Путешествия к американским берегам

Загоскин Лаврентий Алексеевич

Устье Молекожитно от последней обсервации лежит милях в 8 к NO 80°. Исток ее, по словам проводника, составляется из горных потоков, стекающих с восточной стороны горной купы Хольткхагеля; светлая вода речки удостоверяет в каменистом грунте русла; течение в водополь должно быть весьма сильно. Молекожитно считается одна из изобильнейших бобрами.

Переправясь к левому берегу, мы подвинулись еще на 7 миль к речке Минхотлятно, на устье которой и расположили свои палатки. Видя, что вход в нее загорожен туземными сетями, в первый раз опустили свои. В ночь к нам попало четыре средние нельмы, четыре щуки, максун, морской сиг и чинтагноя, но за эту добычу пришлось поплатиться тремя лучшими сетками, которые были изорваны щуками огромной величины.

На правом берегу, верстах в двух выше нас, был виден обширный стан туземцев. Вскоре после нашей остановки отделилось от него семь лодочек. Подплывая

к нам, дикари с любопытством рассматривали байдару, палатку и нас самих; но войти на берег не решались. Татлек не понимал их наречия; проводник был занят постановкой сеток. Несколько ниток бисера открыли сообщение; чай, сахар и ласковое обращение скоро уничтожили всю робость туземцев. Один из них, пользовавшийся уважением товарищей, подарил нам пару свежего хайка; это была первая морская рыба, которую мы увидели в то лето.

Встреченные нами туземцы проживают в верховье Минхотлятно отдельными семействами, добывая себе пропитание в горах промыслом оленей и сохатых и рыбной ловлей в многочисленных озерах; видом и одеждой нисколько не разнятся от племени тлегон-хотана, с которыми хотя и состоят в непосредственных сношениях, однако довольно явственно отличаются наречием.

Черный бисер, проволочные кольца и другие железные вещи, выпускаемые только для туземного употребления из редута Колмакова, свидетельствуют о взаимном сообщении племен, обитающих между Квихиаком и Кускоквимом.

Минхотлятно имеет беловатую воду, тихое течение, песчаные берега. По словам туземцев, протекает от полдня и в вершине изобильна бобрами. Сторона, ею орошаемая, лесиста, богата соболями и росомахами. На устье ширина речки до 30 сажен.

22 июня. Малооблачно, тихо.

В 6 часов утра мы были на стане дикарей, состоящем в числе 46 душ обоего пола, из которых 11 человек было взрослых промышленников. Туземцы, зная понаслышке о дальности полета русской стрелки (так они называют ружья), просили нас показать действие огнестрельного оружия. Я приказал выпалить из винтовки рикошетом по воде. Надобно было видеть удивление туземцев, когда вслед за вспышкой показались брызги, означаемые скачками пули; но они еще более были приведены в изумление, когда на лету я убил ласточку и при рассматривании они не нашли никакой видимой раны.

От речки Минхотлятно характер страны изменяется. Цепь гор левой стороны Квихпака переходит в холмистую тундру, усеянную озерами. Нагорный хребет, острые игольчатые вершины которого обнаруживают гранитное сложение, отходит мили на три от берега, образуя широкие разлоги, по дну которых струятся многочисленные потоки. На дальнейших отклонах этого хребта виден был во многих оврагах и размоинах снег, и проводник утверждал, что он в редкое лето совсем стаивает. Самое прибрежье, вместо каменистой лайды, способной для бечевника, заменяется низменным берегом наносной или намывной иловато-глинистой почвы, что объясняется и видом самого прибрежья, которое выше внутренних мест.

Пройдя 13 миль от стана туземцев Минхотлятно и найдя удобное место для поиска за оленями, мы остановились и вытащили байдару на берег. Необходимость прокормления была причиной таких остановок, весьма для нас и скучных и тягостных. Но, зная всю трудность доставки тяжестей из Михайловского редута, я не мог расходовать сухарей более определенного количества, весьма недостаточного для поддержания сил человека, находящегося в непрестанной физической работе; к этому и судно наше, не смазываемое жиром, требовало особенной сохранности.

Туземцы, встреченные нами на пути в четырех лодочках, принадлежали к племени, проживающему по Минхотлятно. На призыв наш они тотчас подъехали, но, пока не получили небольших подарков, дрожали от робости.

