Путешествие вокруг света

Форстер Георг

Прежде всего мы знаками спросили, есть ли здесь пресная вода. В ответ некоторые показали на запад, но большинство — на восток. Все эти индейцы были высокого роста, а больше ничем существенно не отличались от тех, кто уже поднимался к нам на борт. Единственное, чего я прежде не замечал: у многих руки и ноги необычайно распухли и были покрыты какой-то проказой. Одни связывали волосы на затылке в пучок, другие давали им расти свободно, а лишнее обрезали. Некоторые видом напоминали негров, у них были приплюснутые носы и вывернутые губы. Всю их одежду составлял шнур на поясе да еще один на шее. Половые органы мужчин были обернуты в клочок коричневой материи, какая делается из луба фикусовых деревьев, и этот круглый сверточек либо подтянут вверх к шнуру на поясе, либо свободно свисал вниз. Хотя делалось это ради приличия, мы, с нашими европейскими понятиями, усматривали в этом столь же мало воспитанности и благопристойности, как и в подобной же моде малликольцев, ибо то, что надо было спрятать, скорее выставлялось напоказ. В самом деле, обитатель сей страны, подобно жителям Танны или Малликолло, видом напоминал бродячего Приапа [504] . Впрочем, понятия о стыде во всех странах, конечно, различны и меняются со временем. Там, где всякий ходит обнаженным, как в Новой Голландии [Австралии] [505] , вид голого тела настолько привычен, что вызывает не больше непристойных мыслей, чем у нас, когда мы тщательнейшим образом прикрыты. Наряды, а особенно доспехи, бывшие в моде при всех европейских дворах в XV или XVI веке, сейчас показались бы крайне непристойными; но кто решится но этой причине утверждать, что ныне в мире больше стыдливости, нежели тогда? Или кто станет подвергать сомнению добродетели непобедимых рыцарей, прославивших себя целомудрием, честностью и благородством, только потому, что они носили штаны по тогдашней моде?

504

Приап — в древнегреческой мифологии бог садов и полей, считавшийся также покровителем сладострастия и чувственных наслаждений. Его изображения из дере­ва или камня, ставившиеся в садах, представляли собой бородатого мужчину с по­ловым членом в состоянии возбуждения.

505

Обитатели Новой Голландии обоего пола ходят в чем мать родила, и никакая стыдливость не заставляет их хоть чем-то прикрыться. См. у Хауксуорта, т. 3. с. 83 и ел., 233. — примеч. Форстера

Этот кусочек материи, который так отличает новокаледонцев (подобно малликольцам и т. д.) от всех других народов, иногда бывает довольно длинным, так что лишний конец, будучи привязан к поясу, прикрепляется затем и к шнуру на шее. На этом шнуре висит также маленький шарик светло-зеленого нефрита той же разновидности, что встречается и на Танне, напоминает она и новозеландский нефрит. На голове иногда носят высокую круглую шапку, чем-то напоминающую гусарскую (см. гравюру). Она представляет собой кусок грубой черной заскорузлой материи, который свертывается и сшивается так, что низ и верх остаются открытыми. Шапки вождей украшаются небольшими красными перьями, а сверху — крупным пуком петушиных перьев. Как и жители острова Пасхи, они делают большую прорезь в ушной мочке и отверстие растягивают в длину с помощью нескольких колец из черепашьего панциря, которые носят в ушах, как и на Танне. Иногда они вставляют туда и свернутый лист сахарного тростника.

Оружие их — палицы, копья и пращи. Палицы разнообразны по форме и изготовляются из различных пород дерева; но все они короткие, не более 3 футов в длину, и в большинстве напоминают палицы, какие на Танне делают из казуарниы. На комле, то есть в нижнем конце, имеются небольшие выступы или звездчатые зубцы, у других очень короткие рукоятки, а внизу они криво изогнуты, как кирка или коса. Копья имеют в длину от 15 до 20 футов и либо сделаны из черного дерева, либо выкрашены черной краской. У самых красивых посредине выпуклость, она иногда даже украшена резьбой, изображающей человеческое лицо. Метают они эти копья с помощью короткого ремня, имеющего с одного конца узел, с другого кольцо или круглое отверстие; пользуются им таким же образом, как на Танне. Здесь эти ремни для метания намного лучше, они делаются из какой-то красной кожи, которую мы приписали бы неизвестному животному, если бы нам еще прежде не попалась на глаза большая индийская летучая мышь, которой она и принадлежит. Лук и стрелы здесь неизвестны, вместо них пользуются пращой из тонкого шнура или бечевки; на одном конце ее — кисть, на другом и посередине — петля. Для метания берут мягкий жирный мыльный камень (Smectites),которому легко придать любую форму; его делают удлиненным, заостренным по концам и кладут в среднюю петлю пращи. Метатель носит ее в сумке, сплетенной из грубой крепкой травы, которую подвязывают на поясе. По форме эти камни почти напоминают glandes plumbeaeримлян [506] .

506

Стеатит, жировик — плотная массивная разновидность талька (минерала подкласса слоистых силикатов).

Glandes plumbeae(лат.) — метательные снаряды для пращи, отлитые из свинца.

Поскольку капитан Кук первым делом хотел найти пресную воду, он скоро вернулся в шлюпку и поплыл на восток, к зарослям мангровых деревьев, часть которых пустила корни в болотистую почву, а часть — прямо в воду. Едва мы покинули берег, как островитяне тоже ушли оттуда и, вероятно, разошлись по домам. Двое из них направились вдоль моря, но им приходилось тратить невероятно много усилий, чтобы пробиваться через густые мангровые заросли. Увидев, до чего худо приходится беднягам, мы подплыли к ним и взяли в шлюпку. Они были весьма рады такой помощи.

