Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.
Шрифт:
Четвертая экспедиция 1833 года в карельские рунопевческие деревни имела решающее значение для рождения «Калевалы». В Бойнице Лённрот записывал руны от замечательного певца Онтрея Малийена, в репертуаре которого были все основные сюжеты, составляющие ядро «Калевалы». В этой же деревне собиратель встретился с известным в округе певцом и заклинателем Воассила Киелевяйненом. Это был глубокий старец и рун уже почти не помнил. Но он рассказал о героях эпоса много нового для Лённрота, расположив подвиги Вяйнямёйнена в определенной последовательности. Вернувшись из поездки, Лённрот начал готовить эпическую поэму о Вяйнямёйнене, композицию которой построил по наметкам Киелевяйнена. До этого он уже подготовил рукописи «Лемминкяйнен» и «Свадебные песни», намереваясь опубликовать их отдельно. Но в результате встреч с рунопевцами у Лённрота родилась мысль о возможности более широкого соединения сюжетов в единый эпос. К началу 1834 года он подготовил рукопись под названием «Собрание рун о Вяйнямёйнене», куда включил и ранее подготовленные циклы, и отправил ее в ФЛО для напечатания. Тем не менее в апреле этого же года он отправился в свою пятую экспедицию с целью сбора дополнительного материала,
Пятая поездка была короткой, но одной из самых значительных. Лённрот дошел до Ухты (ныне поселок Калевала), где усердно записывал руны и песни. На обратном пути он завернул в Латваярви, где жил известный рунопевец Архиппа, о котором собиратель уже раньше слыхал. Встреча Лённрота с самым выдающимся из всех известных рунопевцев Архиппой Перттуненом произошла 25 апреля 1834 года. Старый карел произвел на собирателя сильное впечатление своими превосходными песнями и рассказом о рунопевческом искусстве своего отца, от которого он перенял лучшие руны. За два с лишним дня Лённрот записал от него более 4000 стихов: около 20 эпических сюжетов, в том числе цикл о Сампо; 13 заклинаний большого объема, среди них прекрасные стихи о рождении железа и рождении огня; несколько лирических песен. Конечно, Лённрот не успел исчерпать репертуар Архиппы. Если бы ему не надо было спешить из-за распутицы, он, без сомнения, записал бы больше. Сюжеты рун, которые спел Архиппа, сами по себе не были новыми, ранее неизвестными. Новым было характерное для этого рунопевца соединение сюжетов и отдельных эпизодов в единые циклы и проявленная при этом самобытность, отличавшая талантливых певцов-поэтов из народа от простых хранителей рун и передатчиков однажды усвоенного. Архиппа Перттунен был тонким стилистом: он прекрасно владел такими поэтическими приемами, как аллитерация и параллелизм, умело строил диалог. Стих его музыкален и энергичен, без пустых повторов и метрических изъянов. Учитывая то, что весь поэтический материал хранился и шлифовался только в памяти, можно сказать, что Архиппа Перттунен обладал исключительным поэтическим даром.
В результате этой поездки Лённрот переработал уже подготовленную к печати рукопись, внося в нее поправки, детали и эпизоды из вновь собранных им рун. Несмотря на то, что руны Перттунена сыграли решающую роль в окончательном формировании письменного эпоса «Калевала», мы не найдем в ней этих рун в таком виде, как они были спеты Архиппой. Лённрот создал свою композицию и отобрал лучшие и наиболее подходящие для его замысла стихи из разных вариантов, соединяя их. Кроме того, он вплетал в эпическую канву лирические песни и заклинания, что в народной эпической традиции исключается. Но Лённрот сохранил все полевые записи и никогда не скрывал своего метода, а наоборот, публично разъяснял его, утверждая, что у него, как и у народных певцов, есть право на неповторимые контаминации. Признавая первостепенную роль карельских рунопевцев в зарождении письменного эпоса, Лённрот назвал первое издание так: «Калевала, или старинные карельские руны о древних временах финского народа» [2] .
2
Kalevala taikka vanhoja Karjalan runoja Suomen kansaan muinosista ajoista. Helsingissa, 1835.
