Путешествие Иранон
Шрифт:
— Страшно?
Ифе склонилась ко мне, с усмешкой глядя, как я робею перед таким представлением. Инстинктивно захотелось огрызнуться, но нараставший в груди восторг мешал разозлиться или обидеться всерьез. Жители продолжили петь, хотя теперь это делал точно специально обученный хор. Барабанщики оказались замечены на домах, и их ритм будто разгонял кровь в жилах. Кровавых оттенков дорога, уходившая вверх, прямо на холм к огромному многоярусному дворцу из золотистого жилистого камня, показалась почти бесконечным путешествием в ореоле славы и всеобщего обожания.
Только достигнув первых
— Рада видеть тебя, Жрец. Долог был твой путь.
Мягкий голос, послышавшийся впереди, принадлежал немолодой женщине, облаченной в тяжелую длинную тунику, сотканную из крохотных драгоценных бусин, каждая из которых была тщательно огранена и переливалась словно крохотная слеза моря. Смуглые сухие руки сжимали ветхую, пожелтевшую книгу. Узкие губы в ярких мелких морщинках улыбались, но выдавали привычку хозяйки их поджимать. Абсолютно лысую голову покрывал широкий капюшон, легкий, как паутинка, и плотный, чтобы создавать для лица тень.
— Для меня то было лишь мгновение, Кибела.
Жрец вышел вперед к женщине и взглянул на нее с высоты своего роста. Хрупкие пальцы Кибелы отложили чтение на яшмовый столик рядом и приняли от подошедших слуг золотое нагрудное украшение из треугольных пластин. Мужчине пришлось немного наклониться, чтобы чуть дрожащие руки сомкнули замок на черной шее. Тень, и без того окружавшая Жреца, будто сгустилась и черными дымными щупальцами свернулась под полами плаща.
Внутренне похолодев, я дрогнула, но Ифе до боли сжала моё предплечье.
Кибела тем временем обратила внимание на Фоули:
— Это последний? Как тебя зовут?
— Корнелиус. Корнелиус Фоули.
Мужчина подобрался и горделиво вздернул подбородок. Его строгий костюм по последней целестинской моде смотрелся сейчас вычурно и странно, а выправка аристократа стала была будто глупой пародией на степенное поведение Жреца.
— Фоули. Ясно. Слуги, попросите юную Ма прийти сюда и приведите остальных ее женихов. Пускай они познакомятся с последним даром.
Кибела дождалась, пока пара худощавых мужчин в богатых тогах поклоняться, выслушав просьбу, и скроются за тяжелыми плотными занавесями отделяющих зал от коридоров дворца. На Корнелиуса она больше не обращала внимания, словно он перестал для нее существовать вовсе, и вместо разговоров с даром обратилась прямо к Ифе.
— Я вижу, ты тоже не одна.
— Великая мать, я привела вам ветвь!
Наскоро поклонившись, культистка потянула меня вперед, к царице. От неожиданности запутавшись в собственных ногах, я чуть не растянулась на дорогом ковре и, неловко остановившись перед Кибелой, побоялась даже дышать. От невысокой и хрупкой женщины исходила аура настоящей богини, что одним своим взглядом могла как благословить, так и покарать. Ее ухоженные тонкие пальцы коснулись моего лица. Взгляд темных глаз был мягким, словно на меня смотрела моя настоящая мать.
— Как тебя зовут?
— Иранон.
— Какая прелестная… совсем молодая, но какая сильная.
— Простите?
— Не бойся дитя, я не причиню зла, мне лишь интересно поговорить с тобой.
— А что значит ветвь?
— Часть первого древа, что из плоти своей сотворило весь мир.
Не веря своим ушам, я невольно подалась вперед, чувствуя, как затрепетало сердце в груди.
— Мундус?
— Мундус.
Кибела улыбнулась мне тепло и нежно, точно понимая, о ком и о чем я говорю. На миг показалось, что она, как и я, видела его когда-то, знает, точно знает и может даже что-то рассказать о жизни на островах или до вторжения иных богов.
— Как жаль, что я не встретила тебя раньше, дитя. Из тебя вышла бы прекрасная царица.
— Ой, что вы, разве я могу…
— Можешь, ты в самый раз заняла бы это место, маленькая ветвь. Я так давно не видела тех, кто вырос на этих тайных островах.
— А были и другие?
— Конечно были, и некоторые из них даже оставались у нас навсегда. Хочешь, расскажу о них?
— А можно?
— Конечно можно. У меня будет немного времени до церемоний, я найду тебя, как будет возможность.
— Спасибо.
— Тебе спасибо, моё сердце радуется при виде тебя.
Со стороны коридора послышались шаги. Тяжелую занавесь придержали слуги, пропуская высокую смуглую красавицу, рядом с которой я даже просто стоять постыдилась бы. Обласканные солнцем широкие бедра выглядывали из разрезов длинной юбки. Полную грудь перевязывала дорогая ткань. На одежде в такт движениями дрожали тончайшие подвески из драгоценных камней, ярко блестевших на свету. Угольные волосы были заплетены в косу, доходившую чуть ли не до пола. Томный взгляд из-под кукольных ресниц заставлял робеть в надежде на то, что дева обратит внимание именно на тебя, но розовые губы капризно поджались при виде Фоули.
— Это?! Великая мать, великая жрица, Целестинцы действительно прислали только его?
Бархатный голос пробирал до мурашек, и поначалу никто не осмелился ответить девушке. В зале повисло молчание, и только шаги мужей, стройной шеренгой вошедших за Ма, разбавляли тишину и шорох одежд. Ифе отвела меня в сторону, остановившись рядом с Жрецом.
Кибела с усмешкой обратилась к своей сменщице.
— Ты ожидала видеть самого короля?
Задумчиво прикрыв веки, Ма передернула плечами, сверкающими от ароматных масел. Ее тон стал заметно тише, будто она говорила только с царицей или с собой.
— Необязательно, меня удовлетворил бы и наместник в Сомне...
— А что тебе не нравится, будущая царица? Неужели одного меня мало и тебе нужно было прислать целый полк для утех? Или может, сразу всю армию?
Голос Корнелиуса сочился ядом, он прожигал взглядом Ма с ненавистью, но не без восхищения. Будущая царица, вздернув подбородок, уперла руку в бок и, остановившись напротив мужчины, посмотрела на него как на жука, неожиданно заговорившего из зловонной лужи.
— Какой длинный язык, может быть, и его тебе укоротить, раз манерам не обучен? Это надо же такой подарок мне послать, ни ума, ни внешности, сплошное разочарование. О чем только думал Авреллиан?