Путь Тесея
Шрифт:
– Будет лучше, если ты поклянёшься, что примешь меня несмотря ни на что, – заявила Медея со спокойным убеждением. – Тебе же сподручнее оправдываться присягой, если вдруг судьба заставит.
– Ты права, пожалуй, – нехотя согласился Эгей. – И если уж ты взялась указывать мне, царю, как поступать, то подскажи, будь добра, какими богами мне поклясться.
– Клянись всеми богами, известными тебе, царь. Всем божественным родом ваших греческих небожителей.
– Хорошо. А теперь скажи чётко, мудрая жена, что же именно я должен пообещать.
Она улыбнулась, но сразу же погасила свою волшебную улыбку и сосредоточенно отчеканила:
– Что сам ты не прогонишь меня из Афин, своею волей.
Покряхтывая, царь Эгей поднялся со скамейки, а за ним и Медея взвилась, лёгкая, как пушинка. Он поднял торжественно руку, как это положено при присяге, и негромко, но чётко пообещал:
– Небом, Землёю и морем, всеми богами Эллады я клянусь, что не изменю Медее, что исполню обещание, ей данное: не изгонять Медею из Афин и не выдавать её врагам, как бы они не угрожали. Если же не исполню я этой клятвы, да будет моя участь равной участи безбожников.
Бездонные карие глаза Медеи просияли. Она поймала десницу царя Эгея, когда он опускал её, легко прикоснулась губами к тыльной стороне кисти и прошептала:
– Благодарю тебя, прекраснодушный властитель. У тебя будут дети, родится сын – и даже не один. До встречи, мой царь!
Стройная фигурка колхидской царевны уже растворилась в толпе праздных коринфян, пришедших на набережную поглазеть на корабли из далёких италийских колоний, а царь Эгей всё стоял возле скамьи, дул тихонько на место поцелуя Медеи, горящее огнём, и удивлялся себе: в зрелых уже летах и совершить такую благоглупость?
Он продолжил путешествие, погружённый в мечты о загадочной Медее. Поэтому вовсе не удивительно, что скромные прелести невинной царевны Эфры, внешне выглядевшей как обычная греческая девушка, как и обстоятельства соития с нею, не произвели на него особого впечатления.
Что же касается трезенской царевны, то она вовсе выбросила царя Эгея из головы, потому что мечтала о новой встрече со своим божественным возлюбленным, Посейдоном. У неё прекратились ежемесячные неприятности, и она соображала, как наилучшим образом сообщить любимому и богу, что он станет отцом. На помощь ей пришла богиня Афина, посоветовавшая отправиться на остров Сферос и там совершить погребальные возлияния на могиле Сфайра, возницы её деда царя Пелопса. Эфра перебрела через мелководье на остров, почтила память героя, однако напрасно трое суток ожидала свидания с Посейдоном. Бог, наверное, был сильно занят другими своими женами и любовницами, да и делами тоже. Тем не мене Эфра заложила на Сферосе храм Афины Апатурии и переименовала остров на Гиера, то есть «священный».
Тем временем до Афин доходили жуткие слухи о содеянном Медеей в Коринфе. Будто бы, когда Ясон ради царевны Главки покинул Медею, а царь Креонт приказал её изгнать, колхидская царевна, изъявляя полную покорность, уговорила Креонта оставить её детей в Коринфе при отце. Потом она детьми передала Главке свой роскошный, почти невесомый пеплос как свадебный подарок. Увы, предварительно злобная волшебница обработала одеяние ядовитыми травами. Стоило довольной подарком Главке закутаться в пеплос, как он вспыхнул на ней. Так сгорела соперница Медеи, а с нею и её обидчик царь Креонт, попытавшийся сорвать с дочери пылающие одежды. Изменщик Ясон спасся. Он полагал, что хорошо знает, чего может ожидать от своей первой жены, ему и в голову не пришло тушить несостоявшуюся невесту и тестя. Однако и бессовестный Ясон недооценил Медею и был сокрушён последним её ударом: она собственноручно зарезала своих детей от него, мальчиков Мермера и Фарета. После чего, разумеется, убийца улетела на крылатой колеснице, запряжённой драконами.
Первое время после того, как пришли из Коринфа эти удивительные известия, царь
Тогда-то царь Эгей и увидел наконец Медею в воротах своего царского двора, она бранилась, будто уличная торговка, со стражником. Сопровождала её одна только старуха, как потом выяснилось, была то верная Климена, её кормилица и воспитательница погибших детей. Вся в пыли, обмотанная несусветно грязными тряпками, в порванных и заляпанных глиной сандалиях, Медея показалась царю Эгею такой же молодой, стройной – и желанной, как и пять лет тому назад на набережной Лехейона.
Не поколебавшись даже и на мгновение, царь Эгей вышел к воротам, обнял Медею и пробормотал, что его дом – её дом. Он так расчувствовался, что позабыл пустить в ход шутку о крылатой колеснице и четырёх драконах, хоть и оттачивал её все эти годы, пытаясь напитать аттической солью. Его поразило, что и от изумительной грязной Медеи струились только её собственные ароматы, а приветственное, этикетное собственно, объятие с гостьей тотчас же подняло в нём бурю сладостных чувствований.
– Живи вечно, благородный и добрый царь! – приветствовала его волшебница, осторожно отстраняясь, чтобы рассмотреть его лицо. – Ты всё тот же, я вижу, единственный в Элладе мужчина, на слово коего несчастная изгнанница может положиться.
– Конечно же, великолепная Медея, я выполню все обещания, данные тебе, – промолвил он, всматриваясь в её карие глаза, сияющие на сером от пыли лице, – только убеди меня поскорее, что ты не убивала своих детей от Ясона.
– Позволь мне сначала очистить тело от последствий долгой дороги, щедрый мой царь, и тогда уж я очищу себя в твоих глазах от нелепых и несправедливых подозрений.
И вот наступило время, когда они улеглись на раскладные ложа в саду за гинекеем. У царя Эгея мелькнула было идея пригласить Медею на эту беседу в триклиний, но он побоялся нарушить прадедовский обычай даже ради царевны-иноземки. После обеда, во время которого говорили о пустяках только, он вспомнил ещё об одном обычае:
– У нас, Медея, принято завершать трапезу глотком неразбавленного вина. Могу ли я теперь предложить тебе нашего афинского? Гречанкам вино вообще запрещено, но ты, быть может, придерживаешься своих местных обычаев?
– Согласно обычаям колхов, место женщины на кухне. О каком ещё вине речь? А я, их бывшая царевна, ты угадал, живу по своим собственным обычаям, бродячей иноземной ведьмы. Так что пусть твой виночерпий нальёт мне половину этой приятно расписанной чаши, мне до конца нашего разговора будет достаточно.
– Комм, что стал столбом! Исполняй желание госпожи Медеи! Да и мне налей, как обычно.
Медея выплеснула часть вина на мозаичный пол, после возлияния пошептала недолго на своём языке. Сделала маленький глоток из чаши, вздохнула и смело встретилась с хозяином глазами. Заметила, не улыбнувшись: