Путешествие вокруг света
Шрифт:
Оттуда мы пошли на север к морю, миновали глубокую пропасть, которая осталась справа от нас. Почва на обширном пространстве состояла из того же самого вулканического туфа, из коего сделаны изваяния, и была покрыта мелкими камнями.
Вскоре мы вышли к месту, состоявшему из цельной, крепкой, сплошной скалы или черной расплавленной лавы, содержавшей, видимо, в своем составе железо. Ни почвы, ни травы, никаких растений здесь не было. Затем мы пересекли поля, засаженные бананами, картофелем, ямсом и корнем Arum.Трава, пробивавшаяся меж камней, была выполота и разбросана по земле, то ли для того, чтобы прикрыть ее от солнца и тем самым увлажнить, то ли для удобрения.
Всюду, куда мы приходили, нам предлагали купить уже приготовленный картофель, а возле одной хижины мы купили немного рыбы. Некоторые туземцы были вооружены. Оружие представляло собой просто упомянутые выше палки с осколком черной стеклообразной лавы; они были тщательно обернуты в небольшой кусок материи. Лишь один держал боевой топорик, короче новозеландского, но в остальном очень на него похожий. На каждой стороне его вырезана
Покинув эту хижину, мы прошли немного дальше на север, но не встретили ничего нового. Со стороны близлежащих домов нам навстречу вышли мужчина и женщина, каждый нес по большому мешку из тонко выделанных циновок; в мешках был горячий картофель. Они сели возле тропы, по которой мы должны были пройти. Когда мы приблизились, мужчина дал каждому из нас по несколько картофелин из мешка. Разделив большую часть, он быстро догнал тех, кто шел впереди, и раздал все до конца. За свою долю я отплатил ему большим куском материи, и это был единственный ответный подарок, полученный им за щедрость, подобной которой я не встречал даже на Таити.
Вскоре эти люди сказали, что навстречу нам идет их эри,или арики,то есть король. Впереди шли несколько человек; в знак дружбы они дали каждому из нас сахарный тростник, произнося при этом „Хио!", что на их языке означает примерно „друг" [382] . Потом мы увидели короля, стоявшего на возвышенности, и поднялись к нему. Господин Пикерсгилл и я преподнесли ему подарки. Мы справились о его имени. Он сказал, что его зовут Ко-Тохитаи, но тотчас добавил, что он эри.Мы спросили затем, является ли он правителем какого-то округа или повелевает всем островом. На этот вопрос он распростер обе руки, словно хотел обнять остров, и сказал: „Ваиху" [383] . Чтобы показать, что мы его поняли, мы положили руки себе на грудь, назвали его но имени и добавили титул: ,,король Ваиху". Он, судя по всему, был доволен и завел долгий разговор со своими подданными. Он был средних лет, довольно высок. Лицо и тело покрывала татуировка. Одежда его состояла из куска материи, сделанной из коры шелковицы, прошитой нитками и выкрашенной в желтый цвет куркумой. На голове у него был убор из длинных блестящих черных перьев, который вполне можно назвать диадемой. Мы, однако, не заметили, чтобы народ оказывал ему какие-либо особые почести; да и в самом деле, в столь бедной стране он не мог претендовать на большие преимущества. Когда мы захотели продолжить путь, он проявил неудовольствие, попросил нас вернуться и вызвался сопровождать. Поскольку наш офицер решил идти дальше, он пошел с нами.
382
Хоана островах Общества, воана островах Дружбы. — примеч. Форстера
383
Ваиху — название не всего острова, а одного из его районов. Сами жители о-ва Пасхи называют свою родину Те-Пито-о-те-Хенуа (Пуп земли). Полинезийское название этого острова Рапа-Нуи (Большой Рапа) появилось, вероятно, в XIX в.
Мы поднялись на возвышенность и там остановились, чтобы подкрепиться, а кроме того, дать господину Ходжсу время зарисовать некоторые монументы. Возле одного из них мы нашли полный человеческий скелет. Более подробные сведения о некоторых из этих монументов содержатся в сообщении об этом плавании капитана Кука. Матросы уселись на землю и разложили перед собой свою провизию, офицеры же и другие наши люди завязали разговор с индейцами. Матрос, который должен был нести мой мешок с растениями, а также с небольшим количеством гвоздей, оставил его без присмотра. Один из дикарей воспользовался сим, схватил мешок и убежал. Никто этого не заметил, кроме лейтенанта Эджкомоа. Он тотчас выстрелил по вору дробью, чем вызвал у всех нас некоторое беспокойство. Дикарь, почувствовав, что ранен, тотчас бросил мешок, и наши люди принесли его обратно. Вскоре бедный шельма сам упал на землю. Земляки подняли его, но держались поодаль, пока мы не показали им знаками, чтобы они возвращались. Почти все так и сделали. Хотя за время нашего пребывания здесь это и был единственный случай, когда по жителю острова стреляли, все же достойно немалого сожаления, что европейцы столь часто считают возможным наказывать людей, вовсе не знакомых с их законами.
