Путешествие Иранон

Альсури Мелисса

Передернув плечами, я неловко сцепила руки в замок. Длинные тени за окном уже скрыли часть внутреннего сада, позволяя золотым лучам ярче выделяться среди крон кустарников. Еще не сумерки, но уже совсем скоро.

— А как же мой домик?

— Его тоже перенесут, не беспокойся.

За крепкими стенами в Ориабе будет во стократ безопаснее.

Ты правда так думаешь?

Мало ли какие твари населяют это место, это остров иных богов, и моя власть здесь невелика. Твой личный демон всё еще слаб.

—

Что ж, хорошо, а почему важно успеть до заката?

— Потому что иначе мне придется приводить тебя в чувство после встречи с местной живностью.

Видя мою растерянность, Ифе не спеша села в постели и, потянувшись с присущей только ей грацией, выпрямила спину, серьезно взглянув на меня:

— Дорогая, ты же видела, что за тип этот Жрец. Жуткий прихвостень иных, что обитает у себя на вершине гор, где ему в свою очередь прислуживают шантаки.

— Ша-а… что?

— Шантаки, они водятся только в Ориабе. Они похожи на птиц, но покрыты чешуей и размером с дом, а головы будто лошадиные.

Только приблизительно представив эту тварь, я почувствовала, как стало плохо и неуютно. Неужели такие тут действительно водятся?

— Ч-чего?

— Ну ты увидишь, они безобидные и вполне разумные, если хочешь, я научу тебя их языку, но гости острова уж очень боятся этих существ.

Нервно вздрогнув, я потеребила край своего халата и прошла к кувшину на мозаичном ажурном столике рядом со стеной. Половина стакана прохладной фруктовой воды немного сняла моё напряжение и першение в горле, хотя в противовес вдруг показалось, что лоб стал горячим.

— Но если они в горах, почему мы должны их встретить?

— Потому что Жрец только вернулся и какое-то время будет тут во дворце с Кибеллой, а шантаки непременно спустятся его поприветствовать и забрать к себе в горы.

— Надо же.

— Переодевайся, нам стоит уже выйти, иначе я выпью еще больше вина и никуда не пойду оставшись здесь.

— А так можно?

— А ты хочешь остаться под одной крышей с Фоули?

Внутренне похолодев, я ощутила, как меня передернуло. Невольно вспомнились его руки под одеждой.

— Ну уж нет.

— Умничка, собирайся.

Мы ушли из дворца в самом начале заката. Солнце сонно, лениво опускалось за горизонт, будто до конца не решаясь и мучительно раздумывая стоит ли. Воздух наполнил запах пряностей, благоухающих цветов и тепла нагретого за день камня, из которого здесь был выложен весь город. Бахарна второй раз за день приветствовала меня во всем своем великолепии, доверительно и открыто наполнив улицы рыжим светом, пением птиц, цикад и обычным шумом жителей, что не спеша закрывали лавочки с фруктами, перекрикивались с соседями и распевали вечерние молитвы.

— Во чреве неба зрела ночь.

Из чрева неба вышла ночь.

Ночь принадлежит матери своей.

Мне принадлежит покой телесный.

Длинные витиеватые тропки, словно озорные звери, метались между домами с плоской крышей. Небольшие проемы окон, обязательно вооруженные деревянными крашеными ставнями, глядели на окружающих разгорающимся светом небольших свеч, ламп с маслом и едва заметным отблеском очагов. Чем меньше солнца оставалось на улочках, тем тише становились песнопения местных, будто с наступлением ночной морской прохлады из Бахарны уходила жизнь.

— О ночь, даруй мне мир —

И я подарю тебе мир!

О ночь, даруй мне отдых —

И я подарю тебе отдых!

!!!

Спустившись к средним террасам, мы прошли по изогнутому каменному мосту, подобному плечам диковинного лука, через кристально-чистую речку, приветствовавшую нас своим тихим журчанием. Ее ограждением стал район с необычайно разросшимися апельсиновыми деревьями, в котором мы свернули к неожиданно знакомому двухэтажному дому, такому же простому, как и все остальные, такому же невзрачному, как и остальные, и такому же необъяснимо близкому мне, как и все остальные. Сколько бы я ни вглядывалась в наступающие сумерки, сколько бы ни оглядывалась в поиске хоть какого-то ответа для себя, мне никак не удавалось понять, почему же этот район мне был словно уже привычен, будто виденный ранее.

Остановившись на крыльце, я не стала сразу идти в порфировую обитель, а пригляделась внимательнее, с удовольствием отмечая яркие клумбы под окнами, уютные закрытые дворы с домашними фонтанами, мозаичную отделку входов. У нашего дома рисунком из мелкой разномастной глазури были выложены узоры волн и неведомых щупалец, вздымавшихся из воды.

— Вечер убрался прочь,

Сломан посох его,

Расколот его кувшин,

И дурная вода пролилась.

Не торопя меня и оставшись тоже стоять на пороге, Ифе произнесла свою часть молитвы, с интересом наблюдая, как последние лучи скрываются за зеленеющими кронами. Порыв ветра принес сильный цитрусовый запах, в котором лишь малозаметным шлейфом читалась соль и благовония, разожжённые на подоконнике соседей. Там же, рядом с тонкой струйкой дыма, на земле высился большой глиняный сосуд, закрытый крышкой и опаянный воском.

— Ифе, а что в этих кувшинах?

Повернувшись к подруге, я вдруг заметила, как ее передернуло. Втянув голову в плечи, она отвела взгляд, явно не желая отвечать на вопрос.

— Дань, она у всех одинаковая. Для нашего благополучия и мира царица берет плату в каждую свою смену. Не трогай эти кувшины и тем более не заглядывай внутрь, а если услышишь шепот…

Я с ужасом ощутила, как по спине пробежали мурашки, мысленно представив, как тихий, невнятный, зловещий шепот раздается из-за багровых стенок. За доли секунды меня словно облили ледяной водой и волосы встали дыбом, но Ифе, неожиданно резко схватив меня за руку, вдруг закричала:

— Съест!

— Ифе!

— Ну что ты такая пугливая, Иранон, тебя просто невозможно не дразнить!

— Мерзавка.

Стряхнув ладонь девушки с плеча, я недовольно насупилась, наблюдая за тем, как Ифе заливается смехом. Повернувшись к двери, она достала ключи, чтобы открыть замок. Состроив обиженное лицо, я отвернулась от нее, скрестив руки на груди.

Вот доиграется, и за каждую глупую шутку буду ее щипать или розгами бить по жопе, чтобы неповадно было.

Иранон, так нельзя.