Путешествия от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной
Шрифт:
Когда она уходила из отеля, Берни пришел провожать ее. Он протянул ей руку и сказал: «Давай забудем обо всех неприятностях…»
– Эту фразу должна была сказать на самом деле я, – ухмыльнулась Лидия. – Прости меня за то, что я зачем-то загуляла с «хомяком» у тебя на глазах, и за то, что я постоянно делала вид, будто бы не замечаю тебя… А на самом деле ты всегда был мне по-своему дорог.
–Правда? – искренне обрадовался Берни. И тут же остудил себя, ведь Лида была почти уже замужем. К чему этот поспешный взрыв эмоций?! Ему даже стало немного неловко. Он хотел сказать: «Если Юрий обманет или бросит тебя, то я…» Но промолчал. Если бы Лидия захотела, она могла бы обратить на него внимание, присмотреться к нему как к мужчине после того, как
– Ты отличный парень, Берни, – сказала Лида, она и не представляла, что происходит в душе ее визави.
Они по-дружески обнялись и попрощались, при этом каждый из них подумал, что навсегда и каждый остался при своих недосказанных чувствах. Лидия не знала, что Берни по-настоящему и глубоко любит ее – она полагала, что просто нравится ему как подруга. Берни не догадывался, что она не так уж и равнодушна к нему…Странные стечения обстоятельств мешали им до конца выговориться и раскрыться друг перед другом, судьба словно специально, хитроумно оттягивала последнее объяснение.
Юрий был внимателен и нежен с Лидией в их совместной жизни. Он, кажется, всем был доволен. Как его невеста готовит, как одевается, как причесывается, как встречает его после работы. По крайней мере, он ни разу не высказал неудовольствия. Правда, и особых восторгов не высказывал – он был весьма сдержан. Но Лидия не придиралась к деталям – она была настолько счастлива, что даже не замечала их.
Несмотря на свои скромные доходы, Юрий и Лидия иногда даже позволяли себе некоторые излишества – ужинали в приличных ресторанах, ходили в Колизеум на концерты, отдыхали на туристических базах. Временами они даже покупали себе красивую одежду. Однажды Юрий приобрел Лидии даже черную норковую шубу, которая также, как и в России, могла пригодиться женщине во время холодных зимних стуж.
Говорят, когда любишь по-настоящему, должен быть счастлив и ночью, и днем и каждый раз по-своему: ночью – чувственно, бездумно, днем – уравновешенно и обдуманно, осознавая все достоинства и недостатки своего положения.
Лидии казалось, что у нее с женихом было полное счастье, примерно такое, о котором она мечтала. Теперь горизонт ее судьбы был относительно ясен: у нее был мужчина-друг, на которого можно было положиться в трудную минуту, вместе они могли бы достаточно заработать, чтобы купить квартиру, машину, переселиться в более престижный район Эдмонтона, пригласить к себе в гости родителей и друзей из России. Лида знала, как Юрий скучает по маме и она еще ни разу не приезжала к нему за все время его эмиграции. Но если у них будет хорошая квартира, она обязательно приедет. Конечно, купить квартиру будет непросто – и Лидия, и Юрий мало зарабатывают, но в то же время ей не хотелось бы, чтобы Юрий уходил из Университета Альберты, ведь наука была делом его жизни.
К слову говоря, в их молодой семье было одно-единственное табу на разговоры – это именно работа Юрия. Он не любил рассказывать, что происходит в Университете Альберты. Иногда он приходил с университета злой, раздраженный, молча ел, молча выпивал кофе и ничего, ни слова не говорил ей.
***
Но богаты ли профессора литературы и словесности в Канаде? Уважаемы ли они в обществе? Какие у них привилегии или таковых нет вообще? Всего этого Лидия не знала – Юрий ничего не говорил ей. И она решила зайти с другого бока – познакомиться с семьей одного из докторов наук, коллег Юрия. Объяснить это можно тем, что она заскучала, а в гости они никогда не ходят. Она подловила момент, когда Юрий был в хорошем настроении и рассказала ему о своих планах.
