Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг.

Лённрот Элиас

18 нюня я пришел в дом священника в Китээ, где про­был двое суток у Стениуса, замещавшего настоятеля церк­ви. В деревне Яма, у Пентти Хирвонена, по утверждению ряда крестьян, грамотного и поэтому сумевшего записать множество стихов, я не смог побывать, так как деревня находилась где-то в стороне от избранного мною пути. Вместо этого я отправился к Олли Халттунену в Рупповаара, что поближе. Там я встретил двоюродного брата Халттунена, у которого был лучший в деревне двор. Он приветливо принял меня, пригласил в дом и обещал по­слать за Олли. Вскоре пришел и Олли, которого все здесь называли «майстери» [16] , видимо потому, что у него был довольно разборчивый почерк. Я поинтересовался, много ли стихов он знает, на что он ответил, что много, и после этого знаком вызвал хозяина во двор. Там они, видимо, посовещались, можно ли мне довериться. Дело в том, что финские рунопевцы до сих пор боятся, что их могут при­влечь к ответственности за стихи такого рода [17] . Это я на­блюдал повсеместно. Исподволь и незаметно они пытаются убедить себя, что это не так. Когда, например, я привожу из ранее собранных мною заговоров какое-нибудь сильное заклинание против нечистой силы, у меня нередко спраши­вают, где я

его записал. Догадываясь, куда клонит собе­седник, я обычно отвечаю, что забыл имя человека, кото­рый мне дал эти заклинания.

16

Майстери — магистр.

17

Дело в том, что финские рунопевцы до сих пор боят­ся... — Имеются в виду отголоски страха перед проводимой церковью «охотой за ведьмами», которая в Скандинавских странах протекала в XVI — XVII вв. В XVII в. в Финляндии было приговорено к смерти за колдовство 50-60 человек. В судебных архивах сохранилось мно­го дел, свидетельствующих о том, что за исполнение не только за­клинаний и заговоров, но и эпических рун привлекали к суду как за колдовство.

Вскоре Олли вернулся в избу и начал было сказывать свои руны, но с ним повторилась та же история, что и со многими другими, — он никак не мог начать. Я счел не лишним оросить его память вином, и на этот раз мне повезло больше, чем с Маккойненом. Позже хозяин пока­зал мне свою библиотеку, довольно хорошую для кресть­янина. Помимо множества духовных книг, здесь были книги «Болезни животных» Ганандера [18] и несколько кни­жек Ютейни [19] .

18

Ганандер Кристфрид (1741 — 1790) — финский ученый, наряду с Портаном заложивший основу для финской фольклористики. В 1783 году издал первый сборник финских загадок (378 загадок с отгадками), в 1789 г. — «Финскую мифологию», которая содержит много образцов эпических рун и заклинаний, а также сведений о на­родных обычаях и обрядах.

19

Ютейни Яакко (1781 — 1855) — финский поэт и просве­титель, издал в 1818 г. сборник «Избранные финские пословицы». В одном из сборников Ютейни, содержавшем религиозные и фило­софские воззрения, церковь усмотрела ересь, и весь тираж его был в 1829 г. сожжен на костре.

21 июня я отправился в Потоскаваара, где, по моим сведениям, жил рунопевец Юхана Каттилус. Пройдя с чет­верть мили, я оказался на длинном и узком мысу, вдаю­щемся в озеро Китээ. Здесь стояло несколько домов. Мне предстояло разыскать человека, который перевез бы меня на лодке через залив, по ту сторону которого, в некото­ром отдалении от берега, на пригорке находилась Пото­скаваара. На том берегу со мной приключилось несчастье: когда я, прислонив ружье к дереву, помогал гребцу вы­таскивать на берег лодку, ружье упало на камень и вся дробь высыпалась из него. Я подосадовал, но делать было нечего, и по совету попутчика направился к деревне. Хотя мне было известно, что до дома Каттилуса не более чет­верти мили, я, не найдя тропинки, пропетлял более полу­мили. Наконец у одного дома на лужайке я увидел деву­шек за стиркой белья. Я спросил, не Каттилуса ли это дом, но они ответили, что нет, и посоветовали мне зайти в дом и узнать, как пройти к Каттилусу. В доме был мужчина, он показал мне тропинку, по которой я и добрался до нужного места.

