Путь на Юг. Океаны Айдена
Шрифт:
Его доставили к роскошной резной двери розового дерева и, после недолгого ожидания, препроводили в кабинет. Грозный сановник оказался невысоким, тощим и жилистым человечком лет пятидесяти с рыжими патлами и длинным носом, украшавшим крысиную физиономию. Он восседал за необъятным столом, заваленным пергаментами и бумагами – надо думать, финансовыми отчетами, доносами и протоколами из пыточных камер. На одних документах сверкали золотом имперские печати, на других печати были скромнее, восковые или сургучные, а третьи, грязные и мятые, носили явные следы блевотины и крови. Но клочок желтоватого пергамента, на который уставился казначей, был чистым и исписанным
Одинцов, утихомирив свою гордость, замер у стола по стойке смирно, припоминая советы целителя. По словам бар Занкора, казначей был весьма неглуп, крайне жесток и играл одну из первых скрипок при императорском дворе. Еще он любил, чтобы с ним говорили почтительно и витиевато.
Бар Савалт кивнул на кресло у стены, но Одинцов остался недвижим. Брови хозяина кабинета удивленно приподнялись.
– Ну, молодой Ригон, ощутил тяжесть императорской руки? – Голос у него оказался неожиданно басистым и гулким. Одинцов молча кивнул. На ковер к начальству его вызывали не раз и по всяким поводам, так что он четко усвоил: генералам и маршалам не прекословят. Это, правда, ему не мешало; в любой ситуации он действовал по собственному разумению, так как маршалы и генералы были далеко.
Страж Спокойствия окинул его орлиным взором и довольно хмыкнул.
– Ощутил… вижу, что ощутил… Но я велел тебе сесть, а ты – стоишь. Почему? Из гордости или из смирения?
– Из смирения, достопочтенный. – Одинцов покорно склонил голову, соображая, сколько ребер казначею он мог бы переломать с одного удара. Получалось, что не меньше трех – кулаки у Рахи были здоровые.
Словно догадавшись об этих подсчетах, бар Савалт подозрительно уставился на него и вдруг рявкнул:
– А ну, садись!
Одинцов сел, куда было велено. Кресло оказалось старым, низким и продавленным; колени сидящего торчали чуть ли не на уровне груди. Из такого быстро не выскочишь… Несомненно, Страж Спокойствия являлся таким же профессионалом, как его земные коллеги из ГРУ, ФСБ, ЦРУ и других подобных ведомств. Он хорошо понимал, когда не помешают кое-какие меры предосторожности.
Свернув пергамент в трубку, бар Савалт поднялся и, поигрывая желтоватым свитком, начал расхаживать по кабинету. Он молчал, только время от времени, резко поворачиваясь у стены, косился на гостя серыми мутноватыми глазками. «Допрос в три стадии, – с беспристрастностью специалиста отметил Одинцов. – Все как по учебнику. Сперва создать гнетущую атмосферу, затем приступить к запугиванию и, наконец, осчастливить щедрыми посулами».
Действуя в полном соответствии с этой методикой, Страж Спокойствия начал зловещим голосом:
– Итак, Аррах бар Ригон, ты полон смирения. Это хорошо, очень хорошо… Может, вспомнил что-нибудь? Нет? Ну, ладно… Империя велика, и молодые крепкие ратники нужны повсюду, особенно на границе с Ксамом и в горах Диграны, где свирепствуют князья-разбойники. – Он с минуту помолчал, вышагивая от стены к стене. – Или, к примеру, взять новый южный поход… Немногие из него вернутся, ты уж мне поверь! Но империя не платит денег зря ни своим солдатам, ни северным варварам. Если империи нужен путь на Юг, то она найдет его, так или иначе… И не уступит безбожным ксамитам и ублюдкам из Кинтана! Хотя указавший короткую дорогу был бы взыскан милостями… весьма достойно взыскан, могу сказать.
Одинцова так и подмывало расспросить щедрейшего и милосердного о таинственной дороге на Юг и о том, какое отношение ко всей этой истории имел покойный Асруд, родитель Рахи. В просторечии
– И если сын имперского нобиля бар Ригона ничего не может вспомнить про южные пути, – продолжал жужжать голос казначея, – то придется ратнику Рахи идти в поход и искать дорогу – в пыли, в жаре, в гнилом воздухе болот, под ксамитскими стрелами… А это значит – прощай, прекрасная Тагра!.. прощайте, гвардия и дамы, которые так любят молодых гвардейцев… прощайте, друзья, вино и кабаки с веселыми девицами… – Бар Савалт сделал многозначительную паузу и вдруг резко спросил: – Ну как, память не стала лучше?
– Хочу сообщить милосердному, – ровным голосом начал Одинцов, – что на стагарте случилось мне встретиться с алархом Ратом из пятой орды Береговой Охраны… да будет щедр к нему Айден в своих загробных чертогах! Но до той поры, как Рат навсегда отправился на Юг по той дороге, которую все мы пройдем рано или поздно, он чуть не спровадил в те края одного бедного октарха. У того октарха в голове и раньше-то было соображения немного, а после кулаков Рата память совсем отшибло. Но целитель бар Занкор сделал, что мог… и потом не раз удостаивал мудрыми беседами… Под конец же сказал: «Рахи, молись за душу аларха Рата, ибо его кулак вправил тебе мозги и научил смирению…» Я и молюсь каждый вечер… Только вот не все помню, что прежде было.
Одинцов в раскаянии поник головой, бар Савалт же, слушая его витиеватые речи с явным наслаждением, довольно кивал, отбивая такт пергаментным свитком. Когда был упомянул целитель бар Занкор, кивки стали особенно энергичными, и Одинцов понял: либо Страж Спокойствия числит лекаря по своему ведомству, либо расположен к нему по иным причинам.
– Что ж, бывает и так… Люди теряют память, а потом она к ним возвращается… – согласился казначей. – О той драке и ее последствиях я наслышан и рад, что ты все рассказал чистосердечно. Бар Занкор подтвердил, а он – целитель мудрый и достойный доверия. Однако задачи нашей это не решает, скорее наоборот. Так что судьба тебе, воин, идти в южный поход под рукой стратега бар Нурата. И пойдешь ты с отрядом варваров, привезенных с севера, – тем более что вождь их о том просил еще в Хайре, и вы с ним вроде бы родичи… А я полагаю, – тут казначей вперил в Одинцова немигающий взгляд, – что родич за родичем лучше присмотрит. Не он за тобой, конечно, а ты за ним.
Одинцов всей физиономией изобразил, что рад стараться, и бар Савалт опять довольно хмыкнул. Потом еще раз оглядел скорчившуюся в кресле фигуру и сказал:
– Для имперской чести убыток, если к варварам пошлют простого десятника, так что пойдешь с ними алархом! С бар Нуратом я договорюсь. Конечно, не прежний твой чин в столичной гвардии, но все же… Войско выступит через месяц. – Пять земных недель, отметил про себя Одинцов. – В это время приглядывай за хайритами… И запомни: если будет тебе что сказать насчет южных путей, все может перемениться. Милость императора безгранична, как, кстати, и земли бар Ригонов, которые по глупости потерял твой отец… Иди!