Когда мы проплыли около двух миль, они показали нам проход между мангровыми деревьями, где, видимо, находилось устье реки. Здесь было достаточно глубоко, чтобы шлюпка могла пройти, поэтому мы направились туда. Некоторое время гребли, следуя за извивами реки, и наконец увидели, что сия дорога привела нас к хижинам индейцев. Некоторые стояли тут же на берегу и видели, как я подстрелил утку; большая стая их пролетела над нами. Утку я подарил одному из индейцев, плывших с нами в шлюпке, ибо он выказывал особое желание ее получить. Хотя и видно было, как они изумлены действием огнестрельного оружия, но оно их ничуть не испугало. Это подтвердилось, когда несколько мгновений спустя нам опять представилась возможность подстрелить птицу, а заодно самым простым, безобидным способом показать, как мы превосходим их в силе благодаря огнестрельному оружию.

Наконец мы высадились в месте, где река в ширину достигала едва 12 футов. Берег поднимался над водой лишь фута на 2; уровень в реке был, вероятно, сейчас самый высокий. Здесь жили несколько семейств. Все, и женщины и дети, доверчиво подошли к нам; появление чужих людей не вызвало у них ни малейшей подозрительности или неудовольствия. У большинства женщин кожа была цвета каштана, а у некоторых еще темнее, цвета красного дерева. Мало кто из них был выше среднего роста, но сложения все были крепкого, иногда неуклюжи. Что их обезображивало, так это наряд. Ничего уродливее нельзя придумать. Представьте себе короткую юбку, состоящую из множества соломенных нитей или, скорее, восьмидюймовых шнурков, прикрепленных к длинной бечевке. Эта бечевка несколько раз обертывалась вокруг бедер, так что короткие шнуры налегали друг на друга слоями и таким образом от пояса образовывали как бы плотный соломенный покров, который, однако, прикрывал лишь треть бедер, то есть ровно столько, но не больше, чем нужно, чтобы показать, что это делается из приличия. Сей соломенный покров, как можно себе представить, придавал фигурам женщин вид безобразный и бесформенный. Иногда все шнуры, но чаще лишь наружный их слой, были выкрашены в черный цвет, а остальные имели вид испачканной соломы. Украшения у женщин не отличались от мужских. Они тоже носили раковины, кольца в ушах и маленькие шарики нефрита. У некоторых между нижней губой и подбородком были вытатуированы, на таитянский манер, три черные линии. Черты лица у них грубые, но выражение в высшей мере добродушное. Лоб у большинства высокий, нос снизу широкий, сверху приплюснутый, глаза маленькие. На больших круглых щеках довольно сильно выдавались скулы. Волосы курчавые, иногда коротко подстрижены, как на островах Общества и Дружбы [Toнгa].

Шагах в двадцати от берега на небольшой возвышенности стояли их хижины. Они были 10 футов высотой, конусообразной формы, но сверху не острые. Устроены они были так: вертикальные столбы соединялись плетением, напоминающим нечто вроде камышового плетня, и от пола до крыши увешивались циновками; наверху делалась полукруглая соломенная кровля. Свет мог проникать в хижины только через служившее дверью отверстые высотой всего 4 фута, так что при входе и выходе надо было всякий раз наклоняться. Внутри хижина была полна дыма, у входа лежала куча золы. Похоже, костры жгут здесь главным образом из-за комаров, которых, должно быть, много в сих болотистых местах. Мы, правда, видели мало этих насекомых, но и день сегодня выдался довольно прохладный.

Вокруг хижины высилось несколько кокосовых пальм, но без плодов, росли также сахарный тростник, банановые деревья и корни Arum[таро]. К последнему с помощью маленьких канавок была подведена вода, а некоторые места полностью находились под водой, как это обычно бывает на островах Южного моря. В общем плантация выглядела неважно, вряд ли ее хватало, чтобы прокормить жителей весь год. О разнообразии плодов, какое нам встречалось на островах жарких широт, тут нечего было и помышлять; все напоминало, скорее, о бедности несчастных жителей острова Пасхи, от коих здешние обитатели ушли недалеко.

Мы выделили среди всех находившихся там одного мужчину по имени Хибаи как наиболее знатного и преподнесли ему подарки, затем берегом реки дошли до мангровых зарослей, где нам встретились новые растения. У гор, первые отроги которых начинались примерно в 2 милях отсюда, земля имела вид весьма пустынный. Лишь местами видны были отдельные деревья и небольшие возделанные участки, но они терялись в обширных бесплодных и пустынных окрестных пространствах, чем-то напоминавших наши пустоши.

Перед одной хижиной на куче золы мы увидели глиняный горшок, вмещавший четыре-пять кружек. Он был пузатый, сделан из красноватой глины довольно грубо и как внутри, так и снаружи одинаково покрыт сажей. Из золы выступали три острых камня, которые подпирали горшок с боков так, чтобы огонь мог гореть прямо под ним.

Пробыв немного с этими добрыми людьми, мы вернулись к нашим шлюпкам, убежденные, что нас не угостили здесь ничем только из-за недостатка продовольствия.

На другое утро индейцы в своих каноэ довольно рано подплыли к кораблю. На каждом горел костер; чтобы лодки не загорелись, огонь разводился на куче камня и золы. Среди приплывших были и женщины, однако ни одна из них не изъявила желания подняться на борт; большинство же мужчин, напротив, поднялись без приглашения и стали предлагать свое оружие в обмен на таитянскую материю.