Путь на Балканы
Шрифт:
— Турки запрещали болгарам строить христианские храмы!
— Да ладно вам, Всеволод, — попытался остановить разгорячившегося приятеля Лиховцев, — я уверен, что наш друг не имел в виду ничего оскорбительного.
— Вот вы где! — перебил начинавшую разгораться ссору подошедший к ним Шматов, — а я уж обыскался. Здравствуйте вам, господа вольноопределяющиеся!
— О, вся охотничья команда в сборе, — улыбнулся Николай, — и тебе здравствуй, Федя, как служится?
— А ему все едино где, — усмехнулся Будищев, — лишь бы от Хитрова подальше.
— Да уж, — весело рассмеялся
— Хорошо служится, — пожал плечами солдат, — их благородие господин подпоручик Линдфорс человек не злой. Главное в бою не плошать, а за другое он не сильно спрашивает.
— Вы что же это, в бою побывали? — с интересом стали расспрашивать вольноперы.
— Да какой там бой, так постреляли немного, — тут же вмешался Дмитрий, знавший за Шматовым страсть к рассказам о подвигах, неважно действительных или мнимых. — Ты лучше скажи, принес?
— Так вот же, — Шматов снял с плеча сухарный мешок и стал вытаскивать из него кольца колбасы, головку сыра и другие припасы.
— Откуда такое богатство? — изумился Штерн, — боже мой, я уже и забыл, что такие продукты существуют!
— Я пришел, чтобы освежить вам память, господа студенты! — отвечал Будищев рубя на части колбасу своим бебутом. — Было время, когда вы нас подкармливали, теперь наша очередь. Налетайте.
Отощавшие в последнее время Лиховцев с Штерном не заставили просить себя дважды, а вот Гаршин непроизвольно сглотнув слюну отодвинулся в сторону.
— Всеволод, вы чего? — удивился Алексей.
— Где вы это взяли? — подозрительно спросил тот, глядя на Дмитрия.
— Экспроприировал экспроприаторов, — усмехнулся в ответ солдат. — Не беспокойся, Сева, ни один мирный крестьянин при этом не пострадал, отвечаю!
— Я, кажется, просил не назвать меня так! — голос Гаршина стал стальным.
— Чего ты, Михалыч, — вмешался Федька, — мы надысь на каких-то арнаутов налетели, ну и побили их совсем. А этот харч при них был. Господин подпоручик велели все это, значит, в полк отвезти, а Граф сказал…
— А я сказал, что у их благородий харя треснет, если им все отдать, — закончил за него Будищев. — И велел Федьке тишком к вам подобраться. Не хотите, не надо! Я не навязываюсь…
— Извините, — покраснел Гаршин, — я ошибся на ваш счет, просто как вспомню ту злосчастную брынзу в Румынии…
— Право, Всеволод, мы уже говорили об этом! — Возмутился Лиховцев. — Вы ведь даже не уверены наверняка, что Дмитрий имеет отношения к тому инциденту…
— Да чего вы ссоритесь, — поспешил успокоить их Будищев, — ну спер я тот сыр! Дело прошлое…
— Как, спер?
— Ну, как-как? Заглянул в хату, а он там горкой… ну, думаю, от одного не убудет!
— Дмитрий, вы невозможны! — широко распахнул глаза Алексей.
— А эта колбаса невозможно вкусная, — пробурчал с полным ртом Николаша. — Все же, как любезно было со стороны этих турок попасться вам на глаза вместе с провиантом! Прекратите, господа, а ля гер ком а ля гер! [46]
— Вот это правильно, — широко улыбнулся Будищев и достал флягу, — как насчет по сто грамм?
46
На
— Весьма положительно, а отчего по-французски?
— Как?
— Ну да, граммы — это же французский термин, не так ли? Впрочем, для мер объема более подходят миллилитры…
— Так, вы пить будете, или мозги сушить?
— Пить!
Фляжка с крепчайшей ракией немедля пошла по кругу, после чего хрупкий мир восстановился, и приятели мгновенно умяли принесенное угощение. Закончив, они потребовали подробностей о "деле [47] за колбасу" и Федька принялся рассказывать.
47
Дело — Так тогда назывался бой, стычка или даже сражение.
— Ну, значит, пошли мы в дозор. Тьма, хоть глаз выколи! Полночи ходили, а хоть бы хны — ни одного турка. Их благородие, господин Линдфорс, даже опечалился. Как же так, говорит, нам генерал, дескать, беспременно велел, хоть какого-нибудь ледащего турка приволочь, а нету!
— Блин, Феденька, что ты несешь! — только покачал головой Дмитрий, но прерывать рассказ не стал, и Шматов продолжил:
— И тут, Граф, как гаркнет: — Дескать, не извольте беспокоиться, вашбродь, достанем мы вам турку. В лепешку расшибемся, а достанем! Господин подпоручик, конечно, отвечает: — Я, мол, в вас со Шматовым, со мной то есть, не сомневаюсь, что вы, как верные присяге солдаты, не посрамите отечества! Вот мы, значит, и пошли. Идем час, идем другой, тут мне Граф и говорит: — кажись, дымом пахнуло! Ну, мы на дым, а там турок — человек двести! В балке схоронились и молятся Аллаху своему.
— Прямо таки двести, — хохотнул Николаша.
— Может и больше, я считать-то не умею, — пожал плечами рассказчик. — Слушайте дальше! Пока басурмане молились, Граф велел мне их винтовки пособрать, а сам коней их развязал. Ну, а как мы управились, так закричал страшным голосом: — Турки сдавайтесь! А им куда деваться, без коней, да винтовок?
— Что, сдались?
— Да какое там! У них же еще сабли были! Как схватятся они за сабли, и на нас поперли. Уж мы штыками бились-бились, а они все прут и прут! Наконец, всех побили, и только один остался — самый здоровый. А сабля у него с меня ростом! Как размахнутся ей, ну все, думаю, пропал я! А Граф в него как кинет свой кинжал, и насмерть!
— А как же пленный? — снова улыбнулся Штерн.
— Так не всех же до смерти побили, — нимало не смутился Шматов, — были и оглушенные. Вот одного мы его благородию и представили.
— А остальные?
— Дык, разбежались, — развел руками сказитель.
Услышав это приятели разразились дружным хохотом, к которому тут же присоединились и охотники.
— Ой, не могу, — всхлипывал от смеха Лиховцев, — разбежались! Право же, эта история ничуть не хуже той, когда Дмитрий вплавь добрался до турецкого парохода и подорвал его…