Путешествие в страну Офир
Шрифт:
Но сеньор Гарсиа только немного пожевал губами.
– Не считаю себя знатоком в таких вопросах, – наконец вымолвил он. – Хотя, простите меня, я ведь должен был бы запомнить ваше поэтическое выражение: «наша сладкая тосканская речь».
Франческо покраснел.
– Я уже признался сеньору капитану, – сказал он смущенно, – что, после того как сеньор Томазо исправил некоторые страницы, дневник мой стал выглядеть намного лучше…
– Но смысла его сеньор Томазо, надеюсь, не менял? – спросил сеньор Гарсиа обеспокоенно.
«И он о том же!» – подумал Франческо.
– Нет, не менял, – ответил
– Пусть это вас не волнует! Все изложенное вами нигде не будет оглашено, – заверил его сеньор Гарсиа. – Ах, Тоскана, Тоскана! – произнес он мечтательно. Потом, помолчав, добавил: – Поэзия! Чистейшая поэзия! Обладай я поэтическим даром, я именно так бы и сказал: «Сладкая тосканская речь»…
Франческо внимательно оглядел своего гостя. Волосы у того были белокурые, чуть тронутые сединой. Лицо смуглое, почти без морщин. Держался он прямо, как иной раз держатся люди, пытающиеся скрыть свой возраст. Но возраст этот все же выдавали его когда-то голубые, а сейчас выцветшие глаза, вздувшиеся на шее жилы и легкая дрожь в руках.
– Вопрос второй! – так же громко провозгласил сеньор Гарсиа, но, пробормотав себе что-то под нос, добавил: – И его мы вычеркнем. Вы вполне обстоятельно объяснили сеньору капитану, почему ваше и еще кое-какие имена отсутствуют в списках команды, ходившей в первое плавание с Кристобалем Колоном… Но не кажется ли вам это странным? Ведь таким образом адмирал ущемлял бы свои же интересы, поскольку расплачиваться с лицами, не названными в списках, ему пришлось бы из своих же собственных средств. Не думаю, как полагают люди несведущие, что генуэзец был скупым или жадным, но отстаивать свои интересы он, безусловно, умел!
«Умел»! – с горечью подумал Франческо. – Настолько, что умер в бедности, и вот его наследник уже много лет не может добиться от короны дарованных ему привилегий и возвращения следуемых ему сумм!»
– А не думаете ли вы, сеньор Руппи, что неугодные кому-либо имена из списков были вычеркнуты или даже вытравлены? Кстати добавлю, что со списками команды, ходившей во второе плавание с адмиралом, поступили значительно проще: их уничтожили!
– Боюсь ввести вас в заблуждение, – задумчиво произнес Франческо. – Может быть, кто-нибудь потом почему-либо это сделал. Что же касается адмирала, я уверен: господин мой не стал бы ни подделывать, ни вытравлять…
Он еще не закончил фразы, как почувствовал, что и щеки его, и лоб, и даже шею залил румянец смущения.
Сеньор Гарсиа, конечно, читал его дневники и, возможно, обратил внимание на то место, где упоминается о неверных записях в корабельном журнале… И – еще одно место… Дай господи, чтобы он об этом не заговорил…
Нет, гость его об этом заговорил!
– Перехожу к третьему вопросу. То обстоятельство, что адмирал неверно показывал количество пройденных лиг, вы объясняете его доброй или злой волей?
– Я прерву вас, сеньор Гарсиа, – еле смог выговорить Франческо. – Адмирал мог руководствоваться и своей и чужой, и доброй и недоброй волей, но кто мы такие, чтобы его судить!
– Меньше всего я собираюсь кого-либо судить, а тем более осуждать! – произнес сеньор Гарсиа со смирением. – Но хочу заметить: в вашем дневнике можно найти подтверждение
5
Королевский фискал – чиновник, ведущий расследования по различным делам. Это слово впоследствии получило совсем иное значение: доносчик.
– Боже мой, боже! – простонал Франческо, хватаясь за голову. – Я проклинаю тот день, когда мои покровители из Сен-Дье уговорили меня не уничтожать генуэзские дневники!
– Сеньор Франческо, – тихо произнес сеньор Гарсиа, – как права была сеньорита! Мне не следовало заводить с вами разговор о столь волнующих вас обстоятельствах… Простите меня. Такую же просьбу о прощении я принесу сегодня же и сеньорите.
Франческо молчал.
– Вам плохо, сеньор Руппи? – с тревогой осведомился сеньор Гарсиа. – Может быть, все же следует позвать сеньориту?
Франческо молчал.
– Я, очевидно, очень неосторожно коснулся самого больного места, но, повторяю…
– О нет! – собравшись наконец с силами, ответил Франческо. – Вы назвались юстициарием и, как видно, считаете себя вправе допрашивать меня так же, как допрашивают преступников на суде. Вы не коснулись моего больного места, сеньор Гарсиа, вы, как мясник, разделывающий тушу руками по локоть в крови, перебираете печень, легкие, почки, сердце, нащупывая то, что вам нужно!
Подняв глаза на сеньора Гарсиа, он увидел, что у того все лицо залито слезами. Но и это его не остановило.
– Вы – юстициарий, законник, а скажите: законно ли, воспользовавшись чужими бумагами, явиться к постели не вполне здорового человека и допрашивать его об адмирале, которого он любил и любит до сих пор, невзирая на то, что Кристобаль Колон мог совершать тяжкие проступки для того только, чтобы задуманное им дело не потерпело крах в самом начале. А из-за жадности короны предприятие адмирала не было бы завершено, если бы господин мой не тешил монархов сказками о богатствах открытых им земель, о реках, несущих золото, о покорных и добросердечных дикарях, которых так легко, обратив в нашу христианнейшую католическую веру, отправлять на погибель в рудники, где роют золото!
Сеньор Гарсиа быстро вышел из каюты и тотчас же вернулся, неся в руке кружку.
– Выпейте! Это вода с вином… И успокойтесь, сеньор Руппи, – сказал он заботливо. – Разрешите мне посидеть немного у вас, так как в моем настоящем состоянии мне не хотелось бы показываться на палубе.
Франческо с трудом сделал несколько глотков, а потом молча указал сеньору Гарсиа место в ногах койки.
– Я отвлекусь немного… – с какою-то робостью произнес сеньор Гарсиа. – Сеньор Руппи, известно ли вам такое имя – Клио? В свои студенческие годы вы, возможно…