Юльевичу.
– И что он?
– Он приказал доложить тебе.
Я немного подумал и решительно сказал:
– Полетим на трех моторах, Флегонт! Там будет видно.
– Правильно, Отто Юльевич тоже считает, что нужно итти вперед.
– Отлично! Только смотри, Флегонт, больше никому ни слова.
Во время этого разговора Отто Юльевич внимательно следил за нами. Он догадался о моем решении и, когда наши взгляды встретились, улыбнулся. В его улыбке я почувствовал одобрение.
После ухода Бассейна Отто Юльевич подошел ко мне.
– Ну, что вы решили?-спросил он.
– Полетим на трех, - ответил я начальнику. – Прислушайтесь к моторам, они ведь работают, как звери! И не кажется ли вам, что левый средний, тот, что должен через час остановиться, работает лучше всех?
Отто Юльевич с необычайной нежностью положил руку на мое плечо:
– Летите спокойно! Мы идем не всем отрядом. Можно немного рискнуть.
Когда Бассейн возвращался в левое крыло, его остановил Папанин. Он уже давно присматривался к стремительно бегавшим по самолету механикам. Ему показалось подозрительным, что они то забираются в левое крыло, то спешат к запасным бакам или за инструментами.
Взяв механика под руку, он тихо спросил:
– Слушай, браток, что случилось?