Путешествие в сакральный Египет
Шрифт:
— Более того, я даже могу обещать Вам, что не попытаюсь скрыться вместе с ней! — ответил я.
— Боюсь, нам все же придется запереть Вас снаружи, — добавил майор, — мы всегда запираем пирамиду на ночь железной решеткой. Так что для Вас это будет двенадцатичасовой арест.
— Прекрасно! О такой камере я мог только мечтать.
Дорога, ведущая к пирамидам, прячется в тени деревьев леббек. Время от времени между ними проглядывают дома. Наконец, дорога сворачивает по направлению к плато пирамид и круто взбирается вверх по его склону. Приближаясь к пирамидам, я думал о том, что за последние несколько столетий лишь очень немногие люди из бесконечного потока паломников направлялись к ним со столь же необычной целью,
Я взобрался на невысокую гору на западном берегу Нила и увидел Великую пирамиду и ее верного Сфинкса — молчаливых стражей Северной Африки.
И пока я шагал по смеси камней и песка, впереди все время маячил темный силуэт гигантского монумента. Я еще раз внимательно посмотрел на треугольный пик самого древнего из известных ныне архитектурных сооружений, на его огромные блоки, уменьшающиеся по мере приближения к вершине по законам перспективы. Абсолютная простота конструкции, полное отсутствие каких-либо украшений или изогнутых линий отнюдь не уменьшают его царственного великолепия.
Я вошел в безмолвную пирамиду сквозь зияющее отверстие, пробитое в ее стене по приказу калифа Аль-Мамуна, и принялся за изучение циклопической каменной кладки — по правде говоря, уже далеко не в первый раз, но впервые со столь необычной целью, побудившей меня вновь приехать в Египет. Через несколько шагов горизонтальный тоннель закончился, и я вступил в настоящий коридор Великой пирамиды.
Согнувшись в три погибели и с фонариком в руках, я направился вниз по длинному, низкому, крутому, узкому и скользкому коридору. Двигаться в такой позе было крайне неудобно, но идущий под уклон каменный пол настойчиво увлекал меня вниз, все более ускоряя мои шаги.
Я решил начать свое пребывание в пирамиде с обследования нижнего ее этажа, доступ в который был уже в наше время перекрыт железной решеткой, чтобы, проникнув туда, посетители не пострадали от недостатка воздуха. Мне вспомнилась вдруг древняя латинская фраза — «Facilis descensus Avemi» [2] — но на сей раз эти слова показались мне исполненными мрачного сардонического юмора. В желтоватом свете фонарика я видел лишь обтесанный каменный пол у себя под ногами — ровную поверхность скалы, в которой был пробит этот проход. Когда же, наконец, справа от меня показалась небольшая ниша, я сразу же поспешил свернуть туда, чтобы выпрямиться во весь рост хотя бы на пару минут. Я быстро догадался, что эта ниша была на самом деле устьем почти перпендикулярной шахты, так называемого Колодца, вершина которого находилась у перекрестка восходящего коридора и Большой галереи. Это старое название шахты сохранилось по сей день, поскольку на протяжении почти двух тысячелетий считалось, что на дне ее действительно есть вода. Только когда Кавийя очистил этот спуск от набившихся в него обломков, стало понятно, где находится дно шахты и что никакой воды в ней нет.
2
«Facilis descensus Avemi» (лат.) — «Легок спуск через Аверн», то есть путь в подземное царство (Авернское озеро у города Кумы в Кампании считалось преддверием подземного царства).
Шахта была еще более узкой, чем тот коридор, из которого я только что выбрался, и напоминала безобразную, грубо сработанную нору, зиявшую во чреве скалы. Я разглядел небольшие углубления по обеим сторонам шахты, расположенные параллельно друг другу. Вероятно, они должны были служить опорами для рук и ног на тог случай, если бы кто-то, подобно мне, решился на опасное восхождение по ее стволу.
Поднимаясь вверх, шахта была поначалу довольно неровной и извилистой, пока не достигла высеченной в скале комнаты, имевшей форму чаши. Теперь эту комнату называют Гротом, она отмечает тот уровень, где Колодец достигает поверхности плато, на котором выстроена пирамида. Говорят, что Грот представляет собою лишь слегка расширенное естественное углубление, находившееся некогда на поверхности этого плато. Последующее
Но вот, наконец, я выбрался наверх из неровного, с изломанными краями отверстия, служившего верхним входом в шахту, и очутился возле северо-западной оконечности Большой галереи.
Когда и для чего прорыли этот тоннель сквозь каменную толщу пирамиды? Этот вопрос возник у меня непроизвольно. Я начал размышлять над ним, и вдруг меня осенило. Эти древние египтяне завершили целую эпоху в жизни пирамиды, когда перекрыли вход в верхние комнаты и в Большую галерею тремя огромными гранитными пробками; но они должны были предварительно приготовить для себя путь к отступлению, в противном случае они сами не смогли бы потом выбраться из пирамиды.
Мои прежние исследования привели меня к выводу, что шахта и Грот были построены одновременно со всей пирамидой, однако тогда Колодец достигал только Грота и не спускался ниже. На протяжении тысячелетий прямого сообщения между верхними и подземными коридорами не существовало.
Когда пирамида выполнила свое таинственное предназначение, те, кто нес за нее ответственность, просто запечатали ее. Такая возможность, очевидно, была предусмотрена строителями с самого начала, ибо они заблаговременно приготовили для этого все необходимые материалы и даже оставили небольшое сужение в нижней части восходящего коридора, чтобы оно удерживало три гранитные пробки.
Запечатывая пирамиду, ее последние посетители одновременно пробили сквозь скалу нижнюю часть Колодца, через которую потом покинули пирамиду сами. Когда же работа была закончена и они выбрались из внутренних комнат, оставалось лишь надежно замуровать выход из только что пробитого тоннеля — в той точке, где он пересекался с нисходящим коридором, а затем подняться вверх по этому 300-футовому наклонному коридору прямо к выходу. Таким образом Колодец, первоначально построенный для нисхождения в Грот, стал впоследствии служебным выходом из запечатанной пирамиды.
Более простым и коротким путем я вернулся назад к наклонному тоннелю, соединяющему внутренние помещения пирамиды с внешним миром, чтобы еще раз повторить свой путь вниз, вглубь каменного плато Гизе. Но возле развилки дорогу мне преградила огромная тень. От неожиданности я попятился назад и только тогда понял, что это моя собственная тень. В этом загадочном месте можно было ожидать чего угодно. Здесь ничто не показалось бы чересчур сверхъестественным. С трудом преодолев оставшуюся относительно небольшую часть пути (временами мне приходилось двигаться по скользкому полу даже на четвереньках), я все же добрался до окончания спуска и вышел на ровную поверхность. Правда, тоннель в этом месте стал еще более низким. Я прополз вперед еще ярдов десять и оказался, наконец, у открытого входа в самое необычное помещение из всех, что мне когда-либо доводилось видеть. Это был так называемый Провал. В самой вытянутой своей части он не превышал пятидесяти футов в длину от стенки до стенки.
Этот мрачный склеп, лежащий точно под центром пирамиды, производил впечатление так толком и не доведенного до ума начинания. Все здесь выглядело так, будто строители только начали высекать в скале помещение, но неожиданно бросили свою работу. Потолок был доведен до конца, но пол был похож скорее на фронтовую траншею, подвергшуюся ожесточенной бомбардировке. Древнеегипетские каменщики обычно начинали строить подземные склепы с потолка, добираясь до пола лишь к концу работы. Отчего же строительство этого подвального помещения так и не было завершено, если впоследствии все равно была произведена колоссальнейшая работа по сооружению верхней, надземной части пирамиды? Этот вопрос и по сей день остается крепким орешком, который не под силу раскусить ни одному археологу. Но, по правде говоря, абсолютно вся пирамида представляет собою точно такой же орешек.