Подписав предисловие «Калевалы» 28 февраля 1835 года и сдав рукопись в печать, Лённрот снова отправляется в путь — в свою шестую экспедицию по маршруту Реболы, Рутозеро, Юшкозеро, Ухта, Ювялакша, откуда через Вокнаволок вернулся в Каяни. Из ухтинских рунопевцев, которые в основном остались безымянными, собиратель упоминает Варахвонта Сиркейнена, по прозвищу Ямала, от которого записал 20 рун. В Ругозере Лённрот пытался записывать плачи, но вынужден был признать это занятие неимоверно трудным. В результате наблюдений над бытованием плачей Лённрот написал статью «О плачах в русской Карелии», опубликованную в 1836 году в издаваемом им журнале «Мехиляйнен». Статья является первым исследованием этого древнего и сложного жанра и свидетельствует о проницательности ума ее автора.
Седьмое путешествие (1836 — 1837 гг.), совершенное Лённротом на Север, было долгим и трудным. Целью собирателя явилось более широкое обследование территории, на которой говорили на языках, близких финскому. В отчете о результатах экспедиции Лённрот дает краткий обзор бытования разных жанров фольклора на этой обширной территории. Особого внимания в перечне собранных материалов заслуживает упоминание об «идиллических рунах», т. е. о лирических песнях и балладах, систематизацию которых собиратель начал в экспедиции. Следовательно, Лённрот уже работал над составлением «Кантелетар», которую называл сестрой «Калевалы». Многие лирические песни и баллады из «Кантелетар» Лённрот потом использовал при составлении второго издания «Калевалы». Больше всего лирических песен он записал в западной Карелии (ныне Севернокарельская губерния в Финляндии), куда ездил в 1838 и 1839 годах. В приходе Иломантси он встретил замечательную песенницу Матэли Куйвалатар (Магдалена Куйвалайнен, 1771 — 1846), которую в области Калевальской лирики называют мастером, равным Архиппе Перттунену в эпической поэзии. К сожалению, Лённрот назвал только одно это имя из числа многих исполнительниц лирических песен, с которыми встречался. Первые две книги «Кантелетар» вышли в свет в 1840 году, третья — в 1841 году.
Десятое путешествие (1841 — 1842 гг.) было самым длительным по времени и охватывало большую территорию. Теперь основной целью Лённрота явился сбор лингвистического материала, так как в 1840 году ему было поручено составление большого финско-шведского словаря. Он намеревался исследовать карельские диалекты и языки лопарей и самоедов (т. е. саамов и ненцев), чтобы определить степень их родства с финским. Первая часть путешествия прервалась в Петрозаводске из-за формальных придирок чиновников, так что собирателю пришлось вернуться обратно. Осенью он вместе с прославившимся впоследствии исследователем народов Севера и Сибири М. А. Кастреном отправился в Лапландию и на Кольский полуостров. Путешествие проходило в тяжелых условиях полярной зимы. Весной 1842 года путешественники прибыли в Кемь, откуда морем отправились в Архангельск. Но выяснив, что язык самоедов имеет мало общего с финским, Лённрот расстался с Кастреном и пустился в обратный путь через Онегу, Каргополь и Вытегру. Прибыв в Лодейное Поле, он направился к оятским вепсам и в течение нескольких недель изучал вепсский язык. Домой в Каяни он вернулся в октябре.
Последнее, одиннадцатое, путешествие, которое в данном издании не приводится, Лённрот предпринял в 1844 году в Эстонию с целью изучения родственного финскому эстонского языка. В Таллине и Тарту он знакомился с литературой на эстонском языке и с деятельностью эстонских филологов. Он специально обучался эстонскому языку у своего коллеги, врача и писателя Ф. Р. Фельмана, видного деятеля культуры, который был президентом основанного им Эстонского ученого общества и профессором Тартуского университета. В течение длительного времени Лённрот странствовал по деревням, изучая тартуский диалект эстонского языка. Домой он возвращался в конце года через Петербург, в основном пешком. По пути, уже за пределами Эстонии, Лённрот ознакомился с устной поэзией прибалтийско-финской народности водь, язык которой он определил как нечто среднее между карельским и тартуским диалектом эстонского языка, но отметил в нем и самобытные черты.
