Путь
Шрифт:
Очень жалко, очень, что не стало здоровяка Антохи. Добрый парень был, хороший, надёжный и тупой — то, что нужно! Плюс водитель от бога — мобиль всегда был исправен, заряжен, чист. Антоха работал в бригаде Комара — те больше двигались по полису, решая массу непростых вопросов со сложными людьми. С Антохой можно было идти и в бой, и в разведку. Жалко его.
Но ещё жальче опытного и почти родного Витю Комара, который раньше отвечал за нападение. Только он умел, чертяка, так хорошо убеждать неразумных, пугать храбрых и ломать упрямых. Кем сейчас его заменить? Некем же совершенно. Сэм, Мирон и Нипель работали под началом Комара, за эти годы парни прошли с ним огонь и воду, а медных труб
По идее, можно Мирона, он напоминал самого Аттала в молодости — сообразительный, чёткий, спокойный, но слишком дерзкий и всегда со своим мнением. Будет перечить! У него слишком часто на многие вопросы возникают свои ответы, своё мнение, а так нельзя, покуда Аттал у власти.
Сэм слишком флегматичен и часто тормозит, когда нужно спешить, поэтому не пойдёт. Ребята его уважают и прислушиваются к его мнению, он топит за справедливость и понятия чести, но этого мало, ибо в их деле нужен острый ум и быстрая реакция, а Сэм не таков. Зато верный и сильный.
Родственничка, Юрку Нипеля бы, он мог справиться — парень ведь отнюдь не глупый, но, стерва такая, сторчался! Аттал думал, что после того, как Нипель станет жить вместе с Ийкой, дочерью его старого компаньона Жорки Курочкина, то тот возьмётся за голову и образумится. Но нет, его так и продолжало тянуть на баб, наркоту и поиск приключений. В семье не без урода, как говорится.
Короче, заменить некем! Не Доктором же! Впрочем, Сан нормальный парень, к нему бы тоже приглядеться, но нет времени. Да и Лулу говорит, что надо бы держаться от него подальше, хоть она и не чувствует от него прямой угрозы. Вообще, Атталу ужасно не нравилось, что Саша слишком мало с ними, но уже так много знает, однако Валера за него поручился, а Берет слов на ветер не бросает. Сам факт того, что Доктор умудрился завалить Симона Вуйчика и Кольке по физиономии настучать — кое-чего стоило в глазах Аттала.
Эх, Колька, Колька. Вот бы мозги парню, цены бы не было — напористый, самоуверенный, в меру наглый, но, увы…
Примерно что-то такое, но в более замедленном темпе, обдумывал Аттал Иванович, сидя глубоким вечером за столом с верным Беретом, уставшим Сэмом, ошарашенным от внезапного возвышения Лёхой Молодым и внимательным Доктором, попивая чай с ромом и закусывая виноградом. Чуть оттаяв от потрясений, размягчив мозги алкоголем, парни рассказывали друг другу, как отдохнули, смеялись над курортной любовью Лёхи, морщились и грустили, когда Берет в пятый раз расписывал им битву в Тумане. А Алекс только мотал головой и твердил, что для него все пронеслось, как в тумане и он ничего не помнит.
Вдруг, посреди истории в комнату вошёл один из Жуйченко и сообщил, что к воротам подошли два мужика и какая-то баба с ним.
— Берет, посмотри, кто там! — повернулся к соседу справа Аттал. — Без серьёзной причины никого не впускай!
— Будет сделано, — отрапортовал тот, вскочил и вышел вместе с Жуйченко наружу. В эту же секунду в комнату вошла обворожительная Луиза в строгом брючном костюме и сообщила, глядя Атталу в глаза:
— Там у входа стоят люди.
— Я в курсе, и что?
— Я знаю одного из них, вернее одну.
— Да, и кто это?
— Бо. Жена Замеса.
— Жена Замеса? Бо? Я её хорошо знаю! Умная девочка.
— Я тоже её знаю. И я полностью согласна с твоим мнением, Аттал Иванович. Думаю, что она просто так бы не приехала, без веской причины.
