Путешествие Иранон
Шрифт:
— Вот видишь, теперь не отвертишься, придется учиться своей магии, Иранон.
Иные сны
Улягусь я на ложеИ притворюсь больным.Соседи навестят меня.Придет возлюбленная с нимиИ лекарей сословье посрамит,В моем недуге зная толк.
Кибела отложила свои церемонии ради меня.
Узнала я об этом случайно, когда корабль Мартина, привезший меня на Ориаб, отплывал, а я решила попрощаться с капитаном напоследок. Хмуро окинув меня взглядом, старый моряк
— Вы не жалеете, что тратите время на моё обучение?
Зарываясь пальцами ног в белый песок, я в очередной раз наблюдала, как легко Кибела подчиняет себе ветер и солнечный свет, окутав меня теплым бризом, будто самым невесомым, но приятным пуховым одеялом. С утра у моря было заметно прохладно, вода никак не хотела прогреваться, а у далекого горизонта ярко очертилась темная полоса. Ифе, вторя изменившейся погоде, притихла, напряженная, словно готовясь к буре.
— Когда-то давно это было моей обязанностью, теперь это приятная мелочь перед тем, как я с мужьями пройду в усыпальницы некрополя. Эгоистичная блажь старой девы.
Царица глубоко вдохнула влажный, соленый, морской воздух. После того как она вернула мне большую часть памяти, ее и без того маленькая фигура казалась совсем истощенной и крохотной. Просторные рукава мантий и длинные полы сарафанов, расшитых драгоценностями, скрывали большую часть изменений, но впалые щеки они спрятать не могли.
— Ма, наверное, в ярости.
— Я попросила Торвальда присмотреть за ней, если ты понимаешь, о чем я.
Губы, испещренные мелкими морщинами, расплылись в лукавой улыбке, заставив меня немедленно смутиться. Мне всё еще было неловко вспоминать тот странный отдых и встречи во дворце, и уж тем более чужую разворошенную постель, но учитывая те странные отношения между оборотнем и будущей царицей, перенос церемоний кажется настоящим подарком для пары.
И не только для этой пары.
— Ты сама не жалеешь, что задержалась здесь, Иранон?
— Я? Н-нет, не жалею, скучаю по Вильгельму и очень хочу попасть к нему, но на всем моем пути, больше чем за десять лет скитаний, не нашла никого, кто бы мог научить моей магии.
Кибела одобрительно покивала головой. Капюшон из тончайшего шелка едва не соскользнул на плечи, блеснув на солнце. Живые, сверкающие глаза чуть прищурились, глядя на меня с ехидцей и пониманием.
— Это правильно.
Помню, как она точно так же поддерживала меня очень и очень давно, когда я вызывалась дежурить и помогать при храме Солара. Моя энергичность и любопытство обретали покой в труде перед праздниками, и даже когда начищала серебряные украшения дни напролет, мне было уютно в своей маленькой обители. Дождь обмывал белые плиты, послушники пели гимны хором, а жители храмов ухаживали за садами миндаля, каждый сезон собираясь вместе и наблюдая, как нежно-розовые лепестки дрожат от дуновения ветров. Наставница, видя их, твердила, что именно так ощущается робкая симпатия и первые, невинные проявления любви, когда лишь от одного взгляда трепещет сердце в груди.
Интересно, в нынешних храмах солнцеликого также внимательно относятся к подобным вещам?
Неловко шаркнув ногой по песку, я помотала головой и пробежала к краю моря, где меня уже ждала Ифе, с отсутствующим видом она не отрывала глаз от беспокойной кромки. Кажется, это предчувствие бури ее утомляло, отнимало всё внимание, не давая эмоциям выйти наружу и занимая все свободные мысли. За недолгое время обучения мы обе успели загореть и теперь смотрелись рядом совсем как родственницы или очень близкие подруги, делящие между собой наряды и любимые жесты.
— Пойдем разгуляемся?
— А силенок-то хватит призвать?
— Хватит, вместе всё хватит. Соглашайся.
Поймав ее ладошку цвета кофе, я сплела наши пальцы, встав плечом к плечу с Ифе. Слегка смутившись абсолютно удивительно для меня, подруга впервые не торопилась прыгать в омут с головой, а лишь послушно подчинилась моей воле, будто впервые увидев, как много теперь скрывается за моей спиной.
— Ну что?
— Я готова, Иранон.
Голос прозвучал тихо, вкрадчиво, предназначаясь в первую очередь морскому ветру и соленым брызгам, долетающим до нас. Ифе словно предупреждала, не меня, конечно, а весь мир вокруг. Вот она, первая из людей, готовая перевернуть всё вверх дном, и ради чего? Чтобы крупные и моросящие капли мелкими шажочками пробежали по серым волнам наперегонки друг с другом и ка-ак захватили город, жадно-жадно накрыв его влажной пеленой, притоптавшей пыль дорог, жар улиц и напитав каждый кустик, каждую травинку в этом диковинном раю.
Набрав воздуха в грудь, я ощутила, будто сама становлюсь легкой, воздушной, невесомой, и оттого пение моё слетело с губ неясным, но шелковым, шелестящим заклинанием на родном, самом первом, вновь узнанном языке:
— Wodr, wodr, wodr!
Не в силах повторить слов, Ифе сделала то, что умела лучше всего, для ее магии не требовалось много знаний — все чувства, вся энергия лилась из души с помощью знакомого языка тела, когда всего одно плавное, текучее движение примиряло человека со стихией лучше, чем тысяча выученных букв.
– Wodr, wedns, wedor!
Море, словно близкий друг и главный союзник, зашептало миллионами песчинок по берегу и, подобравшись к нам поближе, окружило, облизывая загорелые ступни, обещая скорую бурю и, словно на бескрайней спине своей, потянув грозовые тучи в сторону Бахарны. Свинцовая тяжесть небес угрюмо двигалась к нам, хмурилась и уже начала отчетливо ворчать, но за ней я отчетливо ощущала водоносные облака, готовые вот-вот раздать плоды своих трудов и захватить блаженной непогодой всю округу.
Перед глазами ярко вспыхнула молния, косой разрез по небу пробежал один раз и тут же второй. Смазанная неведомым художником туча неожиданно потянулась к земле, и тут же на нас обрушились первые капли, восторженной дрожью отдаваясь в самом сердце.
Прохладный дождь в жарких краях всегда был проявлением истинной милости богов, но я, словно шкодливая послушница, позволила себе обойтись без их внимания.
***
Наверное, ни одна влюбленность, ни одна встреча и ни один подарок судьбы не сравниться в моей жизни с тем моментом, когда я вдруг обнаружила себя в своем теле. Вот же как бывает — живешь годами во вроде бы знакомой плоти, проводишь день за днем в хлопотах, в ритуалах, в задачках, и кажется собственный разум чистым и понятным, но всего одна случайность, одна маленькая деталь дает понять о себе так много, что голова идет кругом и дух захватывает от эмоций.