Хозяйка радушно приняла меня, и поскольку время было обеденное, собрала мне поесть, так что и просить не пришлось. Старший сын, Юхана, был на рыбалке, но пос­ле полудня вернулся домой. Он без отговорок познакомил меня с рунами, вернее, с песнями, которые знал. Прошлой зимой Юхана болел и от нечего делать без чьей-либо по­мощи выучился довольно разборчиво писать. Теперь он пишет относительно хорошо и, что весьма редко среди крестьян, пишет грамотно, руководствуясь языком библии. Хозяйская дочь, сестра Юханы, так увлеклась чтением сборника рун Топелиуса [20] и некоторых других моих книг, взятых в дорогу, что чуть не забыла о свадьбе, на которую собиралась вечером. Я хотел в тот же день отправиться дальше, но остался, соблазненный возможностью побы­вать на свадьбе у соседского парня. Его избранница была из близлежащей деревни, куда за день до этого отправи­лись прибывшие на свадьбу гости. Я же решил побывать только в доме жениха. Весь следующий день я провел у Каттилуса, а вечером мы с Юханом Каттилусом отпра­вились за полчетверти мили отсюда в дом, где проходила свадьба. Хотя я был незваным гостем, но хозяева очень хорошо приняли меня и особенно обрадовались моей флей­те. Пока мы ждали молодых, я записал у собравшихся мужчин несколько рун.

20

...сборника рун Топелиуса... — Сборник С. Топелиуса «Старинные руны финского народа, а также современные песни» вы­шел пятью выпусками в 1822 — 1831 гг. (о Топелиусе см. вступитель­ную статью).

Вскоре из дома невесты в сопровождении толпы гостей прибыли новобрачные. Их приветствовали несколькими вы­стрелами из ружья, я тоже прихватил свой дробовик. В честь прибытия их угостили вином, сам хозяин поднес им во дворе, а хозяйка встретила с кувшином пива в ру­ках. Сват, главная фигура в этой церемонии, лишь после свершения множества обрядов повел всех в дом. После того как он поздоровался, у него, как принято в Саво и Карелии, спросили: «Что нового? На что он по обычаю отвечал: «В миру с миром». На вопрос, кто он такой, отку­да родом и за каким делом прибыл, сват отвечал образно. Дескать, есть дело, приведшее его сюда. Он рассказал, что изловил огромного орла, который разбойничал в его ку­рятнике, а кура, схваченная орлом, не захотела освобо­диться от его когтей. Тогда решили, что она заколдована. И тут стали гадать, откуда же орел родом. А когда он прилетел сюда, то подумали, не тут ли его дом. Вот и при­шли узнать. Хозяин, задававший вопросы, заявил, что он не может продолжать беседу, пока гости не покажут пас­порт, чтобы узнать, порядочные ли они люди. На это сват ответил, что он и рад бы это сделать, но устал с дороги и хотел бы сначала присесть и отдохнуть. Тогда всех их пригласили к заранее накрытому столу. Невеста села за стол рядом с женихом, а каасо [21] и рюткя [22] — по другую сторону от нее, сват сел рядом с женихом. По обе стороны от них сели ближайшие родственники, а дальше — кто куда. Сначала за столом пустили по кругу чашу с вином. Когда сват отпил для аппетита, хозяин объявил, что иного паспорта не требуется, и так видно, что они порядочные люди. «Эге, — подумал я, — в таком случае в наших ресто­ранах полно людей в десять раз «более порядочных»». Предложенная пища не отличалась ни особо искусным при­готовлением, ни большим разнообразием: хлеб, масло, ры­ба (свежая и соленая), похлебка, простокваша и пироги — вот и все. Братина с пивом ходила по кругу. Но я никак не могу похвалить их пиво, качеством оно уступало пиву из Хяме и Уусима и было не лучше обыкновенного кваса. Невеста за первым столом не притронулась к пище, а от­ведала ее только со второй сменой гостей. Не знаю, отку­да такой обычай, возможно, она хотела оказать равное внимание всем гостям, поэтому сначала почтила присутстви­ем тех, кто имел право сесть за стол первым, и стала есть, когда за стол сели все остальные. Таким образом, созда­валось известное равенство, и никто из гостей не чувство­вал себя обиженным.

21

Каасо — в свадебном обряде финнов н западных карел — женщина, сопровождавшая невесту во время сбора свадебных даров и одевавшая ее под венец. В роли каасо выступала обычно старшая сестра или другая близкая родственница невесты.

22

Рюткя — сваха, сопровождавшая невесту к венцу. В олонецких и архангельских говорах русского языка — брюдги (свадебные гости, женщины со стороны жениха); то же у карел-ливвиков.

