Путанабус. Трилогия
Шрифт:
– А вот и не подеретесь, – встрял я старой школьной шуткой, но девки на меня не прореагировали. – Брэк, я сказал, – это уже сердито вышло.
Украинки готовы были на пару порезать литовку на ленточки, только дай волю. Но драка в коллективе в мои планы не входила.
– Успокоились? – оглядел я «пионерок». – Тогда продолжаем. Итак, если с обвиняемыми в моральном падении «пионерками» нам не все стало ясно, то требуется приступить к опросу свидетелей.
Я снова пристально посмотрел на Катю.
Она кивнула ресницами.
– Катя, как вчера было дело? Только расскажи нам не ту версию, которую ты вчера полиции гнала пургой, этих вот так называемых подруг отмазывая, а
Катя опустила глаза и молчала.
– Катя, не молчи, – сказала Таня Бисянка. – Я тебя никому в обиду не дам. Смелей.
– И я с тобой, – добавила Анфиса, обнимая Лупу за плечи. – Мы, деревенские, завсегда супротив городских стенка на стенку ходили. И друг за дружку держимся крепко, – и с вызовом посмотрела на украинок.
Не понять: прикалывается она или действительно готова прямо сейчас пойти им чухальники чистить?
Катя глубоко вздохнула.
Потом еще.
Но, решившись, затараторила быстрым речитативом, словно боялась, что если остановится, то на второй раз уже не осмелится:
– Они, Ярина с Оксаной, как только мы в «Ковчег» заселились, а Жора кудато уехал, зазвали меня к себе. Сухой паек доедать. – Лупу порывисто вздохнула. – Мы у них в номере и поелипопили, так что в кафе идти нам уже не интересно было совсем. Решили пойти гулять.
Роза многозначительно хмыкнула.
– Гулять – в смысле прохаживаться по городу, – как бы извиняясь, поправилась Катя. – А на прогулке они опять разговор завели, который еще в номере начался. Мол, денег нет, живем плохо, Жора завез незнамо куда и бросил. Гостиница мало того что дрянь, так еще и разорение сплошное. Предложили для поправки благососа[214], «от борта»[215], на холодную[216] клиентов снять, тех, которые на крутых тачках.
– Почему именно на крутых тачках? – переспросил я.
– Потому что у таких точно деньги водятся, – констатировала Катя и скукожилась под злыми взглядами украинок, которыми те, казалось, готовы были выжечь на коже ее красивого лица всю известную им матерную лексику как лазером. И, глядя на них, Катя речь свою скомкала:
– Гдето так вот.
– А что потом? – спросила Буля, одобряя ее к продолжению.
– А потом эти румыны на машине подвалили. Точнее, цыгане румынские. Стали предлагать нам прокатиться до Океана, поесть там морепродуктов местных, они их очень нахваливали. И вина попить, естественно. Сами же знаете: чего от пьяной бабы ждать? Я все переводила, потому как те русского совсем не разумеют, а английский знают еще хуже нас. А девчат я с самого начала предупредила, что сама с этими цыганами никуда не пойду и им с такими перцами дел иметь не советую. Стремный вариант.
– Это почему же? – поинтересовалась Таня.
– Что я, румын не знаю? – откликнулась Лупу и замолкла, потупившись.
– Ну почему тогда они вас хватать стали и тащить кудато, если вы и так на все согласны были? – спросила Наташа.
– Это, наверное, я виновата. Когда я перевела им слова Ярины, что они с Оксаной хотят с тех по двести экю за час каждой, то эти парни просто взбесились, будто их по матери послали обидно.
– Сколькосколько? – переспросила шокированная Ингеборге.
– Двести экю в час, – твердо повторила Катя.
– Это сколько на доллары будет? – заинтересовалась Альфия.
– Шестьсот шестьдесят, – удовлетворил я ее любопытство.
– Ну вы, девки, и нахалки, – резюмировала Ингеборге.
