Путешествие Иранон
Шрифт:
— Впервые вижу этот сад.
— А то! Самое главное впереди!
Орай подхватил одно из яблок и, громко хрустнув, откусил кусок, довольно работая челюстью. Прикрыв голову ладонями, я прошла за ним, опасаясь новой атаки и привычно наблюдая, как плод быстро исчезает во рту друга прямо вместе с косточками. В заросли шиповника у тропы улетел лишь короткий черенок, и то скорее оттого, что Орай вновь побежал от меня.
— Я не буду торопиться.
— Но ты же сама сказала, что до затмения на море!
— Это не значит, что я буду скакать в горку, я не козел.
— Да,
— Что?!
Подхватив один из плодов, я, недолго думая, размахнулась и прицельно бросила в хохочущего над своей шуткой друга. Красное пятно пролетело совсем близко у вздернутого кончика носа. Почуяв опасность, мальчишка тут же припустил, шлепая ногами по остаткам старых плодов и скрывшись в пелене яблонь. Я прошла за ним, как мне казалось, и среди благоухающих ветвей неожиданно различила светлую кладку камня, ранее казавшуюся частью неба.
— Ора-ай! А это что?
— Не знаю, иди сюда! Зайдем внутрь!
— Внутрь?!
Направившись на голос друга, я старалась держаться рядом со стеной, то и дело касаясь ее кончиками пальцев. Выросшее не пойми откуда строение удивительным образом скрылось среди запущенного сада, но не потеряло своей привлекательности. Великолепные, резные узоры, обрамляющие верхний край кладки, складывались в многочисленные эпитеты кому-то. Не выдержав, я начала их зачитывать вслух.
— Белая богиня, всесияющая, благозвездная дева, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…
— Ты чего там бормочешь?
— Кажется, это чей-то храм.
— Думаешь?
— Мне видится так, тут все имена про Селену.
— Едва ли кто-то поклоняется ущербной луне.
— Кто знает.
Достигнув прохода во внутренний двор, я огляделась в поисках подношения, но кроме яблок и сора ничего не нашла. Сорвав несколько плодов, я положила их в подол рубашки и смело прошла дальше, оказавшись на просторной площадке, вымощенной каменными плитами. Впереди, насколько хватало глаз, грудой мрамора лежали остатки храма с торчащими из них остовами древних стен, и, лишь хорошенько приглядевшись, среди мусора можно было угадать старые строения: жертвенник на возвышении, расположившийся у края утеса, неровный срез башни вдалеке и основное здание с залом, растекшееся булыжниками у ног. Сбоку от бывшего великолепия притулились хозяйственные постройки с еще торчащей из-за крыш печной трубой. Туда-то и направился Орай, с неуемным любопытством перелезая через завалы у входа и обследуя шкафы.
— Ты что надеешься там найти еду?
— Разве что о-очень старую!
— Фу.
— Я ищу камни, вдруг тут есть какие-то особенные.
— Лишь бы пожевать. Думаешь, мы первые, кто пришел сюда за всё время? Всё, что можно было вынести, уже унесли.
Подвязав подол рубахи так, чтобы яблоки случайно не выкатились, я направилась к остаткам зала, с интересом оглядывая поломанные барельефы, куски скамей, колонн и рассеченный пополам алтарь, где обычно собирались подношения.
— И как же мне… может…
Огладив холодный гладкий камень, я обошла алтарь, но не увидела возможности возложить свой скромный дар. Разломанная напополам плита утопала частично в полу, словно сплавившись с ним. Сделав пару шагов назад в попытке вновь осмотреть зал, я запнулась о что-то, едва не растянувшись на земле. Под ногами, словно одинокий посланник, лежала изумительной работы тонкая мраморная рука, чуть согнутая в локте.
— О!
Подобрав находку, я повертела ее и так, и сяк, отмечая тонкие линии на изящных и, казалось, таких живых пальчиках с аккуратными, едва выступающими ноготками. Примерившись, недолго думая, я вложила свою ладонь в часть бывшей статуи и с удивлением обнаружила, что держать ее так не просто легко, но и удобно, будто камень резали идеально под размер моей руки. Неизвестный скульптор оказался столь мастеровитым, что творение его было почти неотличимо от настоящей части тела, словно кто-то покрыл модель тончайшей скорлупой.
Покрутившись на месте и помотав головой, я попыталась найти остальное изваяние и спустя пару обходов зала заметила, что у чудом сохранившегося угла храма, рядом с разросшейся яблоней, стоит что-то еще. Подойдя ближе, я отодвинула ветви и с восторгом встретила взгляд белесой прекрасной богини на небольшом постаменте. Ласково улыбаясь, она склонила ко мне голову, словно ожидая вопроса или приветствия, а ее целая рука прижимала к груди лилию цвета перистых облаков.
— Ой… Простите, это, наверное, ваше? Я тут оставлю.
Неловко пожав каменную ладонь, я положила недостающий кусок на край постамента, отметив, что эта рука должна была чуть придерживать ткань платья, струящегося по точеным бедрам богини, как невесомая паутинка. Ладные, маленькие стопы, выглядывающие из-под подола, притягивали взгляд и были самую малость стерты. Видимо, неизвестные послушники часто прикасались к ним в своих молитвах.
— Я это… вы же не против?
Вытащив из импровизированной сумки яблоки, я положила их у ног Луны и, отряхнув рубашку, покопалась в карманах, не отыскав ничего, кроме пары сухих веточек полыни.
Уже лучше, чем ничего.
Покрутив их в пальцах, я вышла к свету и, поймав в ладонь солнечный луч, осторожно зажгла благовония, возложив их на пьедестал забытой богини. В воздух взвился горьковатый, но приятный запах, приятно контрастирующий с ароматом фруктов и едва доносившимся ветром с моря. Усевшись на пол и закрыв глаза, я попыталась припомнить хотя бы часть тех эпитетов, что видела у входа в храм.
— Белокурая богиня, всесияющая, дарящая свет, блестящая, бессонная, всезрящая…
— … В звездном уборе,
В радость тебе — тишина и счастье благого удела,
Прелестью блещешь, носящая рожки, ночи украшенье,
В пеплосе тонком ты кружишь, всемудрая звездная дева,
Ныне, блаженная, добрая в свете своем благозвездном,
В полном сиянье явись, храня неофитов, о дева…
Голос, продолживший читать стих за меня, был незнакомый, очень мягкий, вкрадчивый и приятный, такой, что открывать глаза не захотелось, чтобы ненароком не спугнуть неожиданного гостя. Едва не забывая дышать, я облизнула пересохшие губы и сжала в руках ткань шароваров. Любопытство стаей диких котов терзало меня изнутри.