Это пример того, как просто крестьянин выходит из за­труднительного положения, когда надо оказать честь сра­зу многим. Я с большим интересом внимал застольной беседе. Хотя среди присутствующих здесь гостей не было ни попа, ни ленсмана [23] — меня же они считали себе рав­ным и не стали бы стесняться, — здесь все проходило в рам­ках приличия. Ни сейчас, ни позже я не видел ни одного пьяного, который своим поведением вызвал бы нарекания со стороны окружающих. Это может показаться неправдо­подобным, особенно для тех, кто не имел возможности наблюдать финского простолюдина, кроме как в местно­стях, прилегающих к побережью, где даже в присутствии представителей высшего сословия творится много недозво­ленного. Но те, кому довелось путешествовать по Карелии и по ряду мест Саво, могут это подтвердить.

23

Ленсман (фин. nimismies) — государственный чиновник, отвечающий за общественный порядок и осуществляющий прокурор­ский надзор в своем округе.

После ужина столы были убраны и молодежь стала танцевать в избе, в сенях и на улице. Музыкантов не бы­ло, танцевали под песню. Иногда я подыгрывал им на сво­ей флейте, и они были очень довольны и говорили, что у них на свадьбах никогда не было такой музыки. Люди постарше сидели и беседовали о хозяйственных делах, о религии и обо всем, что их интересовало. Иные расска­зывали сказки и забавные анекдоты, другие пели песни и руны, третьи играли с молодежью. Поздно вечером мо­лодые отправились на брачное ложе, приготовленное для них в клети. Гости проводили их и, попрощавшись, верну­лись, чтобы продолжить свое веселье. Кто-то пошел спать, но большинство праздновало всю ночь.

На следующий день рано утром, часа в три-четыре, сно­ва сели за стол и часов в восемь-девять — во второй раз. Теперь невеста, а правильнее сказать, молодая хозяйка или невестка, обносила всех гостей вином и пивом, и каж­дый должен был принять стакан из ее рук. После этого она начала раздавать подарки свекру и свекрови, деверям, золовкам и другим близким родственникам, а также сва­ту, каасо и рютке. Дарила рубахи, рукавицы, пояса, носо­вые платки, носки и пр. Было принято, что невестка сама надевала на свекровь предназначенную той сорочку, но следует заметить — поверх другого одеяния. Некоторое время свекровь оставалась в ней и выглядела очень неле­по; случайный гость мог подумать, что она в сорочке справляет свадьбу сына. Такую же честь молодуха оказы­вала и свату.

Затем следовал здешний обычай — сбор денег для не­весты. Одни давали 75 копеек, другие — 50, самое мень­шее — 20 копеек. Многие давали по рублю и даже больше. Когда эти деньги, а также небольшая сумма в пользу бед­няков прихода были собраны, начался второй сбор в поль­зу невесты. Он назывался «выкуп церкви». Каждый, кто желал выкупить церковь, клал на стол монету или, по же­ланию, бумажные деньги. Положивший деньги последним становился «владельцем церкви», пока не находился сле­дующий покупатель. Я разменял на мелочь около рубля и по крайней мере раз пятьдесят «выкупал церковь» для родного края Хяме, но всегда находился еще кто-нибудь и выкупал церковь для своей деревни или хутора. Это со­стязание было долгим и принесло невесте много денег. За два сбора выручка перевалила за сорок рублей ассигна­циями.

После этого молодая хозяйка принялась хлопотать по хозяйству: помогала накрывать на стол во время обеда и убирать со стола после еды, а также выполняла другую работу. Позже я пожалел, что не ходил в дом невесты и не видел, как там справляли свадьбу. Правда, Каттилус рассказал мне об этом, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Говорят, что по прибытии жениха со свитой в дом невесты их встречают примерно с такими же церемониями. Сват обычно придумывает себе имя и утвер­ждает, например, что он сын Ананиаса Великого (имя из библии), что у его господина на самом хорошем и краси­вом месте чудесный сад, в котором растут всевозможные деревья, кроме одного — цитема (название из библии), и он мечтает, чтобы сад его пополнился еще и этим дере­вом. На поиски саженца он послал своих слуг. Слуги про­слышали, будто бы здесь (в доме отца невесты) должно быть такое дерево, потому-то и пришли сюда с надеждой получить хотя бы веточку, ствол же обещают оставить в целости. Они уверяют, что за веточкой будет самый за­ботливый уход со стороны их господина, она хорошо при­живется и в скором времени даст плоды. Дальше все про­исходило так же, как в доме жениха, с той лишь разни­цей, что перед уходом поезжан сват спрашивает, живы ли отец и мать невесты и что они дадут в приданое дочери. Некоторые дают корову, овцу и что-нибудь из одежды, но во всех случаях обязательно следует пообещать дочери косу, серп и косарь [24] .

24

Косарь — широкий косой нож с небольшой деревянной ручкой. Им срезали ветки лиственных деревьев (березы, ивы, рябины) для веников.