Путешествие в одиночестве
Шрифт:
Он решил нарушить молчание и успокоить ее мысли: пусть она сохраняет спокойствие, пока не поправится. Пусть не беспокоится насчет денег. Лицо ее помрачнело: сеть ее ресниц тщетно старается скрыть какое-то недоброе видение. Она пошевелила пальцами в его ладони. Мелкие капли пота выступили у нее на висках. Собачий язык? Да, да… Пусть она не беспокоится. Затем она закрывает глаза и обретает отдохновение в грезах… Дымка над крымскими пейзажами, приводящая в беспокойство
Он вернется. Найдет время и вернется.
Он заплатил администрации больницы за лечение на месяц вперед и попросил присматривать за браслетом больной.
День был тусклым. Он сел в коляску и вскоре был уже во дворце Шенбрунна.
II. Наставления молчания
В монастыре августинцев совершился молебен Господу за мир в этом мире, молитва о неизведанной душе человеческой, а затем удар колокола приветствовал его мирскую заботу и замкнулся сам в себе.
При подъеме они задержались и посмотрели на лежавшую в туманной дымке Вену. Он стоял рядом с ней, исполненный теплоты, любуясь тайком ее красотой, ради восхитительной гордости которой потрудилось столько поколений…
Он сказал, указывая на монастырь:
– Во времена Карла V с душой человеческой еще считались. Это самая надежная корона Вены, Роксана…
– Говорят, он хотел воздвигнуть здесь второй Эскориал и пригласил для этого Донато Аллио…
Он поглядел на нее, прикрыв глаза, словно защищая их от солнца, пытаясь разглядеть в ней нечто ускользающее.
– Все скрывает в себе собственную судьбу, Роксана… – сказал он как-то устало.
– Неужели ты не веришь в человеческую устремленность? – ответила она с улыбкой.
– Я верю в человеческую суетность, Роксана…
Она не ответила.
Они прошли по роще. В этот укутанный дымкой час роща стоит без движения, бездыханно. Пламенный октябрьский день медленно исходит над седым Дунаем и его кровавое дыхание затуманивает кружева Вадлингбаха и Кирлингбаха, беспокойно спешащих принести свои воды в его таинственные объятия. Облака на западе пытались скрыть сумраком солнце, рассыпавшее измельченное золото над Веной, но солнце успело прорезать их бесчисленным
Они углубились в кипарисовую аллею, а затем присели на лавочке. Она была одета в оранжевое муслиновое платье очень простого покроя с широким белым кружевным воротником. Лицо ее было бледным, почти измученным, но таинственный блеск глаз придавал ему какую-то силу. На устах ее все еще пребывало то медоточивое ощущение свежести, которое придает смысл даже самым простым словам. Но когда она, подняв голову с неосознанным выражением своего превосходства, завела разговор о здоровье белокурой императрицы Елизаветы, он сумел найти время, чтобы обмануть ее взгляд и привести свои чувства в порядок. Он сидел, сплетя пальцы рук на согнутом колене. Заметила ли она его растерянность?
– Она все отдаляется от ощущения сегодняшнего дня, – сказала Роксана о царице. – Представь себе, она прибыла в Вену, чтобы посетить библиотеку здешнего монастыря. Позавчера мы тоже были здесь. Монахи переполошились, но она попросила их оставить ее наедине с книгами с открытым настежь западным окном, обращенным к кипарисам небольшого кладбища… При возвращении императрица жаловалась, что никто из этих священнослужителей не сумел разглядеть за суетной царской порфирой женщину со слабым телом… Всем залам Шенбрунна она предпочитает парк с фазанами. Ах, Иоанн, я боюсь, что в один прекрасный день она окажется в полном одиночестве…
Говорила она медленно, выговаривая слова как-то гортанно и избегая смотреть ему в глаза. В какое-то мгновение он придвинулся ближе и мягко положил руку ей на плечо. Взгляд его блуждал по углублениям ее волос, по челу, пока не остановился между бровями. Сколь тщетным становилось рядом с ней всякое честолюбие!
– Когда-то твоя мать сказала мне, что никогда не нужно думать больше, чем следует, о приятных событиях, которые предвидят наше воображение и сердце…
Совсем незаметным движением она выказала удивление:
– Почему же?
– Потому что такие мечты редко осуществляются или, пожалуй, преобразуются в мимолетные желания…
Он взял ее ладони в свои, лаская ее длинные, изящные пальцы. Она подняла глаза и посмотрела на него исполненная женственности:
– Мне кажется, что в те часы, когда я думаю о тебе, ты не принадлежишь никому…
Конец ознакомительного фрагмента.