Отсюда мы пошли еще дальше в глубь острова и дошли до глубокого колодца, устроенного, по-видимому, искусственно. Вода в нем была хорошая, пресная, хотя и немного мутная. Сильно измученные жаждой, мы попили и пошли дальше мимо больших поваленных статуй. Перед нами оказались те два холма, на которых двенадцатого с корабля мы заметили изваяния. Поблизости находилась возвышенность, откуда открывался просторный вид на море по обе стороны острова, а также на равнину, которую мы видели и с корабля. Мы смогли обозреть все восточное побережье со множеством изваяний и убедились, что на той стороне острова нет ни заливов, ни гаваней. Выяснив все это, мы вернулись обратно и подошли к большой статуе, которую туземцы называли Манготото. В ее тени мы пообедали. Поблизости была видна другая, еще большая,
На обратном пути мы еще раз остановились у источника, чтобы утолить жажду. Солнце палило немилосердно, и его лучи отражались от голых скал. Оттуда мы поднялись к горам, пересекавшим остров поперек. Туда вела особенно неудобная тропа, земля повсюду была покрыта вулканическими шлаками и совершенно пустынна, хотя время от времени встречались признаки того, что когда-то она обрабатывалась. Здесь я наконец почувствовал, до чего ослабил меня долгий ревматизм. Все мои члены были, если можно так сказать, увечными. Я не мог поспевать за другими, хотя обычно не уставал так быстро.
Увидев, в какой трудный путь мы собрались, островитяне дальше не пошли. С нами остались лишь один мужчина и мальчик. Поскольку наши офицеры и сопровождающие их не пожелали идти к кораблю ближним путем, я отделился от них и вместе с доктором Спаррманом, одним матросом и обоими индейцами пошел короткой дорогой, которую последние нам показали. Старик увидел, что я был очень слаб. Тогда он предложил мне руку и ловко пошел рядом со мной сбоку от тропы, прямо по камням. Так он вел меня довольно долго, весьма облегчив мне ходьбу. Мальчик бежал впереди и очищал тропу от камней. Делая частые привалы, мы поднялись наконец на гору, откуда увидели наш корабль, стоявший на якоре. Гора поросла мимозой, которая здесь достигала 9—10 футов в высоту. Некоторые стволы у самого корня были толщиной с бедро человека.
По пути мы натолкнулись еще на один источник. Но вода в нем имела гниловатый привкус и пахла тухлым яйцом. Все-таки мы немного попили из него. Солнце уже близилось к закату, нам пришлось еще почти два часа спускаться с горы в темноте, так что помощь индейца оказалась кстати вдвойне. Я подождал господина Пикерсгилла и его команду, потому что обогнал их почти на три мили. Мы проделали не менее 25 миль трудного пути, не встретив ни единого деревца, которое могло бы нас защитить от палящего солнца. Я отдал в награду моему доброму проводнику всю таитянскую материю и весь запас гвоздей, который имел при себе, и наконец со всем отрядом благополучно возвратился на борт».
Из этого сообщения можно видеть, что даже самые тщательные исследования еще не проливают вполне света на достойные удивления предметы, замеченные нами на этом острове. Что касается громадных изваяний, которые здесь встречаются так часто и сооружение которых явно не по силам нынешним обитателям острова, то вполне можно считать их остатками былых, лучших времен. Ибо число жителей на всем острове, по самым точным нашим подсчетам, не могло превышать 700 человек [384] , и эти люди способны были добывать только самое необходимое для поддержания своего жалкого существования. У них нет никаких инструментов, нет даже крова и самой необходимой одежды. Голод и нужда слишком преследуют их, чтобы они могли хотя бы помыслить о сооружении таких изваяний, для создания которых понадобилась бы вся их жизнь, а для установки — объединенные усилия всего народа. Сколько мы ни ходили по острову, мы не увидели ни одного инструмента, который мог быть как-то использован для ваяния или строительства; не встречали мы и свежих каменных осколков или незаконченных статуй, кои можно было бы счесть за работу теперешних обитателей острова. Представляется вероятным, что когда-то здесь жило население гораздо более многочисленное, более зажиточное и счастливое; во всяком случае, оно имело достаточно времени, чтобы удовлетворять тщеславие своих принцев, увековечивая их памятниками. Это предположение в известной мере подтверждалось следами посадок, которые встречались местами на вершинах гор. Впрочем, трудно сказать, по каким причинам народ мог сделать такой шаг назад в отношении как численности, так и благосостояния. Возможно несколько предположений. Так, вполне достаточно извержения вулкана, чтобы произвести опустошения, особенно губительные для народа, живущего на столь небольшом пространстве. Кто знает, не был ли когда-то сам остров создан деятельностью вулкана — ведь все здешние породы вулканического происхождения. Значит, новые извержения могли бы его и погубить. Такая ужасная катастрофа способна уничтожить все деревья и растения, всех домашних животных, даже большую часть людей, а избежавших огня, увы, преследовали бы слишком могущественные враги — голод и нужда [385] .
384
Испанцы, прибывшие сюда на корабле «Сан-Лоренцо» и на фрегате «Розалия», называют число от 2 до 3 тыс. Видимо, они не так основательно, как мы, обследовали внутренние области острова. См. письмо Дальримпля Хауксуорту,
385
По мнению современных исследователей, огромные каменные статуи изготовлялись в XI—XVII вв. Затем на острове начался период упадка, вызванный междоусобными войнами и, вероятно, стихийными бедствиями (вулканическими извержениями, землетрясением, цунами). Однако Форстер (как и некоторые современные ученые-популяризаторы) преувеличивает трудности, связанные с изготовлением и установкой статуй. Следует учитывать, что как сами статуи с увенчивающими их «шапками», так и платформы изготовлялись из очень легких и хорошо поддающихся обработке вулканических туфов (иногда даже из пемзы). Археологи обнаружили на острове множество рубил, молотков, зубил и долот, с помощью которых высекались изваяния и плиты платформ. Эти каменные орудия изготовлялись из твердых и прочных базальтовых и других пород, включенных в туфы и туфоконгломераты. Форстер преуменьшил численность жителей о-ва Пасхи. По мнению современных исследователей, на острове в то время обитало около 2 тыс. человек.