Путь на Юг. Океаны Айдена
Шрифт:
Шахов снова содрогнулся и начал багроветь, но Виролайнен сделал вид, что ничего не замечает.
– С помощью этих средств я рассчитываю подтвердить теорию якоря. Не самое удачное название, но отражающее суть дела, и потому сойдет. Да, именно так: теория якоря или ментопсихического резонанса нейронных структур в высокочастотном поле.
– И как это понимать? – спросил генерал, справившись с приступом раздражения. – При чем тут, скажем, якорь?
– О, это главный элемент! Главная фигура! Якорь, образно говоря, это наш испытатель полковник Одинцов, ибо что он такое, как не якорь, заброшенный нами на Ту Сторону? В пучину, с неведомыми нам водоворотами, течениями, скалами, подводными лесами и тварями, что обитают в них… Задача в том, чтобы якорь превратить в маяк, и тогда мы сможем
– Хочу спросить. Как всегда, о сроках.
Виролайнен насупился.
– Больше полувека я это слышу – сроки, сроки, сроки!.. Я еще расчетов не провел, ни единого опыта не поставил, не смоделировал процесс на компьютерах, даже идею с коллегами не обсудил… А вы уже – сроки, сроки! Вполне возможно, – он махнул рукой в сторону саркофага, – что наш ходок вернется через три часа и никаких проблем не будет! Я почти уверен в таком исходе!
– А если все-таки… – тихо молвил Шахов, наблюдая, как над контейнером с телом Одинцова плавно опускается колпак, – если он попал в рай и не хочет возвращаться? В такой ситуации вопрос о сроках вполне уместен.
Старик насупился еще больше – не любил, когда ему выкручивали руки.
– Ну-у… тогда, я думаю, полгода. Возможно, три-четыре месяца, но скорее шесть. При условии бесперебойного финансирования.
– Как это выглядит в цифрах? Кроме вибратора и тех полутора миллионов, понадобится что-то еще?
– Откуда я знаю, генерал! Я не занимаюсь прорицаниями!
Виролайнен отвернулся. Шахов смотрел на застывшее в саркофаге тело, на бледное бескровное лицо и думал: где же очутился Одинцов, в каких краях и неведомых землях? Может, в самом деле он в раю? Не в том, конечно, что бог обещал безгрешным и праведным, но в мире, где нет ни боли, ни ненависти, ни стремления властвовать и подчинять, ни жажды богатства и славы, ни конфликтов и споров… И ему, Одинцову, там так хорошо, что он не хочет возвращаться…
Внезапно он понял, что мысли его нелепы, даже смешны. Что делать Одинцову в райской обители, чем заняться? Петь псалмы, хлестать амброзию и трахать гурий? Ну, от жизни такой он дней через десять заскучает, а через месяц с ума сойдет… Не годится рай для Одинцова! И Одинцов не подходит для рая… И если он не возвращается, то значит, угодил туда, где ему самое место и где его лучше оставить.
Шахов вздохнул. Оставить! Легко сказать! Спросят-то ведь с него! Были бы хоть результаты какие-то, данные об этом Зазеркалье… А так – ни результатов, ни испытателя! Только теории Виролайнена да растраченные деньги…
Прибор, который собирала группа техников, уже не походил на расфасованного осьминога. Центральную часть накрыли цилиндрическим кожухом, кабели, платы и прочие детальки исчезали в нем одна за другой, а к колпаку-излучателю, что нависал над саркофагом, протянулся толстый жгут проводов. Девушка-реаниматор всадила в Одинцова шприц, и его лицо начало розоветь.
– Температура тридцать шесть и три, пульс семьдесят, – сообщил один из медиков.
– Превосходно. – Виролайнен искоса взглянул на генерала и сказал: – Идите к себе, Сергей Борисович. Я позвоню вам и Гурзо, когда закончится монтаж.
Выйдет?.. не выйдет?.. – прикидывал Шахов, шагая подземным переходом в административный корпус. Он заглянул в тренировочный зал, постоял на галерее, глядя, как инструкторы гоняют трех новобранцев, прошел по коридору второго этажа мимо полупустых лабораторий – часть сотрудников трудилась в стартовом комплексе, поднялся по лестнице, кивнул портрету капитана Чернова, висевшему в холле напротив окна. Капитан уставился на него сурово и строго, хотя при жизни был совсем другим, весельчаком, выпивохой и балагуром. Что поделаешь, парадный портрет! Герой должен походить на героя…
Шахов поглядел в окно, порадовался ясной погоде, но прежняя мысль билась, свербила, не оставляя ни на миг: выйдет?.. не выйдет?.. Если не выйдет, подумал он, кого определить гонцом? Скорей всего Шостака или Ртищева. Эти у Одинцова
Еще раз кивнув портрету Чернова, он направился в свой кабинет.
Глава 12
Замок
Место, где находился Георгий Одинцов, было не раем и не адом, а империей Айден на планете того же названия. Насчет названия планеты он сомневался и к тому же не знал, в какой она части Галактики и вообще в какой реальности, но это его не беспокоило. Он выжил, и потому мог быть доволен. Прошло не больше месяца – айденского месяца, состоявшего из тридцати пяти дней, – как он очнулся на стагарте под сапогами рыжего аларха Рата. И хотя за это время он не достиг высоких чинов и не выиграл крупных баталий, если не считать поединка с Ольмером и молчаливой схватки на плоту, в результате которой Рат пошел на корм местным акулам, он все же пребывал сейчас в относительной безопасности, владея телом, достоянием и частично даже памятью молодого нобиля, так разительно похожего на молодого Гошку Одинцова. Он совершил морское путешествие в северную страну, весьма увлекательное, если вспомнить о пылкой Зие и не менее пылкой дочери Альса из Дома Осс; он стал одним из предводителей отряда наемников, что гарантировало в скором будущем новые приключения; он обнаружил массу загадок в этом мире – начиная от фатра, заботливо упрятанного сейчас в потайном ящике стола в кабинете покойного Асруда, и кончая следами древней цивилизации. Все эти секреты возбуждали в нем любопытство и были вполне достойны изучения и размышлений. Он совершил подвиг, перерубив рукоять челя, чья неподатливая упругость тоже являлась загадкой, и завоевал уважение суровых северных воинов, готовых следовать за ним до самых пределов таинственного Юга. Наконец, он обзавелся родичами и огромным замком, который облазил за последнюю неделю от необъятных подвалов до многочисленных чердаков.
Этот древний замок был тесно связан с долгой и славной историей рода бар Ригонов, глава которого входил в дюжину пэров империи, Стражей Юга, Востока и Запада; срединные провинции страны, по традиции, считались личным доменом императора. На протяжении веков бар Ригоны занимали высшие должности министров и полководцев, свято соблюдая лояльность к центральной власти и поддерживая ее вооруженной рукой в периоды бунтов, волнений и вражеских нашествий. Затем род пришел в упадок, и замок половину столетия был необитаемым – наследники из боковой линии, к которым, кстати, относилась и Лидор, не имели средств, чтобы достойно содержать огромное сооружение. Наконец лет сорок назад в столице появился Асруд, будущий отец Рахи. Уже тогда он выглядел зрелым человеком – мужчина в расцвете сил, которому перевалило за третий десяток. Как считали в столице, Асруд, потомок по прямой линии младшего брата последнего пэра Ригона, прибыл из западных пределов, из Джейда, где обитали остатки некогда великой фамилии. Считалось также, что он разбогател, торгуя с Хайрой и с загадочными, еще не покоренными империей племенами на побережье Западного океана. Богатство его не было эфемерным, ибо свои права на титул Асруд подкрепил не только древними грамотами, но и тремя увесистыми сундучками с добрыми имперскими марками. Получив этот «налог на наследство», казначей, издревле выполнявший в Айдене и обязанности верховного судьи, признал подлинность грамот, что и было вскоре заверено подписью и печатью самого императора.
Новому пэру Ригону возвратили дворец и загородное поместье – ничтожную часть бывших владений рода. На большее Асруд не претендовал; необозримые владения около Джейда, сила, слава и опора бар Ригонов, были давно поделены между прежними вассалами и императорской казной. Правда, со временем значительная их часть вернулась под руку Асруда, ибо сундучки его казались неистощимыми, извергая, при необходимости, целые золотые водопады. Он прикупил много имений в других частях страны, так что одно время бар Ригоны владели, пожалуй, большими землями, чем во времена своего расцвета. Вот только собственных войск у них не было – эту привилегию айденских пэров отменил император Ардат Седьмой еще двести лет назад.