Путь пантеры
Шрифт:
Когда вылез из автобуса – она выросла перед ним, будто фокусник или Санта-Клаус какой добыл ее из широкого, необъятного новогоднего мешка. Стояла, раскинув руки, и чуть пританцовывала – ножки в туфлях на высоких каблуках отбивали чечетку радости. Потом ринулась к нему, а он рванулся к ней.
Пассажиры глядели, как русый парень и чернявая девчонка крепко обнялись и так стояли, покачиваясь, как на палубе в шторм.
Фелисидад подняла лицо.
Ром вытирал ладонями ее мокрые щеки. Собирал слезы губами.
– Феличка, Феличка…
Шептал он по-русски.
– Роман, я тибья лублу.
Схватил ее на руки, поднял.
Так стоял с ней на руках.
В сердце торкнуло, ударило.
«Уйди, боль! Не мешай! Не сегодня! Не сейчас!»
Послушалась. Ушла.
Так, с Фелисидад на руках и с рюкзачком за плечами, он прошествовал в здание автовокзала, и люди смеялись от радости, показывая на них пальцами, и кричали им: «Оле!» и посылали им воздушные поцелуи, а одна смуглая толстогубая приземистая старуха подняла толстую руку и перекрестила их, благословила.
Он забывал с ней все запреты. Все советы докторов. Он перестал чувствовать свое сердце – его биение прекратило граничить со страхом боли и мрака.
Вместо боли в груди поселилось небо. Много неба. Не ночного, черного: чистой синевы.
Фелисидад и Ром стали друг для друга праздником, и они не знали, как сделать так, чтобы праздник длился вечно. Они боялись, что праздник вот-вот умрет – завтра? или уже сегодня вечером? Ведь все всегда им говорили: любовь проходит, тает, как леденец во рту! – а праздник все не умирал, а любовь все длилась, все пышней расцветала, как магнолия, постепенно под солнцем разворачивая пахучие, белые плотные лепестки.
Фелисидад повезла Рома в Теночтитлан, и они взбирались сначала на пирамиду Солнца, потом на пирамиду Луны, и Ром задыхался, но лез и лез все выше и выше, а ступеньки были такие высокие, и он думал: «Великаны были эти древние майя или там ацтеки, что ли?» – а Фелисидад скакала по ступеням как коза, и сухой горячий ветер развевал черный пиратский флаг ее волос.
На вершине пирамиды Луны, оба мокрые как мыши, они уселись на горячий камень и спустили вниз ноги, и болтали ногами. Солнце пекло затылки. Ром снял кепку и полил себе на темя минеральной водой из бутылки. Отфыркивался.
Фелисидад хохотала.
– И мне тоже!
Он исполнил ее просьбу.
Он уже хорошо понимал по-испански, а говорил еще плохо.
Капли воды в черных косах звездами горели.
– Правда, здесь небо ближе? Мои предки считали Солнце богом!
– Мои тоже.
– Поцелуй меня!
– Por favor.
На жаре губы плыли под губами расплавленным, горьким шоколадом.
Фелисидад потерлась щекой о щеку Рома и спросила:
– А у тебя много девушек было там? В России?
Спросила – и пожалела.
Ром понял. Пожал плечами.
– Одна.
– Так мало? Я думала, ты донжуан!
Она уже смеялась, кудри тряслись от смеха.
Он тоже засмеялся.
– Хочешь, стану им?
– О нет! – спохватилась она. – Да, да! Делай что хочешь! Перецелуйся и переспи хоть со всем Мехико! Только всегда будь со мной!
Он наклонился к ней. Сейчас губы коснутся губ. Но еще не касаются.
– Я всегда буду с тобой.
– Почему ты так побледнел?
– Все в порядке.
Вдох, выдох. Выдох, вдох. Он должен правильно дышать, чтобы боль ушла. Пот тек по вискам рекой. Он вылил себе на затылок из бутылки последнюю воду.
– Не бойся. Я еще куплю. Сейчас.
Когда спустились с пирамиды вниз – у ее подножья плясали босые люди в индейских нарядах: головы украшены цветными перьями, в руках копья, обмотанные яркими лентами, на шеях каменные бусы подпрыгивают. Пронзительная музыка, рьяные барабаны!
«Барабан бьется как сердце», – подумал Ром.
Только подумал – Фелисидад поднялась на цыпочки и прямо в сердце его поцеловала. Сквозь рубаху он почувствовал ее угольно-жаркие губы.
«Да она и вправду колдунья. Мысли читает».
Фелисидад уже танцевала рядом с пирамидой вместе с индейцами, украдкой быстро выдернула одно перо из украшения вождя. Принесла, как собака, в зубах Рому. Ром вынул перо у нее изо рта и воткнул в петлицу рубахи.
– Это поддельный вождь. Театр. Для туристов. Бутафория, – она сделала презрительный жест пальцами. – Настоящие вожди не здесь.
– А есть такие вожди?
– Есть. Их осталось мало.
– Так же, как колдунов?
Она закрыла ему рот рукой.
Взявшись за руки, они побежали к маленькой пирамиде. Она возвышалась поодаль. Опять лезли вверх, все вверх и вверх. «Пусть я умру к чертям собачьим, а наверх залезу! Я от нее не отстану!» Пока взбирались, им под ноги прыгали странные, забавные зверьки, похожие на огромных остромордых белок с длинными полосатыми хвостами. Когда Фелисидад и Ром садились отдохнуть на каменные ступени, зверьки бросались к ним, вставали на задние лапы, тыкались носами им в руки, царапали коготками их рюкзаки.
– Носухи, – сказала Фелисидад и щелкнула ногтем по носу особо наглого зверька: он уже ловко, как человечек, развязывал лапками тесемки ее рюкзака.
– Носухи? Красивые!
Ром погладил странную огромную белку с полосатым хвостом.
– Они просят есть.
– У нас есть такос.
– О, ты взял с собой? Ты молодец!
Ром уже развернул пакет, отщипывал от такос кусочки. Возле него уже сидели носухи, умильно сложив лапы, ждали угощенья. Он кормил их с ладони.
– Да ладно их баловать.