Путешествие Иранон
Шрифт:
Вскочив на ноги, я завернулась в плед и открыла двери дома, чтобы осмотреться получше, но стоило мне сделать всего один вдох, как грудь обожгло болью. Съежившись в приступе кашля, я отшатнулась, пережидая черные мушки перед глазами и почти наощупь вернувшись на стул. На губах всего за мгновение осело что-то горькое, неприятное, словно я глотнула не воздуха, а едкого порошка. За окном же мелькали пустые, инородные пейзажи, укрытые серой пылью, без единой травинки. Их не тревожили бури, здесь не было ветра, остатки некогда живых деревьев редкими вкраплениями догнивали по краю города. На узких улочках виднелись аккуратные изящные домики мутными окнами, над черными провалами колодцев стояло легкое марево, по-видимому
Так, меня встретил первый эльфийский город Эста.
Потерянное дитя
Я приказала демону ехать так быстро, как только возможно, и, крепко обнимая колени, ждала, пока он увезет меня подальше от этого проклятого места, но серая бесплодная пустыня не кончалась. Голые остовы усопших деревьев мелькали за окном, тяжесть воздуха непосильной ношей легла на мои плечи. Я спала урывками, беспокойно и тревожно, постоянно просыпаясь от кашля, словно в последний миг, перед тем как задохнуться, мое сознание будило меня, заставляя судорожно вдохнуть. В такие моменты я ощущала себя рыбой, вытащенной из воды, и после сна не могла сказать, сколько времени прошло с момента, как домик впервые пересек эльфийскую границу.
Мундус перестал говорить со мной, полагаю, у него не было сил прорваться в мой разум через пелену удушливого марева, накрывшего близлежащие земли. Эста была не единственным городом, вымершим будто в один день, подобным удручающим видом меня встретил и Олор, и Ндор, несмотря на то, что в последнем я смогла разглядеть жителей.
Точнее, то, что я посчитала жителями.
Встреть я только их конечную форму, я бы в жизни не поверила, что это эльфы, но помимо странных, пугающих, скрюченных фигур, замерших у крайних домов Ндора, я разглядела за пыльным стеклом еще живые, хилые изуродованные тела, медленно перемещающиеся по улицам. Часть из них не могли ходить на обеих ногах, передвигаясь исключительно на четвереньках, с глухим стуком опираясь на закостенелые шишки коленей. Большинство общались редкими вскриками, от которых кровь стыла в жилах. Они строили уродливые, пугающие гримасы при виде дома и махали мне вслед иссохшими конечностями, в попытке то ли окликнуть меня, то ли догнать. Их кожа была серой и потрескавшейся, с пыльными корками на ранах. Едва различимые остатки речи были несуразными, бессмысленными. Бормотание, случайные всхлипы и стенания раздавались и днем, и ночью, наполняя и без того измученное сознание новыми кошмарами.
Спустя какое-то время мне начало казаться, что я сама скоро превращусь в подобное чудовище. Сдамся судьбе, потеряюсь среди прочего сброда, а Деми продолжит упрямо тянуть дом, будто желая, чтобы я разнесла это поветрие по всему свету. Неожиданно лишившись собеседника, поддержки и даже тени надежды, моя пустая голова словно отказывалась верить в происходящее.
Не могло быть такого, не могло, это же эльфы. Прекрасные, тонкокостные создания, отлично владеющие светлой, солнечной магией, живущие в вечнозеленом лесу и обласканные вниманием своего бога. Из них выходили изумительные музыканты, одаренные ученые и искусные сказители, об их красоте слагали легенды, в один их взгляд можно было влюбиться навеки, но здесь…
Я видела только смерть и разложение. Ни капли магии, ни тени былой славы, только бесконечная, всепоглощающая энтропия. Словно пожирающая мир болезнь.
С огромным трудом я смогла вырастить виноград, чтобы у меня была хоть какая-то еда в пути. Открыть дверь и уж тем более выйти на улицу казалось невозможным, нереальным, ибо за моей единственной баррикадой я ощущала нечто, что жаждало забрать и мою жизнь, словно я была спрятанным, неприкасаемым источником среди огромной выжженной пустыни. В единственный раз, когда я, достигнув настоящего зеленого и еще живого леса, попыталась набрать воды, родник пах настолько скверно, что я не решилась даже просто попробовать его, казалось бы, живительную влагу. В ту же ночь я с ужасом увидела, как деревья этого леса светятся, а их ветви колыхаются в разные стороны в совершенно безветренную погоду.
Мне пришлось так выживать до самого Лайрэ, минуя еще и Анар, зато до границ Целестии оставалось доехать совсем немного, и смерть, преследовавшая меня от границ оборотней, отступила. Запоздало я осознала, почему Сверр был так жесток. Если нечто, захватывающее города эльфов, пришло и к нему на родину, пока лишь первыми весточками отмечая свое присутствие, то мор и потеря магии это самые безобидное, что могут испытать на себе двуликие. По-хорошему, им бы бежать, бежать куда глаза глядят, хоть к югу, хоть в иные страны, но для этого опять же нужны ресурсы, силы и еда, которой может не хватить для переселения целого региона.
В конце концов, нельзя забывать, что они даже не представляют, с чем могут столкнуться и во что превратятся их близкие совсем скоро. Сверр надеялся, что у них есть возможность пережить эту беду, не зная, что, притаскивая рабов из захваченных городов, они еще больше существ обрекали на гибель.
Иранон?
Боже, Мундус, ты снова здесь.
Постыдно расплакавшись у подъезда к Лайрэ, я долго не могла успокоиться, умоляя попутчика поговорить со мной еще хотя бы о чем-то. Вынужденное одиночество в пути было похоже на пытку. Никто не мог мне помочь, и даже подбодрить себя было нечем. Я жила на голом упрямстве и травах, стараясь растягивать один кипяченный чайник воды как можно дольше, чтобы не пришлось брать ту, что пахла как разложившийся труп.
Иранон, прошу не плачь.
Я не могу, знаешь, как было страшно, я одна, совсем одна, а вокруг лишь мертвецы, иссохшие тела, незнамо как шевелящиеся в полутьме. Пожалуйста, не замолкай, не молчи, расскажи еще что-нибудь, о снах, о мире раньше, да хоть поругай, но не оставляй меня, прошу тебя.
О, бездна, прости, прости, я правда не желал пропадать. Бедная Иранон. Возьми часть своей магии и воссоздай мое тело, хотя бы ненадолго, я попытаюсь тебе помочь.
Послушно цапнув край рога, трясущимися руками я заправила трубку и раскурила ее, вновь собирая из дыма образ своего бога. Не желая привлекать внимание его обликом из покинутого храма, я создала тот, что был на рынке Кадата. На миг показалось, что это время было безумно давно, в какой-то иной жизни, где я могла себя чувствовать счастливой, живой в конце концов.
Теплые руки обняли меня, прижав к груди. Нос защекотал запах солнечного, жаркого лета и луга, продуваемого соленым ветром.
— Моя бедная путешественница, пришлось же тебе натерпеться.
— Угу.
— Не плачь, всё будет хорошо, я помогу, не переживай. Я все силы, какие могу, соберу, только не плачь, умоляю.
— Угу.
Кивая, словно болванчик, я хотела было собраться с силами и честно сказать, что я обязательно со всем справлюсь, но на глаза опять навернулись слезы. Уткнувшись в плечо Мундуса, я разрыдалась еще сильнее прежнего, наконец-то ощущая, что стянувшие все жилы страх и напряжение уходят, отпуская мои измученные поездкой нервы.