— К воротам Берет ушёл, если что-то серьёзное, то он пропустит их. Или расскажет, в чем дело. Э-э-э… Лулу, милая, не волнуйся и останься с нами, — показал он на пустое место подле себя и кивнул парням. Сэм занял стойку, надев на руку кастет. Леха Молодой встал между Атталом и дверью, Доктор остался сидеть на месте, Луиза присела и скушала виноградинку.
Через некоторое время раздались шаги, и в дверь вошёл сначала один из Жуйченко, затем какой-то высокий бритый парень в мокром плаще, за ним взрослый мужик пониже в светло-коричневой куртке, под которой виделся добротный синий костюм. Затем простучала каблуками молодая хрупкая привлекательная женщина в тонком пальто и широкополой ажурной шляпке. Она оглядела обстановку: проскочила взором по лицам стоящих, а потом сидящих, с улыбкой задержалась на прекрасных чертах Луизы, чуть кивнула Атталу и поглядела прямо в глаза Александру.
БО
Карие очи, чуть подведённые и слегка раскосые. Жаркие, со смолой поволоки в обрамлении длинных ресниц. От одного их взгляда напрягаются сердечные мышцы, а кровь в венах поднимается до температуры кипения так, что сразу же хочется сделать что-то невероятное: разбиться о землю или подарить звезду, а потом вечность таять под их жаром или взрываться ночами тысячами Везувиев. О, да! Истинно говорят, что только такие глаза могут вызвать весь вихрь эмоций, от страсти до изнеможения.
Она вглядывалась ласковым взором в бесконечную даль улицы, едва заметная улыбка играла на её милом лице, и было совершенно ясно, что девушка любила этот полис всем сердцем. Вернувшись сюда после долгого и утомительного пути, она сразу почувствовала, насколько близки ей эти узкие улочки, выдыхающие аромат прованских роз на подоконниках. Скорей всего, именно запах, и ни что иное, вызывал такое пьянящее ощущение — тот лёгкий полет вседозволенности, который бывает только в юности.
Она любила эти места. Каждый дом был родной: хотелось подойти, потрепать его по шершавой каменной щеке и потянуть ноздрями знакомый воздух. Внутри дворов благоухало: чем-то старым пахли камни, сплетнями разило от старичков, подстригающих цветы и перекидывающихся между собой ироническими замечаниями, от ярко-выкрашенных деревянных лавок веяло пересудами да вечерними поцелуями, а верёвки, натянутые на сушильном дворике, отдавали прищепками и широкими грудями прачек. Это не удивительно, ведь даже мякоть груш, растущих в огромных кадках вдоль стен, на вкус напоминала женщин, заселявших эти дома. Их окна были нараспашку день и ночь, а дома славились обилием детей и молодёжи. Эти юные создания в расклешённых джинсах сидели на балконах вторых этажей, просунув ноги меж прутьев решёток, поглядывая на прохожих и обсуждая их походку, причёску и голос. Бо тоже была там, среди них, с аппетитом грызла сочное яблоко и, как и все остальные, облизывала взглядом женщину, стоявшую прямо посреди дороги, уверенно и грациозно подперев упругие бока руками.
Она что-то кому-то говорила… впрочем, было неважно, что и кому, поскольку никто и никогда не придавал этому значения. Десятки глаз были устремлены лишь на неё — в ожидании, когда она ответит на их зовущие восторженные взгляды. Дни, а может и недели, пролетали, если она, хотя бы на долю секунды, случайно обращала внимание на изумлённого счастливчика, который тут же терял дар речи и забывал, как нужно дышать. Ни один художник, ни один поэт не смог бы описать, как её светлые локоны рассыпались по обнажённым плечам цвета молочного шоколада, как сочные губы чуть приоткрывались в едва заметной улыбке, а миндалевидные, чуть подведённые очи вглядывались вглубь души, поражая в самое сердце. В её внешности уже не жила молодость, но она была полна той сочной женственности, что в любом возрасте притягивает мужчин.