Близ полуночи подплыли к нам пять лодочек торговцев с жила Нокхакат, возвращавшихся после расторжки с верховыми жителями Квихпака. У каждого из них лодочки были набиты соболями и росомахами, и, сверх того, на кормовой части возвышались огромные связки бобров. Не ожидая встретить нас столь высоко и угадывая цель нашей поездки, они казались озабоченными, начали расспрашивать проводников и, узнав, что двое из команды отправлены на охоту, вдруг переменили незадолго до того объявленное намерение относительно возвращения на свое жило для рыболовства, и вздумали было расположиться на ночлег с нами. Для этого некоторые стали подкликать своих товарищей, ехавших в числе десяти лодочек по другую сторону прилежащего островка. Такой их поступок не мог показаться не подозрительным, хотя в числе пяти человек нам нечего было опасаться нападения втрое многочисленнейшего, однако, зная этих туземцев за лучших торговцев, мне следовало обойтись так, чтоб отклонить их от худых намерений,

иначе, при некоторой явной неприязненности, оказанной с их стороны, они, опасаясь возмездия, прекратили бы все свои сношения с Нулато и тем немало бы повредили возникающей торговле в том крае. Напоив их чаем и раздав по нескольку листов табака, в котором они нуждались, я решительно воспротивился ночлегу их в одном с нами месте, прикрывшись объяснением, что ночь мы проводим в отдохновении после трудов [64] и потому не в состоянии с ними беседовать. Если же они точно имеют желание остановиться, то указал им на противолежащий остров. Торговцы уехали. Мы были уверены, что явного нападения на нас не последует; со всем тем имели повод опасаться за наших охотников и ночь провели весьма не в спокойном духе.

64

В летнее время туземцы этого края имеют обыкновение совершать свои переезды в ночное время, как более прохладное. Нам ради астрономических наблюдений этого делать не приходилось. Впрочем, в самый жар, то есть с половины двенадцатого до половины третьего, мы также старались, смотря по местности, останавливаться и это время употребляли для обсервации.

23 июня. Облачно, тихо, в юго-восточной стороне гром. Оставались на месте.

Рано поутру Татлек отпросился поискать бобров по протокам. Я отпустил, но немало удивился, когда часовой донес, что тот забрал свои пожитки. Казалось явным, что проезжавшие в ночь торговцы сманили его с собой; это же подтверждал и оставшийся с нами туземец Вторник. Я не беспокоился собственно о том, что в Татлеке лишился единственного человека, который мог бы кой-как сообщить некоторые необходимые сведения; мы уже достаточно убедились, что для собрания верных источников о стране необходимо понимать ее обитателей, если не самому, то по крайности человеку, способному сообразить смысл вопроса или передаваемого ответа: беспокоит одна неизвестность; на деле всегда представляется иначе, нежели предполагаем по собранным каким бы то ни было побочным сведениям. Познакомясь несколько с бытом туземцев, их малочисленностью и невоинственным характером, нам для достижения верховья Квихпака оставалось только следовать против его течения. Но меня озаботило то, что поступок Татлека мог иметь неприятные следствия на торговые операции нашего заселения. Мои опасения подтвердились признанием Татлека, возвратившегося в сопровождении своего зятя близ 6 часов вечера. Тот, будучи в хороших связях с управляющим Нулато, отговорил его от такого поступка. Я не выговаривал Татлеку, но не скрыл от него, что худо бы он сделал, если б явился без нас в Нулато, потому что был бы задержан вместе с семейством, а в случае нашего невозвращения осенью был бы отправлен в редут. Впрочем, с этих пор я приказал тайно замечать за обоими проводниками, но это было напрасно: простоватый Вторник, сытый, одетый в красную рубаху, размазанной киноварью, обсыпанный орлиным пухом и украшенный бисером и пуклями, не помышлял оставлять нас; Татлек особенной услужливостью, видимо, старался загладить свою опрометчивость.

На косу противолежащего островка ввечеру пристали три лодки: одна семья туземцев речки Ноггойя («Лягушачья»). Старик, подъехавший к нам, подарил каждому по хайковой юколе и сказывал, что вверху все бобры откуплены торговцами с реки Юннака. Но когда мы ему объявили, что идем собственно для осмотра местности, то этого он никак не мог взять в толк и только качал головой.

24 июня. Облачно и просияние солнца, W умеренный. Оставались на месте.

По меридиональной высоте солнца определена широта места 64°53'51", долгота по хронометру 154°43'47" к западу от Гринвича. Река в этом месте разбита довольно значительными островами на многие протоки, так что настоящие берега отстоят друг от друга мили на три. Иные протоки не шире 75 сажен и почти во всю ширину прорезаны каменистыми россыпями. Все острова состоят из наносной почвы. Вода в реке так мутна, что на глубине полутора футов не видно дна.

Еще одна семья туземцев Ноггойя подъезжала к нам; они спускаются ниже для приискания удобного места для рыболовства.

В 10 часов вечера возвратились стрельцы, о которых я начал было серьезно беспокоиться; они принесли оленью матку весом около 3 пуд. Будучи во весь поход вполсыта, мы запировали. Один из охотников принес веточку рябины в цвету. Здесь впервые мы увидели это деревце, но впоследствии находили его и в Нулато, и в Икогмюте по нагорной стороне Квихпака, в разлогах и горных падях. Рябина растет во всем этом крае кустарником не выше полутора саженей.