Путанабус. Трилогия
Шрифт:
– Господа, нам пора. Жорик, пригласи своего друга на поминки.
Утром я еще пребывал в хорошем расположении духа. Доктора ублажил – должна постараться с лечением Наташки, не дура же она. И надеялся, что всевсе у меня теперь будет хорошо.
По дороге «домой» с аппетитом позавтракал в открытой кафешке около рынка. Креветками в чесночном соусе и красными перцами, запеченными с козьим сыром на угольном гриле. С серым деревенским хлебом. И кофе, конечно, почти ведро употребил, так как даже за эту очень длительную новоземельную ночь я совсем не выспался. Не дали.
Откушав же, позаботился о девочках – приобрел у хозяина заведения залитый воском большой круг понравившегося мне на вкус козьего сыра и фляжку местного коньяка на четверть литра, уже только для себя.
И только потом поймал моторикшу и поехал в место нашей временной дислокации – сон добирать. Однако обломился.
Не успел я на кухню пройти, как Анфиса мне выпалила:
– Жорик, горето какое… – и заплакала навзрыд, повиснув на моем плече.
Но даже в таком состоянии она сначала усадила меня на ближайший стул и только потом проинформировала, что сегодняшней ночью умерла Наташа.
И тут небо упало на землю, больно меня ударив, но ничего вокруг не изменилось, только душа скукожилась.
Сорвавшись в госпиталь на валлийском «хамви», благо в нем ключей не было – просто флажок зажигания, я меньше всего думал о дорожных правилах. Как только никого не задавил по пути…
И ворота оказались открыты, как специально для меня.
И улицы пустынны.
И даже электрички навстречу мне не было, как ни жаль.
В госпиталь меня, естественно, не пустили.
Точнее – из него выпихнули.
Втроем – два полицейских и магистр Купер – меня утихомиривали.
Влили в рот песятик медицинского ректификата.
И увелиусадили в ту же пагодукурилку, которую я еще совсем недавно обживал с генералкапитаном.
Рядом сел Купер и, отослав полицейских, прикурил сразу две сигареты. Одну тут же отдал мне, точнее – сам мне в губы сунул.
Я затянулся, успокаиваясь. Потом буркнул:
– Ты чего такой злой, Лукиан, Охеда не дала?
– Злой я на себя всегда, когда у меня умирает пациент. Тем более такой, что уже на поправку пошел, – ответил Купер, стараясь говорить спокойно. – Все уже нормально было с твоей Наташей. Все анализы в порядке, ну сообразно ее состоянию. И…
– Что «и»?
– Что «и», окончательно скажет патологоанатом, который из Кадиса утром прилетел. Он сейчас вскрытие делает. – Лусиано вытащил из кармана фляжку и снова наполнил мензурку спиртом. – Будешь еще?
– Нет, – отказался я. – Чую, у меня сегодня тяжелый день будет. Когда это случилось?
– Гдето в дватри ночи. Точнее не скажу. Меня в три вызвонили. Мне оставалось только констатировать смерть. В реанимацию ее везти было поздно. Расслабились медсестры, уснули рядом. Скажи спасибо, что я не дал среди ночи Марию поднять. Утра дождался.
Он глубоко затянулся, выдохнул табачный дым и просто порусски опрокинул мензурку в свою глотку.
А я подумал, что Наташа умерла как раз в то время, когда я ей изменял с докторицей. Когда доктор Балестерос кричала во весь голос от наслаждения, подпрыгивая на мне в порывах страсти. Наврали все сны и видения. Не Наташа от меня уходила, а я от нее ушел.
– А Охеда действительно не дала, динамистка, – вдруг неожиданно признался Купер. – Красавчиков она, видите ли, не любит. А я виноват, что родился таким красивым? Вот тебя за что бабы любят? А?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Както не думал на эту тему. А почему патологоанатом – из Кадиса?
– У нас так принято. Для независимости экспертизы, – ответил магистр. – Чтоб кумовства не было и врачи не покрывали друг друга.
– Где у вас тут церковь?
– Рядом с кладбищем. А тебе зачем? – удивился Лусиано.
– Отпевание заказать. Крещеный человек преставился. Свечку за упокой поставить, раз за здравие не вышло.
Из корпуса вышли Буля и Альфия. Уже без больничных халатов.
Лусиано, забычарив в песке окурок, сказал мечтательно, кивнув на девчат:
– А вот эту твою пепельноволосую я бы даже в жены взял.
– Зачем ей муж, когда у нее жена есть, – мстительно высказал я то, что давно подозревал в Альфие.
– И кто у нее жена? – поднял брови Лусиано.
– Рядом идет, – кивнул я на Бульку.
– Тогда мне понятно, куда они отлучались из палаты больной, – констатировал Купер. – Но все равно это не их вина, а медсестер из персонала госпиталя. Тем спать на дежурстве не положено.
Когда девушки подошли к беседке, Буля спросила вместо приветствия:
– Жора, ты в курсе?
– В курсе, – ответил я, не желая произносить слово «смерть» рядом с именем Наташи.
– Что делать будем? – подала голос Альфия.
– Поминки готовить, – ответил я ей. – Траурную церемонию с воинскими почестями.
– Почему с воинскими почестями? – не понял Купер.
– Наташа умерла от раны, полученной в бою, – твердо сказал я, все же совместив ее имя со смертью. – Кстати, красивый катафалк у вас в городе есть?
Купер понял, что вопрос к нему.
– Даже некрасивого нет, – ответил он моментально. – Пока мы гробы с покойниками на кладбище возим на грузовиках. На крайний случай – в пикапах. Не так еще много народа в городе мрет, чтобы создавать ритуальную фирму. – Он посмотрел на часы и добавил: – Кстати, пошли в корпус. Патологоанатом должен был уже закончить работу.
Патологоанатом оказался неожиданно высоким и крупным мужчиной среднего возраста. Брюнет. В больших роговых очках. Уставший. Невыбритый. В мятом докторском халате. У ног его скособоченно хвалился потертой на углах кожей винтажный докторский саквояж.