Путешествия по Африке
Шрифт:
Сообщу здесь о некоторых культурных растениях этих областей. Здесь повсюду возделывается маис, но только в незначительных количествах, как лакомство для привилегированного слоя. Его зерна едят большей частью в свежем виде, поджаренными, хотя туземцы знают еще один прекрасный способ его приготовления. Зерна дурры и духна {60} (Sorghum и Penicillaria или Penissetum) здесь неизвестны, их место занимает телебуч (Eleusine coracana). Мука из него, не освобожденная от отрубей, дает темную шоколадного цвета кашу и подобного же цвета кисра (лепешки). Во время еды всегда чувствуется словно песок между зубами из-за жесткости шелухи. Мука из телебуна может быть значительно улучшена тщательной обработкой. Сладкие бататы и различные виды тыкв здесь также разводятся, ямс меньше, бананы и маниок в умеренных количествах. В области азанде маниок встречается в двух видах:
Этим, однако, не исчерпываются плоды земли у азанде; здесь местами разводится различная зелень, применяемая как приправа для соусов. Следует вспомнить о кунжуте (Sesamum indicum L.), — «зимзиме» арабов. Это растение широко распространено в египетском Судане, как и в самом Египте, благодаря богатому содержанию масла в семени. Нубийцы получают из него очень хорошее масло, тогда как туземцы только растирают его, подобно семенам тыквы, и едят в вареном виде, как приправу к их мучной каше. Назовем еще Colocasia antiquorum (египетский питательный корень); у азанде он называется «манзи» и отличается от египетского сорта особенно нежным, приятным вкусом. Цвет гораздо белее, кремовый, а клубень значительно меньше. Наконец, достойно упоминания, что я нашел здесь, к моему большому изумлению, также бамию (Hibiscus esculentus), любимый продукт нубийцев и арабов. Стебли ее достигают здесь значительной высоты, тогда как в нубийских странах бамия образует только низкорослые кусты.
Во всех негритянских странах, мною посещенных, разводятся домашние куры, но они здесь очень мелкие, за исключением одной породы, разводящейся далеко на юге от Уэле. Окраска оперения разнообразна, как и у наших кур, яйца соответственно малы. Большинство кур приносится в жертву бенге, впрочем иногда и съедается, но туземцы совершенно не употребляют в пищу яиц. Небрежность негров, маленькие четвероногие и хищные птицы, преследующие и пожирающие яйца и кур, а также грабежи нубийцев — причина того, что по временам какой-либо район совершенно лишается этой птицы, как это, например, имело место у Ндорумы со времени пребывания там людей Рафаи. Мои охотничьи ружья доставляли мне теперь чаще, чем прежде, цесарок, из которых варился густой суп с тыквой или сладкими бататами.
Дорога от хижины вождя Бенди шла почти в северном направлении, и я далеко за полдень 11 ноября прибыл к старому князю Уандо. На полпути мы пересекли верховье Мбруоле, берущей начало, как Капили и Дуру, на востоке. Ее среднее течение проходит частью через область Нгериа, частью через округа сыновей Малингде, а нижнее течение по стране мангбалле, о чем я уже говорил. Это низовье имеет немного притоков, что значительно облегчило наш путь. Последний перейденный нами поток принадлежал уже большой системе реки Джуббо. При этом следует отметить, что я здесь еще раз встретил клочок засушливой нильской области, так как Джуб-бо течет на север и соединяется с Суехом, последний же является притоком Джур, который, в свою очередь, соединяясь с Вау, впадает в Бахр-эль-Газаль. Область, которую мы прошли, и здесь густо населена, но сказались печальные последствия многочисленных расквартирований и насилий войск. Чем ближе мы подходили к резиденции Уандо, тем чаще появлялись селения, так что, выходя из одной группы хижин, мы видели уже следующие. Ни азанде, ни большинство других народностей посещенных нами областей не живут объединен-но, целыми селениями; семьи живут раздельно, рассеявшись хуторами по округу своего вождя.
Я с нетерпением ожидал знакомства со старым князем, который один из последних противостоял владычеству нубийцев и враждебно отнесся к экспедиции д-ра Швейнфурта. У одной группы хижин я увидел многочисленных азанде, ожидавших меня на почтительном расстоянии, и в этой массе я тотчас же узнал Уандо по его дородности. Он не носил княжеских знаков достоинства, старая династия азанде пренебрегает ими. Его «рокко» (одежда из коры) была не лучше, чем у его подданных, стоявших вокруг, но рука его сжимала не копье для метания, а мирное опахало от мух. Я пожал жирную руку Уандо, и этим была скреплена наша дружба. Но все же он первое время оставался задумчивым и скупым на слова, что было совершенно понятно, потому что против него сидел отпавший сын Хокуа, который последовал за мною сюда.
