Путешествие в сакральный Египет
Шрифт:
— Когда много лет тому назад я впервые пробовал гипнотизировать мадам Маргариту, — пояснил он, быстро говоря на родном французском языке, — я пользовался очень сложной методикой, и мне приходилось подолгу ждать, пока она достигнет первой стадии транса. Но теперь, после стольких лет совместной работы, я уже могу обходиться безо всяких приготовлений и гипнотизировать ее практически сразу, хотя другим гипнотизерам при работе с ней такое никогда не удается. Взгляните! Она уже загипнотизирована.
Тело мадам Маргариты обмякло, глаза закрылись, и стало понятно, что она уже полностью отключилась от окружающего мира. Я испросил разрешения обследовать ее: приподнял веки — глазные яблоки неестественно завернулись вверх, что указывало на потерю чувствительности. Это можно было считать научным подтверждением того, что она пребывала в первой стадии гипнотического транса.
Мы начали с простых, непритязательных вещей. Месье Адес приказал ей оглядеть комнату.
— Ужасное зрелище, не правда ли, — подсказал он ей, — посмотри, как страдает этот несчастный человек. Как печально видеть такое! Право, очень печально.
Мадам Маргарита посмотрела в угол комнаты, и лицо ее стало грустным. Она даже заплакала. Минуту или две по ее щекам обильным потоком текли слезы.
Тогда гипнотизер приказал ей увидеть в другом углу комнаты праздничную процессию и рассмеяться. Уже через несколько секунд мадам Маргарита перестала грустить, улыбнулась и, наконец, рассмеялась самым естественным, искренним смехом.
Так она поочередно становилась то трехлетним ребенком, то солдатом, то спортсменом, растянувшим себе ногу; и всякий раз она послушно следовала предложенному ей внушению, полностью вживаясь в указанную ей роль.
А затем, по совету месье Адеса, я сам заклеил мацам глаза клейкой лентой, которую на всякий случай принес с собой, закрыв таким образом ее ресницы, веки и щеки. После этого можно было не сомневаться в том, что открыть глаза она уже не сможет. Но ради вящей чистоты эксперимента я решил еще завязать ей глаза, обмотав ей голову шарфом из плотного красного вельвета; так что подлинность опыта подтверждала теперь двойная страховка.
Адес попросил меня прошептать ему на ухо очередную команду для загипнотизированного субъекта, и я едва слышно сказал ему: «Пусть она поднимет свою правую руку». Адес подошел к жене и поднес свою собственную правую руку к ее руке, но так, что между ними все равно оставалось несколько дюймов, а затем поднял свою правую руку вверх. Этим он приказывал ей повторить его действие.
И хотя глаза мадам были так тщательно заклеены, что она никак не могла видеть его действий, тем не менее, она тоже подняла вверх правую руку, причем сделала это в точно такой же манере, что и ее муж!
Месье Адес снова присоединился к нам и попросил нашу гостью продиктовать ему следующую команду. «Пусть она скрестит пальцы на обеих руках», — прошептала дама. Месье Адес вернулся к своему незрячему субъекту со скрещенными пальцами, и его жена без колебаний повторила этот жест!
* * *
Наступила очередь самого интересного эксперимента. Новым прикосновением ко лбу и устным внушением Адес заставил жену погрузиться во вторую стадию гипнотического транса. В этом состоянии, как правило, необычайно активизируются доселе латентные функции подсознания.
Он скомандовал ей сесть за свой стол, и она немедленно повиновалась. Надо признать, она выглядела довольно странно с этой красной повязкой на глазах.
Адес попросил нас выбрать наугад любой абзац из любой своей книги, и мы, взяв какой-то научный труд на французском языке, открыли его на первой попавшейся странице (это оказалась страница номер 53), отчеркнули на ней один абзац и положили книгу на стол перед субъектом.
Мадам Маргарита взяла карандаш, а месье Эдуард положил перед ней листок бумаги:
— Найди в книге выделенный абзац, — строго приказал он ей, — прочти его, а затем напиши о том, что прочла, на этом листке. Приступай!
Загипнотизированная женщина примерно с минуту держала карандаш на весу, пристально разглядывая сквозь свою повязку страницы книги, а затем начала медленно и тщательно выписывать что-то на бумаге. Написав три или четыре слова, она вновь вернулась к книге, склонившись над страницей так, будто ее глаза были открыты, и она могла без помех прочесть каждое слово. Но мы-то были уверены в том, что сделали все необходимое, чтобы подобное стало абсолютно невозможным.
С плохо скрываемым восторгом и изумлением мы следили за этим чередующимся процессом чтения и вкушении обещанного тебе Рая. А потому восславим Аллаха, Господа Миров, Господа Истинного!
Там был еще один человек — всецело или, если так можно сказать, слепо вверивший свою жизнь всемогущей воле Аллаха; и, судя по всему, он ничуть не жалел об этом. Он принимал как должное все, что преподносила ему жизнь — и хорошее, и дурное, всякий раз отвечая одной лишь благочестивой фразой — «Иншалла!» (на все воля Аллаха!).
Я обернулся и увидел за спиной какого-то ревностного мусульманина, похожего на торговца, только что пришедшего из своей базарной лавки. Приняв положенную позу — лицо обращено на восток, ступни ног слегка раздвинуты в стороны, руки подняты, ладони прижаты к ушам — он зычным голосом повторял: «Аллах велик!» Затем, сложив руки на животе, он вполголоса пробормотал стихи первой главы Корана, слегка наклонился вперед и, опустив ладони с широко расставленными пальцами себе на колени, произнес:
— Да услышит Господь возносящего Ему молитвы свои!
И так он то вставал, то кланялся в такт молитве, то ложился на пол, выполняя предписанный всем ортодоксальным мусульманам еще тринадцать веков тому назад молитвенный ритуал. Закончив молитву, он обернулся и, глядя назад через плечо, сказал, как бы обращаясь ко всем молящимся:
— Мир вам и благословение Аллаха.
Повернув голову налево, он повторил эту фразу еще раз. Посидев еще некоторое время на корточках, он наконец поднялся и тихо вышел из мечети. Его душа излила в молитве всю накопившуюся в ней любовь к Аллаху, так что теперь он мог спокойно возвращаться к своим товарам.