Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Охранники было дернулись, но по знаку Охеды вернулись на место.
Сажи, больше руками, чем словами быстро объяснила оркестру, что от него требуется, и ее подсадили на рампу.
А дальше произошла сенсация.
Сажи исполнила песенку про любовь, которую написала шестнадцатилетняя девочка из Мексики по имени Консуэло Веласкес, когда еще сама ни с кем не целовалась, и мелодия этой песни вот уже больше полувека является мировым хитом.
И зал разом затих.
Сильный, богатый обертонами голос Сажи вознесся над залом и моментально покорил его с первых звуков, вводя публику в прострацию. В катарсис.
Я слышал, как Сажи пела раньше с девчатами, и знал что у нее хороший голос, но чтобы вот так… Среди живущих певиц ее и сравнитьто не с кем. А Мария Каллас умерла. А у Сажи голос, надо отдать должное, лучше, чем у Каллас, богаче и пронзительней.
Надо ли говорить, что публика ее со сцены не отпустила.
Сажи бисировала «Бесаме мучо».
Потом спела «Калинку» с мощнейшим голосовым выходом – все, что знал оркестр из русского репертуара.
Потом уже без оркестра по требованию публики спела еще несколько песен.
Да так, что уходить нам пришлось через черный ход.
На вопрос, зачем она это сделала, шалая Сажи ответила:
– Всю жизнь, Жора, об этом мечтала. Именно в таком шикарном зале. Так что я дальше никуда не поеду.
Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона.
Город НьюРино.
22 год, 16 число 6 месяца, четверг, 22:54.
Вечером вызвал меня в свой кондиционированный кабинет «эль хефе» Лопес. Усадил в кресло, налил водки и только после того, как я ее выпил, сообщил, что люди большого мафиозного босса по кличке Биг Бой или Томми Дабл Би, одного из самых крупных мафиози в этом городе, в полдень казнили трех людей из своей банды, вроде как русских.
– Их вывезли за город. Прострелили им ноги и оставили хищникам на обед. «Свинки» не заставили себя долго упрашивать. Сожрали всех троих. Живьем. – «Хефе» покачал головой и нашел среди бумаг на столе нужный ему лист. – Вы знаете таких?
На протянутом мне листке офисной бумаги было струйным принтером жирно напечатано три фамилии:
Хоть хохлушки по большому счету и суками оказались, но мне их откровенно жалко стало. Такая жестокая судьба – и все по собственной их дурости и лютой зависти. А ведь могли бы неплохо тут устроиться, будь в их головах хоть немного «масла для смазывания „шариков“». Чувство собственной вины за их судьбу остро дало себя знать: может быть, не выгони я их тогда из «пионерского отряда», то остались бы девки живы, замуж тут вышли – красавицы же, – детей нарожали… И как теперь с этим дальше жить? Женщин в моем персональном кладбище еще не было. И хотя не я их казнил таким противоестественным, особо извращенным способом, но именно от меня начался их скорбный путь в хищные челюсти местных «свинок».
– Да, я их знаю, – ответил я «хефе». – Девчата попали на Новую Землю вместе со мной, но наши дороги разошлись еще в ПортоФранко, на второй день. А с этим перцем, который первым числится, я судился в Портсмуте за перестрелку на дороге. За что их так?
– Трудно сказать, – задумался Лопес. – Возможно, тут есть и моя вина. Я утром распространил по городу информацию, что все «Звезды Зорана» – под моей рукой. Теперь никто в городе не посмеет к ним даже пальцем прикоснуться. С этим у нас строго. Даже албанцы с чеченцами тут у нас на цырлах ходят.
– Значит, точно именно они наводчицами на нас были, – протянул я «хефе» стакан за второй порцией, хоть водка в такую жару и не самое лучшее пойло. – Евросоюз двадцать четыре банды разом накрыл месяц назад. Тех, кто по наши души круги нарезали. Девки эти были шлюхиоторвы, что пробу ставить негде, и по характеру стервы, но помянуть христианские души – обязанность наша.
Мы выпили за упокой их грешных душ. «Хефе» перед этим перекрестился, пробормотав короткую молитву.
– Вынужден вас, Хорхе, еще раз огорчить. Русского конвоя в Одессу или Москву от нас не будет еще месяц. Наш месяц, новоземельный, – сорок дней как минимум.
– И что мне делать? Здесь сидеть, на вашей шее?
– Скоро будет конфедератский конвой в ту сторону. Я постараюсь вас в него устроить. Но на всякий случай мы подготовили еще один вариант. Запасной.
Лопес встал, подошел к столу и выдвинул ящик, содержимое которого мне с моего места не было видно.
– И еще я хочу сделать вам, как это русские говорят – отдарок.
– Я вам ничего не дарил пока, – пожал плечами.
– Хорхе, вы нам подарили божественный голос Сажи. Над ее будущей концертной программой уже работают. Завтра прилетит из Зиона учитель вокала. Персонально для нее. А оркестр сопровождения мы и сами соберем, из своих талантов. Увидите еще, как она будет гастролировать по всей Новой Земле с аншлагом. Все звезды старого мира будут ей завидовать в гробу.
С этими словами Лопес вынул из ящика и положил на стол хромированный кольт «Питон»[446] с шестидюймовым стволом и рукояткой из мамонтовой кости с малахитовой вставкой.
– Кажется, в вашей коллекции такого нет, – подмигнул он.
– Спасибо. Такого револьвера точно не было в моей коллекции, – поблагодарил я щедрого кубинца. – Очень красивая машинка.
Но думал я совсем о другом. В голове все вертелась жуткая картинка, как красивые тела Ярины и Оксаны живьем раздирают и жрут новоземельные твари…
Новая Земля. Государство Техас. Автономная территория Невада и Аризона. Город НьюРино.
22 год, 17 число 6 месяца, пятница, 12:13.
Меня еле добудились. И видно, не с первой попытки.
Вчера, чтобы избавиться от мук совести и не видеть перед собой жуткую картину гибели хохлушек, я ничтоже сумняшеся надрался в лохмуты в своем номере и выпал из реальности, наплевав на все вокруг.
Слабый я человек оказался.
Интеллигентный.
Впечатлительный.
После того как я стал подавать признаки жизни, Булька выперла всех из номера, попутно надавав кучу мелких поручений Исабель Великолепной, которая с видом рассерженной графини взирала на весь этот беспорядок, творящийся на ее «подмандатной территории».
– Нельзя, Жорик, воспринимать все так близко к сердцу, каждое недоразумение, – сказала Айзатуллина, закрыв за всеми дверь.
У меня опять в глазах замельтешили визжащие от нестерпимой боли, живьем поедаемые хохлушки. Воображение у меня богатое, художник все же, хоть и недоделанный. «Ничего себе, – думаю, – недоразумение…» А потом вспомнил, что девчатам о судьбе их товарок я так ничего вчера и не рассказал.