Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Дождавшись, когда я поем, Дюлекан стала собирать со стола грязную посуду, по ходу дела интересуясь:
– Жора, теперь, когда твоя койка освободилась, я могу узнать: когда наступит моя очередь по гарему?
Я чуть кофе не подавился. Но справился с раздражением и вполне вежливо ответил:
– Как только траур кончится.
– Тото, смотрю, ты во все черное вырядился, – сделала девушка умозаключение, сообразное своей наблюдательности. – Сколько у вас траур?
– Сорок дней. Сорок ночей.
После чего взял в холодильнике полдюжины бутылок местного пива и ушел во двор. Не в патио, которое перед входом, а за угол дома, куда кирасиры составили столешницы с лавками, сколоченные к Наташиным поминкам.
Выбрал там тенек и отдался холодному пиву. Тут я собирался сидеть долго, так как никого не хотел видеть. И прямо под мое такое настроение все кудато подевались со двора: и девки, и кирасиры.
Отпил я пивасика и грустно продекламировал сам себе:
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 7 число 6 месяца, пятница, 10:51.
Хлопнули створки ворот, и во двор вкатился «хамви», из которого резко повыпрыгивали Антоненкова, Бисянка и кирасирский лейтенант.
Разобрали какуюто поклажу в машине и понесли ее в дом.
Водитель этого чуда американского автопрома остался при машине, поднял капот и чтото там высматривал с видом колхозного тракториста: «Сейчас выкинуть или все же еще чинить будем?»
Увидев меня, Бисянка резко поменяла траекторию движения и направилась под ту же тень, где я неспешно оттягивался пивом.
– Жорик, я хочу высказать… – положила она к ногам свой баул.
Я аж подпрыгнул на лавке. Сколько можно: совесть у них есть или вся на работе истерлась?
– Да жеваный крот! – выговорил я, предельно жестко глядя в ее фиолетовые глаза. – Я вам вибратор, что ли? От Наташки постель моя еще не остыла, а вы тут сразу устроили социалистическое соревнование: кто быстрее в нее запрыгнет. Стервятницы!
Красивый Танин ротик приоткрылся в удивленной гримасе.
Большие фиолетовые глаза округлились, стали еще больше и темнее.
Прозрачная горошина выкатилась по щеке и сорвалась с острого подбородка.
Девушка резко развернулась и убежала в дом.
А ее баул так и остался стоять на земле.
Некоторое время меня никто не беспокоил. Потом пришел с довольным всем окружающим миром выражением лица этот валлийский Тристан, лэрд ап чегото там, радостно восклицая:
– А вот он где, а мы уже обыскались! – и слегка поддел ногой Бисянкин баул.
И без всяких соединительных фраз попросил:
– Пивом поделишься?
Мне уже все было фиолетово.
– Бери, не жалко.
Лейтенант своими крепкими зубами ловко скусил пробку с бутылки, сделал глоток, сел рядом на лавку и спросил снова:
– Что у вас тут случилось? Татьяна убежала наверх сама не своя.
– Извини, но это наши внутренние разборки, – ушел я в несознанку. – Лучше ты мне скажи: с какой целью вокруг Галины крутишься?
– Нравится она мне, – не стал запираться лейтенант.
– Нравится – женись. Не нравится – эмигрируй. А просто так девчонке голову крутить нечего.
– Как это – женись? – удивился лэрд.
– В церкви, с попом, – ответил я, – иначе я вынужден буду отказаться от вашей защиты и отослать всех кирасир обратно в Портсмут.
– Но я только сегодня договорился с князем, что мы будем вас сопровождать до НьюРино. И к тому же тут нет пресвитерианской церкви.
– Твои проблемы, – грубо оборвал я его и, не прощаясь, встал и пошел к автобусу.
Пора продавать излишки. А для этого сначала их надо перебрать. Да и себя занять надо чемнибудь таким. Лучше всего полезным.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 8 число 6 месяца, суббота, 8:13.
Паром громко стукнулся о причал, загудели винты, подруливая, и вот уже морячки резво и привычно накручивают швартовы на тумбы. И всех накрыло сизое облако отработанной солярки.
Паром тут, оказывается, к испанскому военному флоту приписан. И вся команда парома, самого настоящего, не паллиатива какогонибудь, и обе береговые команды – флотские. Даже на весах и пулеметных точках народ в тельниках под гюйсами и в бейсболках с удлиненными козырьками. Только на кассе вполне себе гражданская девушка в цветастом крепдешине деньги принимает и билеты выдает. Ну да, говорили мне, что служба и бизнес тут не совместимы, вот и создается видимость такого положения.
Территория паромной переправы располагалась на север от города километрах в пяти и начиналась сразу от трассы на Кадис в сторону реки большим огороженным отстойником. Это чтобы желающие воспользоваться переправой не мешали движению по трассе, ожидая своей очереди. Ну и для ночного сидения в этом отстойнике было оборудовано все, что требуется для жизнедеятельности белкового организма. Комфорта минимум, но ночь перекантоваться можно вполне сносно. В темное время суток переправа не работала.
Сама Южная дорога упиралась в трассу Кадис – Виго севернее, образуя Тобразный перекресток. И на переправу надо было еще проехать двенадцать километров на юг в сторону Виго.
На дальнем конце отстойника – КПП с проверкой айдишек и одновременной регистрацией «пассажиров» по средствам передвижения.
За ним – большие автомобильные весы, как на элеваторе. С этого агрегата было два пути – на сам паром и обратно на трассу, если вес зашкаливал разрешенное количество.
Километровый отрезок дороги, отданный под очередь на погрузку.