Путешествие во тьме
Шрифт:
Однако важней всего была стена.
«Вот на что похожа Англия, — подумала я, — на эту вывеску на серой стене».
2
Когда утром прозвенел будильник, вставать я не стала. Этель вошла в комнату.
Я сказала:
— Я еще немного полежу. У меня болит голова.
— Бедная девочка, — она несколько раз моргнула, — ты плохо выглядишь. Я принесу тебе поесть.
У нее было два разных голоса — один тихий и спокойный, а другой — резкий и противный.
— Спасибо, — сказала я, — только немного чаю, а еды не нужно.
Чтобы выпить чай, мне пришлось вылезти из постели и зажечь свет.
— На улице холод и страшный туман, — сказала
Когда я выключила свет, комната опять погрузилась в полумрак Пока я лежала, свернувшись под одеялом, мне было тепло. Головная боль прошла. На самом деле я чувствовала себя хорошо, только жутко устала, больше, чем обычно.
Я продолжала твердить себе: «Тебе надо что-то придумать. Ты не можешь здесь оставаться. Тебе надо разработать план». Но вместо этого я начала пересчитывать все города, в которых побывала, когда в первую зиму ездила в турне, — Уиган, Блэкберн, Бери, Олдем, Лидс, Галифакс, Хаддерсфилд, Саутпорт… Я насчитала пятнадцать, а потом стала думать о спальнях, в которых я там спала, и о том, что все они были ужасно похожи, те спальни в гостиницах. Всегда высокий, тяжелый гардероб, на кровати покрывало тусклого красного цвета, а из окна всегда видна узкая улочка. И поднос с завтраком, с грохотом поставленный на кровать, на котором две тарелки с кусочками потемневшей грудинки. И если хозяйка улыбалась и говорила «доброе утро», — Моди бормотала:
«Что это с ней? Какая вежливость! Уверена, что она вставит это в счет. Полкроны за “доброе утро”».
А потом я попыталась вспомнить дорогу, которая ведет в поместье Констанс. Странно, как хорошо вспоминается, когда лежишь в темноте, прижав ладонь ко лбу. Как будто глаза начинают смотреть внутри. Недалеко от двери дерево, под ним песочница; привязанная к дереву лошадь, капли пота, стекающие по лицу Джозефа, когда он помогает мне взобраться в седло, и прореха на юбке моего костюма для верховой езды. А потом топот копыт по деревянным мосткам, и наконец — саванна. А за ней — Новый город, где на окраине — большое манговое дерево. Это случилось именно там — я упала с мула, когда была совсем маленькой. Мне показалось, что я летела целую вечность, прежде чем ударилась о землю. Дорога идет вдоль моря. Кокосовые пальмы, накренившись, склоняются к воде. (Франсина говорит, что если каждое утро умываться свежим кокосовым молоком, то никогда не будет морщин, и кожа останется свежей и молодой, сколько бы ты ни жила.) Ты скачешь как будто во сне, поскрипывает седло, и ты вдыхаешь запах моря и знакомый лошадиный запах. А потом… минуточку, потом надо повернуть направо или налево? Налево, конечно. Ты поворачиваешь налево, море оказывается у тебя за спиной, а дорога зигзагами начинает подниматься вверх. Возникает ощущение гор — жары и прохлады одновременно. Вокруг зелень, все бурно растет. Нет ни секунды тишины — постоянно какие-то звуки. А потом темные утесы и ущелья, и запах прелых листьев и сырости. Вот из чего состоит дорога до поместья — зелень и запах зелени, потом запах воды, и темной земли, и гниющих листьев, и сырости. Есть птичка под названием горный флейтист, которая все время свистит на одной ноте, очень пронзительно и одновременно мелодично. Ты переходишь вброд маленькие речки. Шумный плеск воды под лошадиными копытами. Когда ты вновь видишь море, оно далеко внизу, под тобой. Дорога до поместья Констанс занимает три часа. Но иногда кажется, что едешь целую вечность. Мне было около двенадцати, когда я стала ездить туда самостоятельно. В дороге были выбоины, которых я опасалась. И поворот — он появлялся слишком внезапно на залитой солнцем дороге; и тени — всегда одной формы. В одном и том же месте обычно стояла женщина, больная проказой, и бормотала что-то. Половину слов я не могла понять, потому что носа и рта у нее уже почти не было. И казалось, будто она смеется надо мной. Мне становилось
Когда Этель в полдень принесла мне какую-то еду, я притворилась, что сплю. Потом действительно заснула.
В следующий раз она вошла ко мне в комнату и сказала:
— Послушай. Внизу двое друзей Лори, некие мистер Редман и мистер Адлер. Они спрашивают тебя. Спустись к ним. Это тебя подбодрит.
Она включила свет. Было без четверти шесть. В голове вертелся какой-то нелепый мотив. Я оделась и спустилась вниз. Карл и Джо сидели в гостиной. Этель сияла улыбками. Я никогда еще не видела ее в таком приподнятом настроении.
— Привет, Анна, — сказал Джо, — как дела?
— Я мечтал о встрече с вами, мисс Морган, — проговорил Карл торжественным тоном.
Этель ухмыльнулась и сказала, глядя на Карла:
— Ну вот и она. Вы хотели сделать маникюр. У нее это получается прекрасно.
Я провела Карла в столовую, усадила в кресло и, взяв пилочку, начала делать ему маникюр, но руки у меня дрожали и пилочка постоянно выскальзывала.
Когда это случилось в третий раз, он рассмеялся.
Я сказала:
— К сожалению, у меня не такой уж большой опыт.
— Я это заметал, — улыбнулся он.
— Попросите Этель — у нее это отлично получается. Я пойду позову ее.
Я встала.
— Бог с ним с маникюром, — сказал он, — мне просто захотелось с тобой поговорить.
Я снова села, непроизвольно улыбнувшись. Он сказал:
— Мне действительно жаль, что в ту ночь мне пришлось уехать. Я собирался повидаться с тобой, особенно после того, как Лори рассказала мне о тебе.
У него были карие глаза, довольно близко посаженные. Он держался скромно и солидно. Мне захотелось спросить его: «Что с вашим носом? Кто вам его сломал?»
Он повторил:
— Лори мне все о тебе рассказала.
— Правда? — сказала я.
— Ты ей нравишься. Она очень хорошо к тебе относится.
— Вы так думаете?
— Так она говорит. А эта женщина — как она к тебе относится?
— Этой женщине я точно не нравлюсь, — сказала я.
— Это неприятно, — проговорил он. — Так значит, она делает массаж, а ты — маникюр? Так, так, так.
Он притянул меня к себе и поцеловал.
— Ты нюхаешь эфир, да?
— Нет, — ответила я, — но я пользуюсь лосьоном, туда входит эфир.
— Ах вот оно что, — сказал он. — Знаешь, не надо сердиться на меня, но ты выглядишь так, будто что-то употребляешь. У тебя такие странные глаза.
— Нет, — сказала я, — эфир я не нюхаю. Никогда об этом не думала. Может, стоит попробовать?
Он взял мою руку в свои ладони и стал греть ее.
— Какая холодная, — сказал он. (Холодная… холодная как правда, холодная как жизнь. Нет ничего холоднее жизни.)
Он сказал:
— Лори рассказывала, что тот парень, с которым ты была… — по-моему он не очень хорошо к тебе относился.
— Нет, он прекрасно ко мне относился, — возразила я.
Он покачал головой:
— Ай-ай-ай… что же они с тобой сделали! — сказал он сочувственно, так уж полагается.
Когда он дотронулся до меня, было видно, что он совершенно уверен, что я не буду возражать.
Я подумала: «Ну что ж, почему бы и нет?» Я удивилась самой себе, но совсем немного удивилась. Думаю, в тот день я бы вообще ничему не удивилась. «Всегда это случается в туманные дни», — подумала я.
Он сказал:
— Знаешь, что мы сейчас сделаем? Ты оденешься, и мы поедем куда-нибудь пообедать. Без Джо — только ты и я. Я сейчас переговорю с мисс Как-ее-там.
Весь вечер за мной неотступно следовал дурацкий мотив: «И скачки день напролет…»