Путешествие в одиночестве
Шрифт:
– Утром я приколю герань к твоей петлице, Иоанн, – сказал Александр. – Не удивляйся, что герань так свежа. Я получил ее от одного норвежца. Мы поливаем ее телячьим бульоном, и она весь год пребывает в цвету…
– Хорошо, что ты принес ее, – сказала графиня. – Не выношу запаха новых сигар, которые курит ваш отец…
Отвечать у графа не было возможности: он наслаждался астраханской икрой. Однако вскоре он оставил свое лакомство, посмотрел на Иоанна и сказал:
– Наполеон, дорогой мой, преподал мне урок суетности человеческих устремлений… – И, помолчав немного, добавил: – Сегодня
Тот обвел всех присутствующих беглым взглядом и, сделав оживленный жест, возразил:
– Вовсе нет… Всегда, при смене обстановки…
– Кушай вволю и радуйся! Для сверхштатного секретаря посольства в Вене это ведь немало… – снова сказал хозяин, искоса глянув на дочь, которая молча жевала рыбу.
– И я говорил ему то же самое. Вчера это было основным вопросом обсуждений в Министерстве, – сказал Александр, мелкими глотками попивая воду. – В Секретариате до сих пор не могут забыть дерзкий тон его меморандума о ходе военных действий в Италии. Кроме того, если он покинул в Вене привлекательное общество…
Иоанн не дал ему завершить фразу:
– У сверхштатного забот больше, чем у штатного. В Вене я не успел познакомиться ни с кем, за исключением одной ненавидящей греков княгини…
– Готова поспорить, что это была княгиня Чернина… – прервала его Роксана.
– Она самая, – не выказав ни малейшего удивления, ответил Иоанн. – Кроме того, я научился думать по-гречески, а выражать свои мысли по-русски…
Роксана снова ласково прервала его, обратившись к отцу:
– Знаешь, батюшка, вчера, прощаясь с императрицей, Иоанн сделал ей подарок, вызвавший восхищение у Ее Величества, – издание «Эзопа» Кораиса в золотом переплете.
Старый граф прикинулся удивленным:
– Ну и ну! Чего же ты молчала столько времени, барышня…
Он посмотрел на них, словно не находя слов, а затем сказал полушутя полусерьезно, подняв указательный палец и глядя на жену:
– Все женщины, будь то императрицы, фрейлины или простые мещанки, нуждаются, подобно книгам, в одной вещи – и тех и других следует окружать заботой, чтобы они не испортились…
– Вы имеете в виду, батюшка, что женщинам нужен переплет, как книгам? – сделав оживленный жест, спросила Роксана.
Все засмеялись. Старый граф посмотрел на Иоанна:
– От женщин, сынок, не следует ожидать большего, чем они могут дать! Если они дают больше, следует испытать отвращение и уйти. Если они дают меньше, следует испытать беспокойство и опять-таки уйти…
– В таком случае, мы пребывали бы в непрестанном бегстве, батюшка, – заметил Александр.
– Существует, однако, и нечто среднее, мой дорогой, – тут же возразил отец. – Когда-то, во время бегства, я познакомился с вашей матерью, и она оказалась столь легкой, что непрестанно удерживала меня на поверхности…
Заключение понравилось всем, даже графине, которая не преминула заметить:
– Прекрасный софизм для законоведа.
Иоанн повернулся к своей подруге и посмотрел на нее. Ее зеленые влажные глаза превозмогали выдержку собеседника. Ей были присущи особая медлительность движений и жесткость в произношении «р». На ее маленьком, пшеничного цвета личике просто не
Мужчины прошли в салон, окна которого выходили в сад. Женщины оставили их одних.
В тот вечер Иоанн не был особенно расположен к беседе. Он остановился у окна, повернувшись в профиль. Устроившись на небольшом удобном диване, граф попивал чай. Болтали о погоде и о политическом бездействии в Европе. Вспоминали также о кокетстве Марии-Луизы. Старый Стурдза, комментировавший в последнее время издание рукописи Каллимаха, воспользовался возможностью поговорить с Иоанном об этом единственном своем занятии:
– Это, сынок, редчайший труд ученейшего фанариота 1 . Фон Лингенталь признает его превосходным. Слышишь? Сам фон Лингенталь…
Опершись локтями о столик, Александр листал «Фигаро». Прервав это занятие, он серьезно заметил:
– Что ни говори, но превыше всего – самоуправство, батюшка. Его рукописями не прошибешь. Здесь нужна сильная рука…
Старик сложил руки на груди, глянул на Иоанна, который наблюдал за ними, подумал было, что отвечать не следует, но, в конце концов, сказал:
1
Фанариоты (от квартала Фанар в Константинополе) – греческая торгово-денежная аристократия, пользовавшая со второй половины XVII века большим политическим влиянием в Османской империи и сыгравшая значительную роль в греческом Просвещении.
– То, о чем ты говоришь, совсем не ново, сынок.
Однако юноша не остался равнодушным. Он тоже глянул на гостя и сказал:
– Завидую Иоанну. Там, в придунайских княжествах у него будет возможность неоднократно наносить удары по самоуправству, которое здесь утвердилось официально…
Старый граф еще раз заявил о своей позиции:
– Иоанн, сынок, Молдавия – это театральная ложа, из которой уже без лорнета можно смотреть трагедию нашей родины…
Иоанн посмотрел на свои длинные тонкие пальцы с изящными ногтями.
– И трагедии этой суждено разразиться… – ответил он тихо, придавая своим словам особое значение. – Думаю, что Наполеон, кроме тех ролей, которые замечают за ним другие, играет и еще одну, особенно характерную для нас: он стоит на авансцене и восклицает толпе зрителей: «Incipit tragoedia».
Он слегка наморщил лоб, устремил мечтательный взгляд в пустоту окна и добавил:
– Злые языки утверждают, что Корсиканец решил попробовать нашей сладостной осени…
Граф, встрепенувшись на своем диване, поднялся:
– Что еще за дерзость? Если попробует, то найдет себе могилу на российских просторах…
Александр стал у окна, рядом с Иоанном.
По мере приближения ночи благоуханное дыхание сада становилось все обворожительнее. Искупавшиеся в осеннем дожде растения словно переживали запоздалую молодость. Старый граф ступал по тонкому персидскому ковру с изображением победителя при Гавгамелах, опустив голову. Наконец, он подошел к столику, выпил одним духом остатки чая, и попробовал было сменить тему разговора: