Путешествие в сакральный Египет
Шрифт:
И тут начались еще более странные вещи. Мне показалось, что я проваливаюсь в забытье, мое сознание на миг погасло, и следующее, что я потом увидел: мы — я и жрец — находились уже в совсем другом месте. Это был длинный коридор, освещенный мягким светом, хотя вокруг не было видно ни окон, ни каких-либо светильников. Я подумал поначалу, что свет исходит от моего окруженного ореолом попутчика и от тянувшейся за мной мерцающей эфирной полосы, но вскоре понял, что только нас двоих было бы явно недостаточно для освещения всего коридора. Его стены были сложены из яркого камня, похожего на розоватого цвета терракоту, с едва заметными стыками между отдельными блоками. Пол коридора вел вниз под точно таким же углом, что и входной тоннель пирамиды. Всю конструкцию можно было без преувеличений назвать совершенной. Коридор имел прямоугольную форму; потолки были не слишком высоки, но никаких неудобств это не создавало.
Мне так и не удалось обнаружить таинственный источник света, и все же в тоннеле было светло, будто сами его стены обладали фосфоресцирующими свойствами [3] .
Верховный жрец приказал мне следовать за ним вниз по коридору.
— Не оглядывайся назад, — предупредил он, — и даже не поворачивай головы.
Мы немного спустились вниз, и я увидел перед собой в дальнем конце тоннеля вход в большую, похожую на храм комнату. Я не сомневался в том, что нахожусь где-то внутри пирамиды или же под нею, но я никогда раньше не видел ни этого коридора, ни этой комнаты. Очевидно, они были хорошо спрятаны, и по сей день их так никто и не смог найти. Я был ошеломлен этим открытием, и единственным моим желанием стало — узнать, где же расположен вход в этот коридор. Мне все же пришлось повернуть голову, чтобы хоть мельком взглянуть назад, где я надеялся увидеть какую-нибудь потайную дверь. Я не помнил, как очутился в этом коридоре, но в дальнем его конце увидел нечто, похожее на выход, заложенный прямоугольными блоками и, как мне показалось, замурованный цементом. Некоторое время я пристально смотрел на голую стену, но затем меня словно отбросила в сторону какая-то непреодолимая сила, видение коридора исчезло, и я снова повис в пустоте. И вновь услышал слова:
3
Д-р Аббат-Паша, вице-президент Института египтологии, и м-р Уильям Гроф, сотрудник того же института, провели однажды целую ночь в пустыне, неподалеку от пирамид. В официальном отчете об этом исследовании последний сообщает: «Около восьми часов вечера я заметил свет, источник которого медленно перемещался вокруг Великой пирамиды возле самой ее вершины; он напоминал невысокое пламя. Огонек трижды обошел вокруг пирамиды, а затем исчез. После этого я практически всю ночь внимательно наблюдал именно за этой пирамидой, и около одиннадцати свет появился снова, только на сей раз он приобрел голубоватый оттенок. Он медленно поднялся вдоль склона пирамиды практически по прямой линии, завис ненадолго над ее вершиной, после чего опять исчез». Благодаря настойчивым расспросам местных бедуинов, м-ру Грофу удалось обнаружить, что загадочный свет более или менее часто наблюдали в прошлом — рассказы о нем уходят своими корнями вглубь столетий. Арабы приписывают его духам-охранителям пирамиды. А м-р Гроф, хотя и пытался найти естественное объяснение этому явлению, так и не преуспел в этом начинании.
— Не сейчас, не сейчас, — прозвучавшие как эхо.
А несколько мгновений спустя я опять увидел свое лежащее на камне неподвижное и бесчувственное тело.
— Сын мой, — донесся до меня тихий голос верховного жреца, — не так важно, найдешь ты эту дверь или нет. Главное, чтобы ты отыскал скрытый коридор, ведущий в твой собственный разум, и по нему добрался до тайного храма своей собственной души. Там ты найдешь нечто поистине великолепное. Тайна Великой пирамиды — это тайна твоей собственной сущности. Все потаенные комнаты и древние летописи заключены в тебе самом. В том и заключен урок Великой пирамиды, что каждый человек должен стремиться проникнуть в самого себя, добраться до неведомого средоточия собственного существа и найти в нем свою душу, достичь невидимых глубин собственного храма и открыть для себя его самые сокровенные тайны. Прощай!
Тут мысли мои смешались в каком-то неведомом, подхватившем меня водовороте; казалось, он затягивает меня, заставляя спускаться все ниже и ниже. Меня охватило странное оцепенение, и я почувствовал, что снова погружаюсь в физическое тело; я напряг всю свою волю, пытаясь пошевелить окаменевшими мускулами, но безрезультатно, и, наконец — потерял сознание…
Когда я опять открыл глаза, то все равно не увидел вокруг ничего, кроме сплошной темноты. Оцепенение понемногу прошло, и я, нащупав рукой фонарик, зажег свет. Я был по-прежнему в Царской комнате, и все еще под сильным впечатлением от только что пережитого (скажу больше — эмоции настолько переполняли меня, что я даже вскочил со своего каменного ложа и закричал, заставив всю пирамиду оглушительным эхом отозваться на мой возглас). Но вместо того, чтобы ощутить под собой знакомый каменный пол Царской комнаты, мои ноги провалились в пустоту. Хорошо еще, что в самый последний момент я успел уцепиться обеими руками за край каменного блока и всем телом прижаться к его поверхности. Только это и спасло меня от падения. Я сразу же понял, что произошло. Не осмотревшись как следует, я соскочил с каменной глыбы с дальней ее стороны и как раз угодил в яму, выдолбленную в северо-западном углу комнаты.
С трудом я выбрался наверх, взял в руки фонарь и поднес к нему свои часы. Стекло циферблата треснуло в двух местах, когда я ударился ладонью и запястьем о стену во время падения, но механизм по-прежнему продолжал непринужденно тикать; и когда я разглядел который час, то едва не рассмеялся, несмотря на всю величавую серьезность окружавшей меня обстановки.
Ибо часы показывали как раз тот самый драматический момент, который традиционно считается кульминацией для каждой ночи — обе стрелки сошлись на числе двенадцать, не больше и не меньше!
* * *
Когда на рассвете вооруженный полицейский снял замок с запиравшей вход железной решетки, из темных глубин Великой пирамиды ему навстречу, спотыкаясь, вышло изможденное, запыленное, с запавшими от усталости глазами существо. Выйдя из пирамиды, оно медленно побрело по высоким каменным блокам прямо навстречу восходящему Солнцу, спустилось вниз и, щурясь от неяркого утреннего света, принялось разглядывать давно знакомый пейзаж. А затем, сделав несколько глубоких вдохов, инстинктивно обратило свое лицо навстречу Ра — Солнцу и молча возблагодарило его за этот бесценный дар света, пожалованный человечеству.
Маг из Каира
Жить в Каире — значит жить одновременно в двух мирах. Отправившись с его центральной площади Атаба Аль-Хадра на восток, сразу же оказываешься в старинном арабском городе, но если пойти на запад, то попадаешь уже в современный европейский мир. В этом городе кипит удивительная жизнь, где сталкиваются и смешиваются, подчиняясь неумолимому велению времени, Запад и Восток, современность и средневековье, многокрасочная азиатская нищета и унылая опрятность Европы.
Здесь в Каире я встретил великое множество самых разномастных магов и медиумов, ясновидящих и астрологов, колдунов и предсказателей судьбы, факиров и святых. Они присутствовали в городе во всех пятидесяти семи своих разновидностях, несмотря на все запреты и строгие предупреждения правительства, уже не раз выражавшего недовольство тем, что в законодательном порядке запрещало многие виды их деятельности и довольно часто без колебаний пускало эти законы в ход. Должен признать, что несмотря на мою искреннюю симпатию к некоторым представителям перечисленных выше профессий, у правительства все же были достаточно веские основания для подобной суровости. Немало шарлатанов делало свой бизнес на доверчивых простаках, безответственные болтуны пытались завоевать чужое доверие, а самозваные пророки выдавали свои собственные бредни за откровения. Невозможно в полной мере оценить вред, причиняемый гадальщиками и предсказателями, чьи прогнозы воспринимаются как руководство к действию. Но даже того, что поддавалось определению, вполне хватило для придания власти решимости в принятии строгих мер.
И все-таки среди них нашлось несколько человек, заинтересовавших меня не столько своей профессией, сколько личными качествами. Например: маг, убивший на моих глазах курицу своими чарами и заклинаниями; ведьма-знахарка — негритянка из Судана — точно указавшая на Индию как на страну, где меня ждет большая удача, и сделавшая еще несколько предсказаний (на сей раз абсолютно неточных); молодой египтянин, предками которого были христиане-сирийцы, непоколебимо убежденный в том, что он — перевоплощение пророка Илии (даже его образ жизни, исполненный презрения к бренному миру, был точным подражанием образу жизни этого пророка); одна женщина-француженка из европейского квартала, способная в состоянии гипнотического транса уверенно читать печатные тексты сквозь плотную повязку на глазах; прелюбопытный старик, живший вместе со своими последователями в огромном доме, примыкавшем к еще более огромной мечети (он настолько отрешился от мира сего, что большую часть времени проводил, беседуя вслух с окружавшими его духами); одна отважная женщина, которая, не взирая на запрет короля Ибн-Сауда, вела киносъемки в священной Мекке, а теперь постигает не менее священные науки под руководством ангельских учителей; знаменитый факир Тара-Бей, запросто протыкающий себе кинжалом горло или грудь (над самым сердцем), оставаясь при этом целым и невредимым и даже не пролив ни капли крови; и еще несколько человек, обративших на себя мое внимание и пробудивших во мне интерес. Мне, конечно, не удастся рассказать подробно о каждом из них в этой книге, но я, по крайней мере, смог упомянуть их в этом абзаце.
В жизни Каира есть еще одна сторона, тоже весьма любопытная для меня, — это сторона религиозная, ибо этот город свыше тысячи лет был одним из крупнейших центров исламской культуры. Большинство людей на Западе так мало знает о великой магометанской религии или же имеет о ней столь смутные представления, что, по моему мнению, было бы нелишним посвятить ей главу, дабы изложить ее суть так, как она представляется мне самому.