– А что, пожалуй, это можно устроить, – весело сказал Юрий. Правда, улыбался он при этом какой-то странной улыбкой, больше похожей на ироничную усмешку. Походив немного по комнате, он все же сказал: Канадцы не русские, они не любят ходить в гости друг к другу и никого к себе не приглашают, и похмелья у них не бывает. Но иногда администрации Университета
Лидия не стала раскрывать истинных мотивов своей просьбы и объяснила это тем, что пора им уже иметь и постоянных друзей. Она заявила:
– Не к кому даже на чашку кофе сходить! Не с кем шопинг по выходным устроить! Я хочу иметь друзей не из местных русских, а из канадцев.
– Друзей?! Из канадцев?! – снова ухмыльнулся Юрий. И добавил загадочно: Ну-ну…
Сегодня он явно не хотел с нею ссориться и обошелся только абстрактным «ну-ну».
***
У Лидии в Канаде было шесть-семь знакомых эмигрантов – хотя в Эдмонтоне не имелось даже Собрания эмигрантов – но с ними было так принужденно, так скованно, от них веяло каким-то нафталиновым, искусственным ностальжи. Эти русские эмигранты вели себя как надоедливые мухи: все жужжали и жужжали о неприятностях. Из всего эмигрантского бомонда по-человечески привлекателен был только Дмитрий Кротов, кандидат физико-технических наук из Днепропетровска.
Дмитрий рассказывал, что просыпается утром с единственной целью «поболтать бы с кем-нибудь по-русски», отдохнуть душой. С утра он забывал даже элементарные английские слова, сны ему снились тоже «русские», особенно тяжело Дмитрию давались тяжеловесные английские времена. Он совершенно не способен был на лингвистические рекорды, что знал, то знал, а новое ему не давалось. «Болтать о том, о сем – это чисто русская привычка», – считал Дмитрий. «В Канаде совершенно не умеют болтать добродушно-доверительно и при этом легко, в сущности, ни о чем, «за жисть» или, наоборот, изысканно и томно вести беседу, вставляя в речь имена известных поэтов, художников, актеров, разумеется, кстати. А чего стоит национальный русский степ о политике и правительстве?! Это же суть русской городской жизни, особенно в таких мегаполисах, как Москва и Петербург»
При воспоминании о Питере, где Кротов заканчивал Университет, эмигрант просто светлел душой и неизменно оживлялся. «Может, рванем в Питер?!» – как-то совсем уж неожиданно предложил он, обращаясь непонятно к кому. Впрочем, дальше этого ностальгического возгласа у Кротова ничего не пошло.
Юрий не любил Дмитрия. Лиде он объяснил свою антипатию тем, что ему не нравятся цветистые словеса соотечественника, то, что тот без всякого пиетета относился к английскому языку, а также тот факт, что Кротов не считает канадскую науку сильной. Однако девушка подозревала, что антипатия Юрия имеет более глубокие корни. Когда Лида предлагала Юре сходить в гости к Дмитрию, тот неизменно отказывался. Когда Дмитрий заходил «поболтать» к ним, Юрий уходил на их крошечную кухню, едва выдавив из себя «Привет», и начинал демонстративно перемывать посуду.
Лиде не нравилось также то, что Юрий вел себя так неуважительно по отношению к человеку, который был намного старше его возрастом и достиг серьезных успехов в науке. Юрий относился к Дмитрию Феофановичу Кротову с подозрительностью, недоверием и даже с какой-то брезгливостью. Он не говорил Дмитрию ничего обидного в лицо, но слушал его с неприятной улыбкой : «мол, говори-говори, старина, меня ты лично ни в чем не убедишь, да и вообще мне это мало интересно».
Итак, Дмитрий не хотел сходиться с Дмитрием Феофановичем и другими эмигрантами. Скорее всего, он не стал бы дружить и с Берни, хотя тот был очень образован. Юрий упорно никого не желал пускать в свой внутренний мир. Лида уже поняла это. Его невеста была, пожалуй, единственным человеком за последние два-три года, которому, то есть которой он позволил занять определенное место в его жизни и раскрыл некоторые секреты. Впрочем, большую роль здесь сыграло сильное сексуальное влечение. На самом деле ведь Лида тоже не знала, ценит ли он ее ум, ее интеллект. Он никогда ничего не говорил по этому поводу.