После долголетней вражды, во время которой эти самые близкие родичи даже не видели друг друга, они теперь сидели вместе, не обменявшись ни одним словом приветствия, и чувствовалось, что они и сейчас настроены очень недружелюбно. Гнев Уандо был вполне справедлив, причиненное ему бесчестие не могло быть легко забыто; все же я должен был добиваться того, чтобы дело как можно скорее закончилось хорошо. Раньше всего нужно было поднять общее настроение, для чего я прибегнул к хорошо испытанному средству — к музыкальному ящику. Слух о совершенно необыкновенных звуках, издаваемых этим ящиком, опередил меня, и желание послушать музыку уже громко высказывалось. Когда прекрасные звуки смягчили настроение, я энергично принялся за примирение.
Я уговаривал Уандо забыть случившееся: ведь Хокуа пришел к нему с раскаянием и больше не ждет, что отец первый придет на станцию турок. Сообщил ему, что мы с управляющими договорились о положении на будущее в благоприятном для всех смысле и что теперь Уандо должен высказать свои пожелания, чтобы все было урегулировано окончательно. Коварный Хокуа, вероятно, был не особенно доволен этими словами, так как явно стремился к неограниченной власти над всей областью и охотно уничтожил бы отца и братьев.
По-видимому, сильно взволнованный, Уандо ответил мне длинной речью: он уже ничего не может решать, он стар и передал свои владения трем сыновьям, которые сами должны решать все; для себя и своих людей он требует лишь местечка для обработки полей, где он мог бы жить мирно и спокойно, не будучи вынужден каждое мгновение прятаться в диких местах от преследований и нападений. Если его сыновья действительно договорились и урегулировали положение для длительного мира, то он хотел бы вернуться в свое прежнее селение у Дуру. Откровенно говоря, я не рассчитывал, что действительно примирю отца с сыном; но я достиг по крайней мере того, что в этот и следующий дни Уандо и Хокуа обменялись несколькими миролюбивыми словами. Я был удовлетворен уж тем, что, благодаря своевременному вмешательству, мне удалось, как и в случае у негров абармбо, предотвратить бесполезное кровопролитие.
Я пробыл несколько дней у Уандо; за это время вернулись отправленные ранее послы к князю Нгериа и Бинзе, потому что мой путь к Ндоруме проходил через их области. Они взяли с собой письма для Бондорфа, которого я извещал о моем предстоящем прибытии.
Правда, у меня было большое искушение перед этим сделать еще одну попытку проникнуть в закрытую для меня страну князя Мбио, которая простиралась по ту сторону реки
Джуббо на север. Уандо и Феро подали мне некоторую надежду на получение разрешения от Мбио, и я немедленно отправил к нему послов. Но эта возможность связаться с последним, еще совершенно независимым князем азанде оказалась обманчивой, ибо ответ Мбио не только был отрицательным, но содержал еще угрозу напасть на нас по дороге к Ндоруме и убить нас. Как ни грозно это звучало, я только посмеялся над многим из того, что он велел мне сказать, и заключил, что он попросту боится меня. Между прочим, он велел мне сказать: «Он знает, что я могущественный „турк“, но в моем теле есть огонь». Я не знаю до сего времени, подразумевал ли он под этим мои ружья, о которых до него дошли слухи, сильно преувеличенные, либо у него в мыслях были те спички, которые я ему послал от абака. Но так или иначе нужно было соблюдать предосторожность, и я снова написал Бондорфу, чтобы Ндорума не посылал мне людей навстречу через необитаемую область прямо к Нгериа. Более надежной мне казалась теперь западная дорога через область Бинзы.
Уандо бывал у меня часто и подолгу в хижине и выказал величайший интерес к моим небольшим предметам обихода. Я подарил ему кое-что: синюю ткань, ножницы, нож, зеркало, бусы и т. п. Женщины азанде тоже скоро преодолели свою робость, внимательно осматривали все и всегда охотно принимали нитки бус. Снаружи ежедневно собиралась большая масса людей и требовала показать им музыкальный ящик. Однажды я вспомнил, что в единственной бутылке шерри, бывшей у меня, еще осталось несколько рюмок этой благородной жидкости. Я дал ее выпить Уандо и подарил ему вдобавок пустую бутылку. Его радость была велика, и он прислал мне в качестве ответного подарка пиво. То было излюбленное у азанде «батоси», изготовляемое из телебуна (зерна элевзина). Насколько каша из телебуна по качеству уступает кашам, сваренным из других видов зерна, настолько телебун хорош для приготовления пива. В домашнем хозяйстве вождей это пиво тщательно варится и хорошо процеживается, так что я его пил довольно охотно. По сравнению с мериссой из зерен дурры, это пиво стоит ближе к нашим сортам. Часто мутное, оно дает лишь небольшой осадок; оно очень приятно на вкус, крепко и весьма питательно, лучшим доказательством чего служила полнота Уандо, так как он пил в большом количестве свое любимое «батоси».