– А что тут нахального, – быстро парировала Оксана. – Таких красивых баб, как мы, тут нет. Мы внимательно народ на улице рассмотрели. Красота же, когда она в дефиците, очень дорого стоит. И эти плюгавые козлы сами понимать должны были, какое на них счастье
– Заткнись, Ксюх, – раздражилась Анфиса, – тебя мы уже слушали. Дай других послушать. Говори дальше, Катя.
– Начали они обзывать нас нехорошими словами да хвалиться, какие они тут самые крутые в округе. Потом сказали, что нас нужно наказать. Примерно и бесплатно. Я перевела. Девки, поняв уже, что влипли, пошли на попятный. А те нас хватать руками. А так как вдвоем троих тягать в машину несподручно, им водитель вылез помогать. Он стал меня в машину затаскивать. Но я ему шпилькой по плюсне так треснула, что тот даже заскулил пособачьи; туфли в руки – и бегом оттуда. Не помню, как до гостиницы добежала. Вот и все.
– Стандартный вариант, – подытожил я и, повернувшись к Ярине с Оксаной, спросил: – Вы хоть поняли, куда они вас привезли?
– В контору какуюто, – ответила Урыльник.
– Нас с гаража заводили, сразу в подвал, – добавила Кончиц, – и тут же бить стали. Орут и бьют. Орут и бьют. – В ее голосе опять прорезались слезливые нотки, имея тенденцию к возвышению тона. Оксана явно стала давить на нашу жалость.
Что ж, к катарсису пришли, пора обламывать процесс.
– Эта контора, куда вас привезли со стороны хозяйственного двора, называется бордель «Живая Роза». Довольно известное в городе заведение, – тут я сделал паузу, – было. До прихода Русской армии, которая сполна отомстила за вас, измудохав до полусмерти ваших румын полуметровым фаллоимитатором и разгромив вдребезги пополам это гнездо разврата.
– Так что, нам теперь больше ничто не грозит? – обрадовалась Ярина.
– Со стороны Флориана и его подельников, думаю, ничего. Но… – тут я поднял руку, призывая всех к вниманию, – в квартале «красных фонарей», а это вся северозападная часть города, почти четверть всей его территории, таких заведений полторы сотни. Легальных. Сколько подпольных – никто даже не считал. Я ясно излагаю?
– Куда уж ясней, – сказала Дюля Комлева.
– Теперь на будущее, – продолжил я. – Информация для тех, кто еще не понял, куда мы все попали. И на что попали. Той проституции, к которой вы привыкли в Москве, тут нет и, думаю, никогда не будет. Просто потому, что крышующие ее бандиты тут другие. Совсем другие. И наша братва, по сравнению с местными уркаганами, просто СантаКлаусы. Наши российские сутенеры оставляли вам достаточную часть дохода, чтобы вы могли считать эту профессию высокооплачиваемой. А бандиты ограничивались поборами уже с сутенеров и не частыми «субботниками»[217] с вами. К тому же Москва – город самых дорогих в мире проституток. По статистике. А ТУТ все в «цивилизованной» европейской традиции бордельного рабства. Кто туда попадет, будет шуршать на простынях, пока поток клиентов не кончится. До мозолей на спине. Без какоголибо права выбора временного партнера по койке. Без права выхода за пределы борделя. Клиент будет выбирать вас по фотоальбому. Отказов от вас не примут, а в случае чего – показательно накажут. Никаких ресторанов, саун и прочих привычных для вас развлечений не будет. Отдых – это отсутствие клиента. За малейшую провинность вас будут бить. За малейшее неудовольствие клиента вас будут бить. Бить жестоко, но методами, не портящими товарный вид. Но от этого будет не менее больно. Эксцесс с Кончиц и Урыльник – это была предварительная психологическая ломка жертвы. Процесс превращения пленницы в рабыню, которая дальше будет покорно трудиться без выходных всеми дырами только за еду, пока не потеряете товарный вид. Но и тогда вас никто никуда не отпустит, просто продадут в заведение рангом пожиже. А потом в притон еще мизерабильней. Так что свободы в этом случае вы больше не увидите никогда.