В 1842 году Лённрот опубликовал подготовленный им сборник «Пословицы финского народа», в 1844 году — сборник финских загадок. Но самый главный труд был еще впереди — составление новой редакции, или так называемого полного издания «Калевалы». На помощь Лённроту пришли молодые собиратели, среди которых выделялись студенты Даниель Эуропеус и Аугуст Алквист. Им удалось найти замечательных рунопевцев в западной Карелии и в Прнладожье, таких как Симана Сиссонен и род Шемеек. В 1847 году Эуропеус вместе со своим спутником Рейнхольмом открыли ранее неведомую область бытования Калевальской поэзии — Ингерманландию [3] . Эуропеус настаивал на включении ингерманландских рун в новую редакцию «Калевалы», но Лённрот не счел это возможным, так как ингерманландская эпическая традиция отличается от карельской. Придерживаясь сюжетной канвы первого издания, Лённрот из огромного количества новых записей отбирал то, что не требовало перестройки готовой конструкции. Из ингерманландских материалов он использовал немного, в частности вступление к циклу рун о Куллерво, повествующее о родовой распре между Унтамо и Калерво, отцом Куллерво. Изобилие материала создавало известные трудности при отборе. Лённрот писал в одном из писем: «Из всех собранных рун вышло бы семь «Калевал» и все разные». Кроме новых сюжетов и эпизодов из эпических песен, Лённрот внес в новое издание много лирических песен и заклинаний. Вторая редакция «Калевалы» вышла в 1849 году, оставив в тени ее первое издание (оно было переведено на шведский и французский языки до появления второго издания и на английский — в 1969 году). Именно вторая редакция «Калевалы» признана одним из великих мировых эпосов и переведена на тридцать три языка, причем на многие языки она переводилась несколько раз. Так, например, на немецкий имеется шесть переводов, на английский, французский, итальянский, шведский, венгерский, эстонский она переводилась по три раза; на русский, литовский, японский — по два раза. Переводы стареют, оригинал — нет.
3
Ингерманландия (фин. Inkerinmaa, Inkeri) — «Ижорская земля» русских летописей, входила в состав Новгородского государства. Охватывала земли по обоим берегам Невы и южное побережье Финского залива до реки Нарвы. На юге не имела четкой границы. Наряду с русскими, была населена ижорой, водью и ингерманландскими финнами, относящимися к прибалтийско-финской языковой группе. Ныне входит в состав Ленинградской области.
«Калевала» и «Кантелетар» закладывали основу для финского литературного языка, они оживили закостенелый книжный язык восточно-финскими и карельскими диалектами. Чтобы язык стал средством коммуникации и информации всех отраслей жизни общества, нужны были культурные термины, которых еще не существовало. Лённрот создал сотни новых слов, используя возможности родного языка, не прибегая к заимствованиям. Термины, введенные Лённротом, теперь кажутся исконными, как будто они родились вместе с языком. Последний свой большой труд, финско-шведский словарь, насчитывающий более 200 тысяч слов, Лённрот завершил уже в конце жизни. Отслужив десять лет в качестве профессора финского языка и литературы в Хельсинкском университете, он вышел в отставку, но продолжал трудиться в родном Самматти. Будучи по натуре просветителем, Лённрот писал книги для народа по вопросам обучения и воспитания детей, гигиены и первой медицинской помощи, и другим отраслям знаний, необходимых в повседневной жизни. Не найдется, наверно, такой области культуры, в которой он не оставил бы ощутимого следа. Так, например, его труд «Флора Финляндии» не потерял научного значения до сих пор. Лённрот был избран членом многих зарубежных научных обществ и академий, в 1876 году — почетным членом Российской Академии наук.
Несколько замечаний, относящихся к данному изданию. Поскольку в первой половине XIX века главенствующая роль в Финляндии принадлежала еще шведскому языку, большая часть опубликованных в книге материалов написана Лённротом по-шведски (письма, отчеты, очерки в шведоязычных газетах). Эти тексты для финского издания перевел Ялмари Хахли. Часть путевых заметок и писем Лённрот написал по-фински или по-карельски, не разграничивая два близких языка. Эти места помечены особо. Так как понятие «карельская национальность» в то время еще не утвердилось, Лённрот, как и другие собиратели и путешественники того времени, карел иногда называет финнами (из-за близости языка и традиционной культуры), иногда русскими — когда речь идет о восточных карелах.